Никита Красников - Альфа-версия
Тимоня оглядывается в поисках источника. На одном из малиновых кресел громоздится темная масса. Это бомж. Грязный, загнивяленный дедка, непонятно как сюда проникший. Его мухоморная спина облеплена белой шелухой, а грязно-светлые трусы, надетые поверх штанов, выделяются незагорелым участком. Бомж занят радостным делом, он кушает суп из белой пенопластовой чашки. Озаряемый пятнами переменчивого света, старик лезет в банку чумазой пятерней, зачерпывая густую похлебку. Пища дымится, волокна свисают между пальцами. Он разевает рот, поросший серой щетиной, и бережно, ковшиком, подносит руку. Стоптанные глаза ерзают по экрану, челюсти начинают редко жевать. Миазмы расползаются по залу, как плавучие черви. Тимоня чуть не кричит от омерзения. Такую сволочь нужно раздавить, как мелкую собаку. Вдолбить ему пулю в лицо. В упор из винтовки. А защищается пусть тесаком и кастетом. Подходящая фамилия тут же вываливается из стены, раскачиваясь на ржавой пружине. Голубое светящееся слово. ВИЛЬЯМС. Ну подожди, мразь, баба Наташа тебе устроит постирушку. Тимоня напрягается и проворачивает щепку.
Берская безмысленно катилась через перелесок, жмурясь от мелькания света, как вдруг что-то совершенно необъяснимое произошло в окружающем мире. Деревья разом изогнулись, как резиновые, а полуденное солнце высунулось из-за туч и вывернулось наизнанку, превратившись само в себя. Старуха болезненно сморщилась и вильнула рулем. Первые пакеты ворвались в мозг и стали расхаживать по хрупкому паркету мировоззрения, как невоспитанные грузчики, а фамилия нового врага путалась у них в ногах и совалась во все закоулки, ища, где пристроиться. Обстоятельства какой-то дикой встречи в кинотеатре становились все менее фантастичными, проступали из мути безумия, как на полароидном снимке. Все это было очень страшно. Берская резко затормозила и сошла с велосипеда, ее пальцы вкрючились в руль. Снова, как после схватки, никак не удавалось раздышаться. Судорога нестерпимой боли прошлась изнутри по телу и наступила на лицо. Свет поугас, лиловые облака пульсировали, как свежие кроличьи потроха. Ее предыдущая личность затравленно рванулась, предчувствуя смерть, пытаясь удержаться, перераспределить набор ключевых воспоминаний по резервным адресам, но чужая информация хлынула потоком, стирая считавшиеся защищенными области, выстраивая новую безжалостно-логичную структуру. Она еще какой-то миг цеплялась за осыпающиеся края, но основные константы оказались переопределенными, логика недавних мыслей разлетелась по швам, как нерассказанный сон, и Берская со вздохом пролилась в белую воронку очередного Тимониного задания.
