Натан Темень - Двойной кошмар
Сзади зашуршало, и послышался торопливый топот человека, удирающего со всех ног. Это был мужичок в облезлой бурой шкуре, которого Ромка метким ударом свалил рядом с длинным. Только что лежавший смирно, как мышка, он подскочил, оттолкнулся от лежавшего навзничь заводилы, и бросился бежать.
Добежав до ручья, мужичок, не останавливаясь, сиганул в воду, и, торопливо подгребая руками, перебрался на другой берег. Выскочил на травку, отряхнулся по-собачьи, и сделал в сторону дядьки Толстопупа неприличный жест. Потом рысцой двинулся в сторону леса и исчез из вида.
— Послушайте, как вас зовут? – насколько мог вежливо, спросил Ромка озверевшего мужика. Он в своё время ходил на лекции по психологии, и даже был лучшим на тренингах по конфликтным ситуациям. – Мы можем решить вашу проблему…
— Дорогу! – не слушая, хрипло выкрикнул мужик. – Сначала её, потом себя убью!
Дядька Толстопуп набычился и сказал:
— Последыш, как был ты недоумком, так и остался. Неужто не знаешь, что мне твои сандалии без надобности?
Ромка удивился. При чём тут сандалии? Этот Толстопуп, конечно, ловко орудует старинным оружием, но в психологии ничего не понимает. Натурист, что с него взять.
— Послушайте, отпустите женщину, и мы решим дело мирным путём, - Ромка попытался обратить на себя внимание, но мужик, названный Последышем, только сверкнул на него диким глазом, и опять повернулся к Толстопупу.
— Дай дорогу!
Глюк внезапно засмеялся. Он согнулся, хлопая себя по коленкам, и так мерзко, визгливо захихикал, что Ромке захотелось огреть его шестом по затылку.
— Ты сказал, что убьёшь себя, так чего стоишь, байки травишь? – сказал глюк глумливо. – Давай уже, убейся об стенку. А то тут солнышко печёт, мочи нет.
Ромка услышал, как всхрапнул дядька Толстопуп, втянув в себя воздух, как вздохнула женщина. Мужик перекатил выпученные, в красных прожилках глаза на глюка, и хотел что-то сказать, даже открыл рот для ответа.
«Щёлк!» - звонко шлёпнул камень, ударив ему прямо между глаз. Мужик застыл с открытым ртом, потом руки его разжались, он отпустил шею женщины и осел на траву.
Ромка оглянулся. Возле ручья, где теснились кудлатые овцы и брызгал радужной струёй сквозь мокрые камни ручей, стоял давешний малец, росточком метр с кепкой. В руке у мальца болтался какой-то ремень. Малец улыбался, скалил мелкие белые зубы и помахивал ремешком.
Дядька Толстопуп крякнул, опустил дубинку и шагнул к поверженному мужику. Наклонился над телом, повертел безвольно качнувшуюся лохматую голову, и выпрямился. С силой почесал затылок, от чего кудлатые волосы его стали дыбом.
— Достойный сын своего папаши, - пробурчал дядька, яростно почёсываясь. – Как есть Мухобой-младший.
Женщина тоже наклонилась над телом, и горестно помотала головой. