Генерал-майор - Посняков Андрей
Денис хмыкнул: ну так и есть, «Приключения Буратино» начинаются. И граф Федор Толстой – в роли Карабаса-Барабаса, а прилизанный красавчик Эрдонов… Дуремар, наверное.
Между тем юная красавица начала свой танец, поднятые вверх руки ее изогнулись, все тело словно пробежало волною, коротенькая туника дернулась, едва не спала с плеча. Барабан и фортепьяно прибавили темп, быстрее засвистела флейта… Девушка закружилась в танце все более чувственно и страстно. Вот музыка стихла на миг, а нимфа все танцевала, слышалось лишь шлепанье босых ног, пока, наконец, танцовщица, согнувшись, уселась на самом краю сцены, низко опустив голову и обхватив колени руками. Собравшийся в зале народ вспыхнул аплодисментами.
И снова ударил барабан! Резко, отрывисто, словно подавал сигнал тревоги. Визгливо дернулась флейта. Задребезжал рояль. Юная красавица прыжком вскочила на ноги, принялась метаться по сцене, изображая какую-то тревожность. В танце ее слышалась теперь какая-то дикость.
Музыканты опять убыстряли ритм, девчонка кружилась, прыгала, летала… Вот остановилась – показалось, будто зависла в воздухе – сбросила парик, а за ним и тунику, явив восторженным зрителям великолепное стройное тело… Поклонилась… застыла… Музыка оборвалась. Портьера закрыла сцену… Взорвалась бурными аплодисментами зала.
– Вот так красавица!
– Где вы отыскали этакое чудо, граф?
– Да-да, право же – чудо. Шарман!
– C’est merveilleux! Délicieux, messieurs!
– О, поистине чудесно, чудесно.
Американец стоял у портьеры, скрестив на груди руки, и загадочно улыбался. Постоял этак – позер! – верно, никак не меньше минуты, а потом все же смилостивился, пояснил кое-что. Девчонка – Ульяна Семенова – конечно же, оказалась из балетных. Только из частных балетных, из крепостных графа Шувалова… Вообще поговаривали, что она – шуваловская внебрачная дочь. Однако, как бы там ни было, граф сию девушку дочерью не признал, но кое-какое покровительство оказывал, вот велел танцам учить…
– Так что вскорости зажжется у Майкова еще одна звездочка, – весело объявил Толстой. – И к будущему успеху ее, который, несомненно, будет, как видите, руки приложил и ваш покорный слуга. Рад, если понравилась.
– О, конечно, понравилась! – Фанфарон Эрдонов всплеснул руками. – Этакая рetit bonbon, маленькая конфетка. Интересно, что же она на поклоны так долго не выходит? Переодевается? Так могла бы и голенькой выйти… Верно я говорю, господа?
– Да, да, князь, вы, как всегда, правы!
– Пусть выйдет, ага! Граф, сделайте милость, поторопите!
Американец лишь развел руками:
– Увы, господа, не выйдет. Наша нимфа уехала.
– Уехала? Как? Уже?
– Уже, уже… Сие одно из условий нашего с ней соглашения… Впрочем, если хотите, я ее приглашу еще раз.
– О да, да, обязательно пригласите, любезнейший граф!
– И нас не забудьте позвать.
Сомнительный князь Николай Эрдонов, привалясь спиною к колонне, хмыкнул и негромко пробурчал себе под нос:
– Кажется, не такая уж и недотрога эта Ульяна. Кажется, где-то я ее уже видел, и не раз. Ах, граф, граф, как всегда, водит нас за нос, ага.
– А у меня для вас еще кое-что приготовлено, господа! – хлопнув в ладоши, громогласно провозгласил Толстой. – Настоящий итальянский маг и провидец синьор Джакомо Джакометти! Может общаться с духами мертвых и еще кое-что…
– Маг?
– С духами мертвых? Да что вы говорите, граф!
– А что? Кто хочет узнать свое будущее? Правда, не совсем даром… Прошу, прошу, господа.
Давыдов даже не вздрогнул. Подумаешь – маг. Наверняка какой-нибудь заезжий шарлатан. Сейчас облапошит дурачков за их же деньги. Кстати, Американец наверняка с ним в доле, не зря притащил.
– Денис, – улучив момент, хозяин усадьбы подхватил Давыдова под локоть, – ты пока на мага смотреть не ходи…
Давыдов про себя хмыкнул: так ведь и знал, что шарлатанство!
– У меня подарочек для тебя, как говорят французы, преза́н… Ульянка тебе понравилась, вижу… Запал на нее? Ну, признайся, запал?
– Ну, запал, – со вздохом согласился гусар. – А кто тут не запал-то?
– Вот! – Подмигнув, Толстой повлек приятеля в анфилады. – Вот, брат, так и знал, что тебе понравится, да.
