"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей
– А помните, – вмешалась третья, облизывая губы и подмигивая Михаилу с неприкрытым сарказмом, – он же всегда думал, что всё знает о женщинах. Только вот ни одна из них так и не объяснила ему, как правильно расстёгивать лифчик!
Нимфы рассмеялись звонко и раскатисто, словно хор актрис из старого доброго кино. Они принялись отпускать всё более откровенные и беззастенчивые шутки, обсуждая Михаила, его внешний вид, манеры и личную жизнь с такой дерзкой непосредственностью, будто он был героем комического представления, которому нечаянно пришлось присутствовать на премьере собственного спектакля.
– Эй, Михаил Борисович, а помните ту милую блондинку из бухгалтерии? – снова подмигнула одна из нимф, покачивая бёдрами и улыбаясь с вызывающим весельем. – Так вот, она рассказывала, что вы всё время смотрели ей вовсе не в глаза, а куда-то совсем ниже!
– Ох, да он и сейчас не знает, куда глаза деть, бедняжка! – смеялась другая, изображая сочувствие и старательно, но безуспешно закрывая ладонью свои прелести, словно от этого они становились менее заметными.
Михаил слушал этот невероятный поток пошлых и откровенных шуток, не веря собственным ушам, и вдруг понял, что ему совершенно не хочется возражать или злиться. Вся сцена была настолько нелепой и неожиданной, что он лишь молча парил в воздухе и растерянно наблюдал за происходящим, чувствуя, как последние остатки его былой солидности окончательно растворяются в смехе этих бесстыдных созданий.
В самый разгар непристойного веселья пространство вдруг снова исказилось, и перед Михаилом, как явный анахронизм и нелепая деталь, возник советский милиционер в форме и с совершенно серьёзным выражением лица, словно выдернутый из старого советского плаката о соблюдении общественного порядка.
Милиционер строго и осуждающе уставился на Михаила, а затем перевёл взгляд на нимф, хмыкнул с плохо скрываемым презрением и решительно произнёс голосом, не допускающим возражений:
– А ну, гражданин Конотопов, вам сколько лет? Шестнадцать-то есть? Нет? Вот и я думаю, что нет. Детям до шестнадцати на такие спектакли нельзя! А ну брысь отсюда!
Последние слова он выпалил настолько уверенно и грозно, будто Михаил был пойман за курением за гаражами и теперь должен был почувствовать всю тяжесть морального осуждения. Не успел Конотопов даже осмыслить сказанное, как милиционер властным жестом махнул рукой, и Михаил ощутил, что теряет опору и проваливается вниз.
Глава 2. Студент из прошлого
Михаил открыл глаза с тяжёлым ощущением, будто проснулся после дурного сна, который ещё не отпустил его полностью. Мутный свет, едва просачиваясь сквозь выцветшие занавески общежития, тонкой пылью стелился по углам комнаты. Потолок смотрел на него безразлично и устало, демонстрируя свою облупленную краску и следы былой протечки. Пахло здесь так же безнадёжно, как выглядело: смесью студенческой нищеты, дешёвого одеколона и чего-то едко-горелого, напоминавшего о вчерашней трагедии со сковородкой и ужином.
От этого запаха Михаила слегка затошнило. Вроде бы и запах знакомый, но слишком резкий, слишком неуместный для его нынешнего состояния. Он осторожно вдохнул глубже и тут же с удивлением заметил, что лёгкие наполняются воздухом легко, без того привычного стариковского хрипа, сопровождавшего его последние годы. Не было той ноющей тяжести, которая обычно сковывала каждое утро его прежнего, почти дряхлого тела.
Михаил напряг мышцы, ожидая привычного сопротивления больных суставов, но тело с неожиданной лёгкостью подчинилось ему, позволяя сесть на жёсткой пружинистой кровати. Сердце странно тревожно затрепетало в груди, разгоняя кровь, словно молодой нетерпеливый щенок, сорвавшийся с цепи.
Он с трудом отогнал остатки сна и начал медленно осматривать помещение, пытаясь понять, где находится. Серые, потертые обои с затейливым рисунком, примитивные стеллажи, забитые учебниками и старыми журналами, неубранная соседская постель, из-под которой выглядывала мятая пластиковая бутылка пива – всё это одновременно казалось знакомым и совершенно чужим. Михаил отчаянно напрягал память, пытаясь выстроить какую-то логическую последовательность событий, но в голове царил сумбур: воспоминания перемешались так плотно, что было невозможно понять, где заканчивается его прошлая жизнь и начинается новая реальность.
