Восемнадцать капсул красного цвета - Корн Владимир Алексеевич
Ему не повезло. Умрет он ровно через шестнадцать дней, когда закончатся капсулы. Или чуть позже. Как там красноармеец Сухов говорил: лучше помучиться, чтобы жизнь хорошенько запомнить? И Чужинов невесело усмехнулся.
– Глеб, мне рассказывали, что ты их очень много убил.
– Много, Полина, много. У Семена с Денисом их тоже немало на счету. Так что не волнуйся, все будет хорошо.
Первую убитую тварь Глеб Чужинов помнил так, как будто произошло все только вчера. Он гостил у Егорыча – егеря Федора Егоровича Филатова. Вырвался с работы посреди лета, несмотря ни на что, на две недели, так по рыбалке соскучился. Вероятно, именно это Глеба и спасло, ведь находись он в то время в городе… Хотя самому Филатову не помогло.
Филатов Федор Егорович жил при охотничьей усадьбе постоянно, лишь изредка, раз-другой в месяц, наведываясь к семье. Он даже хозяйство здесь держал: козу, с десяток кур да кудлатого пса Мирона, такого же старого, как и он сам. Усадьба пустовала, это ближе к осени народу здесь прибывало – не протолкнись, все-таки элитные охотничьи угодья.
В тот день у Егорыча серьезно прихватило спину непонятно с чего: и жара стояла, и ничего тяжелого он не поднимал. Дед передвигался, согнувшись пополам, изредка виновато поглядывая на Глеба. Сам же и пригласил, обещая пару клевых мест показать, – и на́ тебе, такая незадача. Чтобы не маяться от безделья, Глеб решил помочь егерю по хозяйству.
Лужок выглядел небольшим, с виду на пару часов работы. Но косарь из Глеба был еще тот, и потому в первый день управиться ему не удалось. На другой с утра все и случилось. Мышцы от бесконечного махания косой накануне болели, и тут не помогли даже регулярные занятия в тренажерном зале. Глеб уже проклял, что взялся за это дело, пожалев, что не вызвался рубить дрова. Там и навыков нужно меньше, да и такое нехитрое занятие развивает удар.
Когда от дома, в котором Егорыч проживал и который называл флигелем, раздался яростный лай Мирона, внезапно перешедший в визг, Глеб обернулся и обомлел. Остолбенеешь тут, когда на тебя несется существо размером с громадного пса, которое к тому же выглядит так, что самые жуткие создания из фильмов-ужасов по сравнению с ним покажутся милыми домашними зверушками. Существо, а тогда он еще не знал, что это и есть первая встреченная им тварь, передвигалось неуклюжими скачками, забрасывая задние конечности далеко в сторону. Разинутая пасть на огромной голове, полная пены гнойного цвета, хриплое дыхание, несуразное, до невозможности уродливое тело. Своими размерами поражали зубы: каждый был величиной с палец. Чего уж там: Глеб окаменел. Но всего лишь на миг. Благо рефлексы не подвели: когда существо растянулось в прыжке, явно намереваясь вцепиться ему в горло, руки сработали сами собой. И длинное, на совесть правленное Егорычем лезвие косы впилось ему в загривок. Тварь, несмотря на почти наполовину перерубленную шею, все еще дергалась и затихла только после того, как Глеб несколько раз подряд с размаху вонзил в нее лезвие, напоследок надавив на косовище сверху ногой, наваливаясь всем весом и даже подпрыгивая.
Рассматривать чудовище было некогда – во флигеле, где Егорыч готовил обед, явно что-то происходило, и Глеб метнулся туда, на ходу прихватив стоявшие у задней стенки сарая вилы.
– Дед! – заорал он во все горло, отлично понимая, что лучше бы подкрасться тайком, не привлекая внимания.
Филатов не был ему родным дедом, вообще не приходился родственником. Познакомились они случайно, в райцентре: Глеб помог ему погрузить коробки в машину. Тогда он еще удивился, что у просто одетого, невзрачного на вид старика такая крутая машина – «Тойота-Тундра» модельного ряда этого года. За разговором выяснилось, что машину Егорычу дал один из горе-охотничков – «чего там не уметь – наливай да пей». Тот уже неделю так и охотился, изредка наведываясь на стрельбище, чтобы пострелять из новехонького «меркеля», после чего, довольный, возвращался к заставленному бутылками столу. Охоту Глеб любил, правда, больше теоретически – особой возможности поохотиться не было, а вот за разговором о рыбалке они и сошлись. В итоге Егорыч пригласил Чужинова в гости, подробно объяснив ему дорогу, и это была уже вторая его поездка в усадьбу.
Первое, что увидел Глеб, забежав за дом, был Мирон, выглядевший так, будто его пропустили через мясорубку. Из открытых дверей флигеля доносилось урчание и громкое чавканье. Чужинова едва не вывернуло, когда он обнаружил на полу в луже крови полуобглоданного Егорыча, а рядом с ним давящуюся от жадности тварь. Вилы на удивление легко вошли в нее раз, другой, третий… пятый… десятый. Наконец, Глеб застыл, до боли сжимая черенок вил и шумно дыша. Стояла тишина, и лишь из старенького ВЭФа, работающего от батареек (генератор, когда не было клиентов, Филатов заводил только на пару часов по вечерам), доносилось шипение. Тогда значения этому он не придал никакого: ну мало ли, возможно, волна сбилась, когда тут такое!..
«Как же так? Что это? Что вообще происходит?» – Глеб все не мог прийти в себя.
Наконец он решительно подошел к узкому и высокому металлическому шкафу, в котором дед держал то оружие, что принадлежало лично ему. В нем хранилось четыре ствола: курковый одноствольный ИЖ шестнадцатого калибра, по нынешним временам хлам, к тому же изношенный; карабин СКС с не самой ерундовой оптикой и девятимиллиметровый «Медведь», еще первого выпуска. Можно сказать, редкость: их даже двух сотен штук не произвели. Егорыч не очень его жаловал.
– Сто метров для него предел, – морщился он.
И наконец, его любовь и гордость – вертикалка SIG Sauer двенадцатого калибра.
– Смотри, Глебка, какая вещь! – Глаза деда блестели восторгом. – Старше меня, ружью уже за восемьдесят, и ни разу осечки не было! Ни у бати моего, ни у меня.
Отец Филатова привез ружье из поверженной Германии, едва ли не единственный трофей. Самому ему, правда, долго пользоваться им не пришлось, он умер от ран вскоре после войны.
– В стволах копоти не остается, и не смотри, что такое древнее: из него и пироксилиновым порохом стрелять можно. Крупповская сталь! – тыкал Егорыч пальцем в казенную часть, где действительно стояло клеймо. – И меня еще переживет.
«Точно пережило», – подумал Глеб, беря в руки ружье и стараясь не смотреть на то, что осталось от прежнего его хозяина.
Не факт, что этих отродий больше нет или они не встретятся по дороге в город. А туда необходимо попасть – все-таки человек убит. Да и других предупредить об опасности… Быстро забив патронташ патронами с картечью, он накинул его на шею и вышел во двор, плотно притворив за собой дверь.
Несомненно, Глебу было бы лучше захватить с собой СКС. Но владение нарезным оружием без лицензии влечет за собой уголовную ответственность, в отличие от административной за гладкоствол. Конечно, если не сделать из гладкоствольного ружья обрез. Так гласит закон. Но откуда ему было знать, что отныне в мире будет действовать один лишь только закон – закон силы? И потому в своем выборе он не колебался.
Пройдет совсем немного времени, и ему придется укоротить эту красоту ржавой пилой по металлу. Обрез верно прослужит ему полтора года. Нет, Глеб не пользовался им постоянно, но душу грело, что в самом крайнем случае у него есть два выстрела, которые будут со стопроцентной гарантией.
Затем пришлось с обрезом расстаться. Расстаться по-глупому, ибо употребил он его как засов. Другого выхода не было, и такой нехитрый шаг спас не только его самого, но и еще трех человек, предоставив те несколько кратких, но таких драгоценных мгновений, что иногда бывают ценою в длинную жизнь. Впрочем, все это было потом, а пока он, держа ружье наготове, пошел под навес, где стоял филатовский «Днепр», старенький, но работающий как часы. До шоссе тридцать километров по лесной дороге – час езды, затем еще два по асфальту, и он будет на месте, в районном центре Ильино.
Глеб завел мотоцикл, сунул ружье в коляску так, чтобы при необходимости можно было быстро его извлечь. Прикрывать не стал – лишние мгновения. Уселся и уже отжал сцепление, когда вдруг слез с мотоцикла, взял в руки оружие, чтобы снова вернуться в дом. Нет, ему не пришла мысль, что он бросает живого Егорыча – после такого выжить невозможно.