– Да что понравится-то?
– А увидишь! Я-то сейчас к гостям, мага представлю. А ты, дружище, за слугой моим, за Алеутом иди. Алеут!
Алеутом звали доверенного слугу графа, смуглого раскосого парня, скорее всего, башкира или киргиза, никаким алеутом он, конечно, не был. Верно, Толстой прозвал его так в память о своих американских приключениях.
Хлопнув Давыдова по плечу, Американец со смехом исчез. Алеут, одетый в голубую с золотой каймою ливрею, подойдя, молча поклонился и сделал приглашающий жест.
– Ну что же, – пожал плечами Дэн. – Веди, житель степей, островов и прерий! Посмотрим, что там у вас за «прэза́н».
Он, конечно, догадался. Ну еще бы! Ну ясно же было уже. Конечно же, вот она!
Юная танцовщица ожидала в алькове, сидя на широкой софе, обитой темно-зеленым сафьяном. Рядом с софой томно курился кальян. Девушка уже была одета все в ту же коротенькую тунику, в которой только что танцевала… Хотя нет, та держалась на двух плечах, эта же – на одном, едва прикрывая грудь, очень даже красивую, налитую. Густые светло-русые волосы нимфы были подстрижены до плеч, волнующе-томные синие глаза обрамляли темные пушистые ресницы, губки растянулись в улыбке, на щечках играли ямочки, а над верхней губой слева виднелась едва заметная родинка, придававшая красивому личику девушки особый пикантный шарм.
– Вon soir, мадемуазель, добрый вечер. – Учтиво поклонясь, Денис поцеловал девушке ручку, невольно задержав взор на одетом на запястье браслетике, очень изящном, золотом и, скорей, даже не в греческом, а в египетском стиле. Египет вообще стал в большой моде в Европе после знаменитого похода Наполеона в одна тысяча семьсот девяносто девятом году. С той поры древности сии из моды не выходили. Ну да, вон иероглифы и рисунок: женщина с головой змеи. Голова изображена в характерном для Древнего Египта стиле: само лицо – в профиль, а вытянутые глаза – в фас.
Историю Древнего мира Дэн изучал в Академии на втором курсе, пусть факультативно, но от души, так как имелся сильный интерес. Вот сейчас и вспомнилось, всплыло из глубин подсознания: змея с головой женщины, или женщина с головой змеи. Богиня Мерт. Или, точней, Мерт-сегер, хранительница покоя мертвых.
Интересно, откуда такой дивной красоты вещица? Ну, мало ли… Если папаша – богатейший граф, то понятно, откуда. Или какой-нибудь поклонник подарил… Типа Американца. Ага! Этот подарит, как же!
– Et en fait, une belle soirée, mon général! Прекрасный вечер. – Ульяна улыбнулась еще милее. – Садитесь же рядом, что вы встали? Хотите кальян?
Мон женераль… Однако!
– Вы знаете, кто я?
– Знаю, – кивнула танцовщица. – Граф Федор рассказал. Он неплохой человек, этот Американец. Правда, слишком уж любит совать свой нос в чужие дела.
– Да уж, водится за ним такое, – усаживаясь, коротко хохотнул Денис.
Действительно, за окнами уже занимался чудеснейший летний вечер, спокойный и теплый, вернее, даже еще не вечер, а то самое время, которое французы называют «апре миди», «после полудня».
Взяв в руку носик курящегося кальяна, танцовщица втянула в себя дым и, чуть прикрыв очи, томно глянула на Дениса:
– Ну! Курите же!
Давыдов затянулся… Сразу же запершило в носу, так что молодой человек не удержался и чихнул, к вящему веселью Ульяны.
– Ой, знаете, я от кальяна тоже иногда чихаю! – всплеснув руками, сообщила та. – Вы сильно так не затягивайтесь, не надо… Медленно надо, вот так… Давайте, я покажу…
Их щеки соприкоснулись, и тут же возник поцелуй – обоюдно страстный, горячий, долгий. Теряя голову от нахлынувшей страсти, Дэн погладил танцовщицу по плечу, тронутому нежным золотистым загаром, затем рука гусара спустилась ниже, поласкала лопатки, спинку…
Девушка улыбнулась, поднялась и, без всякого стеснения сбросив тунику, снова прильнула с поцелуями, увлекая, укладывая Дениса за собой на софу. Лежа уже, гусар принялся гладить ладонями стройные девичьи бедра, жадно поймал губами крепкий, налившийся любовным соком сосок. Раздевая Дениса, танцовщица застонала, закусила губу, а руки гусара уже ласкали пупок, уже спускались все ниже и ниже, пока юная прелестница не оседлала его, а дальше лишь слышались стоны…
