Дэниел Моран - Последний танцор
Вечер выдался теплым, с легким летним ветерком. Небо на юге слегка озарялось отблесками огней далекого Лос-Анджелеса. Белые и желтые фонари освещали улицы поселка, дружелюбно подмигивая, когда Жасмин проходила мимо. «Дом Богини» был небольшим поселением, где проживали восемь тысяч феминисток. По пути она заметила нескольких мужчин, их посещения поощрялись, но на ночь их не оставляли, и им запрещалось жить среди женщин.
Для большинства феминисток отсутствие мужчин не представляло никакого неудобства. Многие из них были лесбиянками, а остальные полагали, что без ежедневного контакта с мужчинами жить куда легче.
Из ее ручного компьютера раздался голос Ральфа Мудрого и Могучего:
— Рейс подтверждается. Мне пришлось уничтожить хранителя Сети в Далласе; не подключайся к Инфосети, когда будешь делать там пересадку. Что касается остального, то твое путешествие должно быть безопасным.
Жасмин знала, что от нее не ждут ответа, поэтому промолчала. На самом деле, послание от Ральфа не нарушило течения ее мыслей и только слегка отвлекло от меланхоличного настроения по поводу того, что она покидает родной дом.
Поселение отличалось от всего того, что Жасмин знала раньше. Здесь не было бегущих дорожек и автомобилей, кроме тех, что предназначались для трех обитательниц, искалеченных до такой степени, что даже современная медицина не смогла им помочь. За всю ее сознательную жизнь это было первое место, с которым Жасмин чувствовала некую общность. Многие встречные женщины приветствовали ее, называя по имени. Ближе к ночи феминистки собирались либо в единственном парке, либо в одном из пяти кафе на бульваре. Отовсюду доносились их голоса — сотни женских и с десяток мужских — привычные и знакомые звуки.
«Я буду скучать, — мелькнула непрошеная мысль, за которой сразу последовало: — Но оставаться слишком опасно».
— Я должна успеть на поезд, отправляющийся из Бербанка в девять пятнадцать. Буду очень благодарна вам, если вы изложите все как можно короче.
— Конечно, — тепло проговорила Алайя. — Садитесь.
Жасмин опустилась в кресло, поставив саквояж между ног. Ее немного позабавил тот факт, что сиденье располагалось настолько низко, что приходилось задирать голову, чтобы видеть глаза Алайи, хотя та уступала ей в росте. Старый трюк, но до сих пор действует безотказно. Алайя сменила утренний деловой костюм на повседневный наряд и красовалась в желтых шортах и белой шелковой блузке. Ее босые ступни прятались в густом длинном ворсе бледно-голубого ковра, покрывавшего пол офиса.
Сам кабинет отражал те черты личности хозяйки, которые она хотела выделить особо. Один энергетический кристалл висел на толстой золотой цепи над дверью, а второй, несколько крупнее, покоился на подставке у стола Алайи. Письменный стол являлся предметом американского антиквариата. Он был сделан более ста пятидесяти лет назад из настоящего красного дерева и вручную отполирован до такой степени, что горел темным багрянцем в мягком желтом сиянии светящейся краски стен. Комнату также украшали картины неоимпрессионистов периода двадцатых годов прошлого века — женщины с зонтиками на пляже, мужчина на велосипеде, двое ребятишек, по очереди облизывающих рожок с мороженым, — все выполненные в теплой желто-голубой и зеленой гамме.
— Чем я могу вам помочь, Алайя?
Алайя Гюртраг сидела, сложив перед собой руки. Серебристые волосы, гладко зачесанные назад, заплетены в длинную косу. Яркие голубые глаза уставились на Жасмин.
— Нам будет не хватать вас, — заявила она без обиняков.
— Да, мне об этом говорили. Но между нами, Алайя, мы с вами никогда не были подругами и вряд ли станем скучать, когда расстанемся. Так чем я могу быть полезна?
Алайя усмехнулась, однако Жасмин ее веселость показалась наигранной.
— Что ж, изложено четко. Что вы можете для меня сделать, Жасмин, так это удовлетворить мое любопытство, касающееся одного делового вопроса.
— Да? И какого же?
— Почему вы нас покидаете?
Прямота, с которой был задан вопрос, заставила Жасмин задуматься.
— В самом деле, — продолжала Алайя, — вы не смогли бы выбрать более неподходящее время. Через шесть дней наступит четвертое июля, День независимости. Начнутся беспорядки. Здесь, в поселке, безопасно, за всю нашу историю в «Доме Богини» ни разу не случалось никаких эксцессов. А вы не единственная, кто от нас уезжает. В этом году текучесть контингента превысила двенадцать процентов.
— Двенадцать процентов?! — сочувственно ахнула Жасмин. Алайя кивнула.
