Сергей Клочков - Новая зона. Время туманов
— Руки за спину, смотреть под ноги, пошел вперед, — флегматично пробубнил Семену один из хмурых и слегка подтолкнул его в спину. — Давай топай.
Когда слышишь вот такой спокойный, равнодушный голос с какой-то особенной прохладной интонацией, то — и Семен это в свое время очень хорошо усвоил — лучше слушаться сразу. Иначе дядя, обладающий этой самой прохладной интонацией, ни на секунду не задумается перед сокрушительным ударом в почку или хрустким выворачиванием руки под углом, непредусмотренным человеческой анатомией. Шелихов хорошо знал тот сорт людей: спокойные, уверенные в своей силе профессионалы, для которых человек — всего лишь материал для работы. Хорошо знал и потому тихо ненавидел, как и любой сталкер, пусть и бывший. Впрочем, на рожон Серый никогда не лез, а сейчас этого делать тем более не следовало — дураку было понятно, что это серое здание вряд ли имеет отношение к следователям и прокурорам, а уж тем более адвокатам или каким-нибудь правозащитникам. Каким-то шестым чувством бывший сталкер осознал — в этой «конторе» церемониться ни разу не будут, и потому послушно потопал к входу, направляемый легкими тычками в спину. Скрипнула массивная входная дверь, ведущая в выложенный коричневой плиткой гулкий коридор, в лицо пахнуло характерным, немного терпким «конторским» запахом, какой бывает обычно в старых институтах или школах, — смесь хлорки, мокрого кафеля и пожелтевших книг, а также почему-то легкой ноткой заброшенности, той особенной пустоты, какой обладали почти все здания Зоны. И было еще что-то определенно знакомое, хотя и неприятное ощущение присутствия той самой атмосферы, от которой Семен в свое время попытался сбежать. Шелихов даже остановился на несколько секунд, поежившись от неприятного зуда между лопаток, ледяного касания где-то внутри, за грудиной. Очередной тычок в спину вывел Семена из секундного замешательства, и Серый пошел дальше, однако ледяная иголка так и не вышла из груди, а знакомый и уже смертельно надоевший страх заставил сильнее биться сердце. Арест и камера почему-то не могли напугать бывшего сталкера так, как это сделал легкий привкус Зоны в воздухе сыроватого, прохладного коридора.
— Заходи. Сидеть тихо, не орать, чё надо если — стукни в дверь, услышат. Приборы, само собой, не трогать. — «Хмурый» по-прежнему не смотрел на Семена.
— А… это… — Шелихов попытался сформулировать вопрос, но все было пока слишком непонятно.
— Начальство вызовет и растолкует. — Дверь, обычная деревянная дверь в облупившейся белой краске, закрылась за «хмурым», и в замке звякнул ключ. Вынести хлипкий дверной замок в общем-то ничего не стоило, но Семен решил, что этого делать, мягко говоря, не следует. Точно так же можно было и выбить стекло в широком, светлом окне бывшего, похоже, кабинета или небольшой лаборатории, но Шелихов понимал, что и это скорее не просчет «хмурого» относительно арестанта, а просто уверенность в том, что данный «объект» все правильно понял и дурить не станет.
— А вот в этом вы, господа хорошие, таки правы. — Семен вздохнул и осмотрел свою новую «камеру».
Похоже, что это здание и в самом деле когда-то было НИИ или даже, возможно, больницей: у дальней от входа стены стоял лабораторный стол с вытяжкой и несколько узких стеклянных шкафов, в углу находился массивный, допотопного вида прибор с огромным колпаком из матового стекла и пучком разноцветных кабелей. Впрочем, на письменном столе стоял вполне современный плоский монитор и странная конструкция из десятка черных «кирпичей», соединенных между собой тонкими стеклянными трубками и проводами. На экране непрерывно скакал яркий зеленый график, и бежали столбцы чисел. У самого входа располагались железная койка, аккуратно, по-армейски застеленная, тумбочка и небольшой раскладной столик. Относительно кровати указаний от «хмурого» не поступало, и Семен, сняв ботинки, лег и не без удовольствия растянулся на скрипнувшей сетке — усталость давала о себе знать. Только легкое, свербящее ощущение опасности, так знакомое еще в Зоне, а также полная неизвестность не давали расслабиться и заснуть, и Семен долго лежал на спине, рассматривая потолок и пыльные лампы в металлических абажурах.