«Что за чертовщина…» – подумал Михаил, и его вдруг охватило чувство растущей паники, того особого страха, который бывает только у людей, обнаруживших, что они уже не хозяева своего разума. Он резко вскочил с кровати, отчего пол под ногами протестующе скрипнул, и замер на мгновение, удивлённый своей стремительной ловкостью. Вчера ещё он был семидесятилетним стариком, тяжело передвигавшим ноги по гладкому полу дорогого особняка, а сегодня…
Сегодня его тело двигалось легко и даже изящно, почти забытое ощущение молодой, гибкой силы вернулось внезапно и ошеломляюще. Он перевёл взгляд на свои руки и застыл в растерянности, рассматривая гладкую, упругую кожу без признаков старости, прожилок и пигментных пятен, к которым привык за долгие годы жизни в дорогих костюмах и на совещаниях совета директоров. Эти руки принадлежали студенту, мальчишке, ещё не познавшему настоящей тяжести жизни.
«Не может быть!» – отрешённо подумал Михаил, и сердце заколотилось ещё сильнее, наполняя голову тяжёлым гулом крови. Взгляд наткнулся на старое зеркало, висящее в коридоре напротив двери комнаты. Оно было помутневшим, с потемневшими краями, покрытыми следами времени и небрежного ухода.
Он почти бросился к нему, ощутив, как неестественно бодро под ногами скрипнул пол, и встал перед зеркалом, замерев, как человек, внезапно столкнувшийся лицом к лицу с привидением.
В зеркале на него смотрел молодой парень, едва перешагнувший двадцатилетний рубеж. Худощавое лицо с острым подбородком и чуть приподнятыми уголками губ, короткие тёмные волосы, уложенные небрежно, но аккуратно. И глаза – внимательные, пронзительные карие глаза, сейчас широко распахнутые от ошеломления и ужаса.
«Что за дьявольщина?» – прошептал Михаил едва слышно, проводя пальцами по своему гладко выбритому подбородку. Реальность вдруг перестала казаться ему такой уж прочной и надёжной, словно бы сам воздух вокруг стал дрожать, насмехаясь над ним и его наивными попытками понять происходящее.
Он вспомнил и другую жизнь, в которой привык ежедневно бриться дорогой немецкой бритвой перед зеркалом, украшенным золотом и деревом, в просторной ванной комнате, пропитанной ароматами дорогого одеколона и нагретой мягким теплом системы тёплых полов. Теперь же он стоял в коридоре студенческого общежития, с трудом узнавая самого себя, юного и растерянного, в старом зеркале, в окружении запахов дешёвых сигарет и пережжённых электроприборов.
Михаил не мог поверить в то, что видел, и в то же время не мог это отрицать. Мысли в голове метались в истерическом круговороте, пытаясь собрать хоть что-то связное, хоть малейший намёк на объяснение. Вместо ответов приходили лишь насмешливые образы: воспоминания о далёком будущем смешивались с далёким прошлым, заставляя его внутренне вздрогнуть и схватиться за край зеркала – но только чтобы не упасть.
Михаил медленно, осторожно прикоснулся пальцами к своему лицу, словно опасаясь, что отражение в зеркале вот-вот развеется, исчезнет, растает в воздухе, оставив его наедине с безумием. Подушечки пальцев ощутили тёплую, упругую кожу, молодую, без единой складки и шершавости, к которой он привык за долгие годы старости. От этого странного ощущения по спине пробежал непроизвольный озноб, заставив Михаила вздрогнуть и усмехнуться над собой, над абсурдностью всего происходящего.
Он осторожно разжал губы, провёл языком по зубам, которые на удивление были целыми, гладкими, без металлических мостов и фарфоровых коронок, которыми он привык хвастаться перед друзьями на ужинах в дорогих ресторанах. Язык ощутил здоровую, слегка шероховатую эмаль, и Михаил невольно выдохнул с облегчением, ощутив смешной, почти детский восторг от наличия у себя собственного зубного ряда. Нервно засмеявшись, он тут же осёкся, словно испугавшись своего голоса – молодого, звонкого, неожиданно высокого, совершенно чуждого ему, привыкшему слышать хрипловатое ворчание усталого человека в возрасте.