— Я не оглашала эту цифру. В следующем месяце исполнится ровно год, как я работаю здесь главным менеджером, и впервые «Дом Богини» покидают чаше, чем поселяются тут. Я допускаю, что это из-за меня, но не понимаю почему.
Жасмин, взвесив все, ответила:
— В основном причины, заставившие меня уехать, личного порядка, Алайя. Но две из них я изложу. У меня финансовые проблемы. Я больше двух лет не работала, не считая выполнения общественных обязанностей, и мои сбережения почти закончились. Две мои профессии, позволяющие заработать на жизнь — танцовщицы и инструктора по самообороне, — не востребованы в поселке. Здесь слишком маленькое население, чтобы можно было создать танцевальный ансамбль...
— Мы пытались набрать для вас класс по самообороне.
— Вам это не требуется, — терпеливо продолжала Жасмин. — Я так и сказала тогда. Хулиганство в поселке большая редкость. Те же из вас, что выходят во внешний мир, незнакомы с насилием и недостаточно тренированы. Если бы я стала учить женщин тому, как себя защитить, они, скорее всего, все равно пострадали бы в первой же переделке. Желание сделать больно противнику, намерение причинить ему вред гораздо важнее знания, как это сделать, а этому намерению я не могу научить. И не уверена, что хочу. Системы персональной защиты, как бы дороги они ни были, — это лучшее вложение капитала поселения. И вы не так уж часто выходите отсюда. — Жасмин пожала плечами. — Вы об этом уже слышали. Дело в том, что в Лос-Анджелесе, да и в любом крупном городе, я могу заработать благодаря любой из своих профессий. А в «Богине» они не востребованы. Вторая причина, которую я не стану скрывать, еще проще. Когда я пришла сюда, ваше место занимала Марта Трейсинг. Уравновешенный человек, мне легко было с ней общаться. С тех пор как она умерла, религиозная нетерпимость выросла до такой степени, что я здесь более не чувствую себя уютно. Думаю, я выразилась достаточно откровенно. Алайя медленно кивнула:
— Раньше вы избегали этой темы, но сейчас мы наедине и вы уезжаете. Так честно скажите, что вы думаете о Викке?
Жасмин вздохнула:
— Да какая разница?
— Но ведь Викка — это...
— Алайя не скрывала своего расстройства, — это же смысл существования нашего поселения, причина, по которой оно было создано. Если вы здесь не из-за Викки, то почему тогда здесь? — Она помолчала. — Или, если хотите, зачем вы здесь жили?
— Я не говорила, что мне не нравится Викка. Это... жизнеутверждающая система взглядов. Теологически она не глупее христианства, и если кажется такой, то лишь потому, что не имеет за плечами двухтысячелетней истории. Она вызывает здоровые эмоции точно так же, как и любая другая религия, с которой я знакома. Ее ритуалы не настолько тщательно проработаны, как в более древних религиозных культах, хотя это тоже скорее положительная черта. Но поймите, Алайя, когда внешняя сторона доктрины и подробности ритуалов становятся для вас важнее, чем связь с божественным — для чего, собственно, и осуществляется служение, — тогда вы начинаете превращать Викку в некое подобие древних авторитарных религий, которые так презираете на словах. Я не верю в вашу Богиню, Алайя. И я не верю в христианского Бога. Я верю лишь в то, что сама почувствовала. В юности я искренне считала, что именно такое называют Господом. А поселившись здесь, некоторое время думала, что это может оказаться и викканской Богиней. Но сегодня я признаюсь, что столь же далека от понимания, и у меня даже нет слов для обозначения этого. А когда вы настаиваете на том, что я должна слепо верить записанному вами на бумаге или проговариваемому во время своих ритуалов, тогда вы теряете меня, Алайя. И, очевидно, множество других людей.
Алайя прикусила нижнюю губу:
— Спасибо за откровенность.
— Надеюсь, это кому-нибудь поможет.
— Хорошо. С этим все. — Алайя с видимым усилием сменила тему разговора. Когда она заговорила снова, то явно нервничала. — Есть кое-что еще, что я хотела с вами обсудить, если у вас найдется минутка. Я очень быстро.
— Пожалуйста. У меня еще полчаса в запасе, чтобы успеть на «Пулю».
— Меня интересует, как вы попали к нам три года тому назад.
— Разве этого нет в моем личном деле?
— В личном деле указано очень мало. Марта записала в нем два коротеньких абзаца, объясняя ваш прием личными обязательствами. Мистер Макги что-то сделал для нас около десяти лет назад. Несомненно, что-то важное, но об этом в досье вообще ни слова. А три года назад он подал прошение, чтобы вас приняли в общину. Думаю, вы единственная женщина из всех, кто когда-либо жил здесь, чье прошение было представлено от лица мужчины. — Жасмин кивнула:
