Михаил Ланцов - Маршал Советского Союза
– Он всем говорит, что пить и курить ему запретили врачи, сославшись на то, что в противном случае он будет вновь терять сознание. Мы всех врачей, которые контактировали с товарищем Тухачевским, опросили. Никто ему такого не говорил. Это его личная инициатива.
– Очень интересно, – задумчиво произнес Сталин и начал не спеша набивать свою трубку. – Что-нибудь еще?
– Товарищ Уборевич очень серьезно обеспокоен здоровьем товарища Тухачевского. По донесениям он себе места найти не может. Крайне возбужден. Волнуется. Заявляет, что его друг подавлен.
– Подавлен? – удивился Сталин. – Ему недавно присвоили звание маршала, а он подавлен. Продолжайте работать, товарищ Мартынов. Побеседуйте еще раз с врачами, друзьями, родственниками. Да и с самим товарищем Тухачевским. Сложившаяся ситуация с его здоровьем вызывает обеспокоенность у товарищей по партии.
Глава 5
21 декабря 1935 года. Москва. Кремль. Приемная Сталина.
Михаил Тухачевский сидел в приемной товарища Сталина и молча ждал.
За минувшие несколько дней ситуация накалилась очень стремительно.
Иероним Петрович и Иона Эммануилович, а также целая плеяда старых знакомых явно забеспокоились, причем не столько из-за здоровья Михаила Николаевича, сколько из-за реакций. Он стал совсем другим. Настолько, что они серьезно разволновались о том, как дальше пойдет их общее дело, начатое ими в начале тридцатых. Агарков прекрасно понимал ситуацию, но сделать с собой ничего не мог, так как слишком разнились его оценки по многим вопросам с теми, которые рождались в голове у его предшественника в этом теле. Безусловно, подобная необычность поведения и реакций привела к прекращению всяких опасных разговоров и некой отстраненности от Тухачевского его старых сторонников. И даже более того, Николай Васильевич заметил за собой слежку. Кто это был? Да уже по большому счету и неважно. Теперь требовалось действовать максимально быстро, чтобы если и не выжить, то хоть как-то разыграть попавшую ему в руки карту, ибо, по всей видимости, счет пошел на часы.
Но как действовать? Прийти на доклад, пользуясь положением, и сказать товарищу Сталину о том, что он – это не он, а некий маршал из далекого будущего, после чего поведать правду-матку о том, что его ждет в будущем? «Мудро». «Мудрее» не придумаешь. Чем закончится такой поход, предсказать совсем не сложно. Товарищ Сталин прожженный материалист, который в подобную ересь ни за что не поверит без доказательств. Какие у Николая Васильевича могут быть доказательства? Факты из истории? Возможно. Но кто даст гарантии, что здесь все пойдет так, как должно произойти? А ведь действовать нужно наверняка. Второго шанса никто никому давать не будет. Что еще? Нет больше ничего. Вообще. Ничего конкретного и неопровержимого. А потому исход такого ребячества закончится весьма плачевно. Как пить дать закончит Агарков свою вторую жизнь в доме для душевнобольных, не добившись ничего. И это в лучшем случае. Конечно, сам факт того, что он вылетит из обоймы оппозиции, очень сильно подпортит ей игру, но такой вариант Николая Васильевича не устраивал. Слишком дешевый размен. Нужно было придумывать что-то другое. Но что? Как разрубить этот гордиев узел одной решительной атакой и не допустить зарождения тех гнилых начинаний, что прорастут буйным цветом после смерти Сталина?
Сложнейшая задача, которую Николай Васильевич наметил решить несколько своеобразным образом…
Звук шагов вывел Тухачевского из поглотившего его целиком мыслительного процесса. Неспокойно было маршалу. Боялся, но не за жизнь, а за провал. А потому приходилось раз за разом прокручивать в голове все элементы композиции. Он моргнул глазами, возвращаясь в реальность, обернулся и увидел Ворошилова, который подходил по коридору. Встал. Поздоровался. Заметил плохо скрываемую ненависть в глазах у Клима Ефремовича. Про себя усмехнулся, подумал: «Видно, считает, что я сегодня снова буду его критиковать» – и сел на свое место. Ворошилов же остановился возле Поскребышева. Спокойно и выдержанно поздоровался. Подождал секунд тридцать и прошел по приглашению в кабинет. Михаил Николаевич вопросительно посмотрел на прикрывшего за Климом дверь секретаря, но тот отрицательно мотнул головой и сел за свой стол, работать с документами.
Прошло полчаса. Мерно тикали часы на стене. Время от времени кто-то приходил, кто-то уходил. Одних людей Михаил знал, других лишь когда-то видел, третьих вообще никогда не встречал.
Зазвенел телефон. Поскребышев что-то ответил в трубку и быстрым шагом зашел в кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Александр Николаевич, – внимательно смотря на секретаря, спросил Иосиф Виссарионович, – товарищ Тухачевский ожидает?
– Так точно. Ожидает.
– И как он? Не переживает?
– Нет, – чуть подумав, покачал головой секретарь, – сидит спокойно. Видно, что думает о чем-то. Я его никогда таким не видел.
– Каким таким? – спросил Ворошилов.
– Удивительно умиротворенным. Мне даже показалось поначалу, что это не он, а другой человек. Товарищ Тухачевский очень серьезно изменился после болезни. Поразительно просто. Обычно он очень не любил ждать, а потому суетился и мельтешил в приемной. Мог вышагивать, раздраженно поглядывая на меня и прочих сотрудников секретариата. А сегодня я просто не узнаю Михаила Николаевича.
– Чудеса какие-то, – произнес Клим Ефремович, пожав плечами.
– Александр Николаевич, приглашайте товарища Тухачевского.
Секретарь кивнул, и спустя несколько секунд в дверь вошел незнакомый человек. Нет, и Сталин, и Ворошилов узнали и фигуру, и лицо Михаила Николаевича. Но вот выражение лица, осанка и походка изменились. Такое чувство, что кто-то подослал сюда двойника.
– Добрый день, товарищ Тухачевский, – произнес Сталин, заинтересованно смотря на вошедшего человека. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Хорошо, товарищ Сталин. – Иосиф Виссарионович испытующе смотрел прямо в глаза вошедшему маршалу, но тот их не отводил.
– Вы просили о нашей совместной встрече с товарищем Ворошиловым. Что вы хотели нам сказать?
– Товарищ Сталин, – Тухачевский смотрел ему немигающим взглядом прямо в глаза, – я прошу меня расстрелять.
На несколько секунд в комнате повисла гробовая тишина. Казалось, что даже часы замерли, боясь издать звук. Но всех выручил Клим, уронив на стол ручку, которую до того он вертел в руке.
– У вас очень интересный юмор, товарищ Тухачевский, – слегка улыбнувшись в усы, произнес Иосиф Виссарионович.
– Разрешите? – спросил Михаил Николаевич, кивая на папку. – В этой папке мой рапорт, в котором я изложил ситуацию в подробностях и деталях. Все, что знал, а также собственные соображения. – Сталин и Ворошилов молча посмотрели на картонную папку, которую Тухачевский положил на стол перед Иосифом Виссарионовичем. – Я не оправдал доверие партии и серьезно подвел товарищей, потому и прошу меня расстрелять.