Ближе к вечеру Шелихову принесли ужин, можно сказать, достаточно неплохой — большая тарелка макарон с подливой и крупно порезанным тушеным мясом, хлеб с маслом и копченой колбасой, печенье и два стакана — один с горячим крепким чаем, другой — с компотом из сухофруктов. Ко всему этому великолепию, на удивление, полагалась еще и маленькая бутылка светлого пива, запотевшая крупными каплями воды. Если Семена и арестовали, то держать на тюремной баланде явно не собирались.
На следующее утро в «камеру» заглянул высокий тощий мужчина в очках и синем лабораторном халате. Кашлянув в кулак, он несколько секунд внимательно рассматривал Шелихова, затем почему-то хмыкнул, пожал плечами и неуверенно пробубнил:
— Семен… эээ… Андреевич? Мнэ-э-э… вас зовут. Да. Идите за мной.
Серого повели на четвертый этаж НИИ — в том, что это действительно институт, Шелихов уже практически не сомневался. Точно так же не возникало сомнений и в том, что именно изучают в этом самом институте. Видел сталкер уже и эти синие, с особой пропиткой лабораторные халаты, «биологические» комбинезоны с мелкими кольчужными сетками и бронированным пластиком шлемов. Видел даже мощные просвинцованные скафандры, созданные специально для работы с так называемыми артефактами. Потому, наверно, Шелихов уже догадывался, зачем он вдруг стал нужен этим синим халатам, и даже слегка усмехнулся, думая, что зря местная профессура на такой знатный ужин запасы тратила да из СИЗО Серого, бывшего, правда, Серого в свой НИИ тащила. Толку-то в нем теперь ноль для науки всея человечества. Горелый сталкер — уже не сталкер, а так, видимость одна. Сюрпризом для Шелихова стал только человек, для которого его, оказывается, и вытащили прямо из-под следствия.
Яковлева, похоже, знали почти все бродяги Зоны за исключением, наверно, только самых что ни на есть зеленых новичков. Многие даже считали академика самым главным «ботаником» всех институтов, занимающихся вопросами Зоны, хотя это, конечно, было не совсем так — Яковлев был просто одним из восьми ведущих ученых Московского отдела института. Тем не менее фигурой он был и в прямом, и в переносном смысле более чем значительной. В научном мире он был известен как автор четырех фундаментальных монографий по теории аномальных изменений пространства-времени и физике «анобов», доказавший, что артефакты на самом деле не являются искусственными объектами. Нобелевский лауреат, физик, чьи энциклопедические знания позволили ему параллельно координировать работу биологических лабораторий, заниматься исследованиями аномальной фауны и даже написать несколько научных работ по данной тематике. Среди военных и сталкерского контингента Яковлев был известен как единственный академик, выходивший в многодневные экспедиции непосредственно в Зону, опытный сталкер и боец, способный наравне с бывалыми бродягами отражать атаки мутантов и бандитов. Даже внешне Яковлев мало напоминал обычного кабинетного ученого — очень высокий, плечистый, подвижный, а уж за легендарный голос сталкеры давно наградили его именем Гавриил — от баса Яковлева звенели стаканы и содрогались стекла в рамах. Академик пользовался безраздельным уважением как у коллег-ученых, так и у сталкеров — именно он добился молчаливой и нигде не задокументированной «легализации» сталкерства и вместе с профессором Зотовым сумел наладить нейтральные отношения между сталкерами и военными, что пошло на пользу и тем, и другим. При этом Гавриил ухитрился получить дурную славу у самых разных инспекций и непосредственно у многих работников институтской администрации — академик испортил не одну карьеру и вышиб из института столько народа, что хватило бы, наверно, на небольшой городской митинг безработных.
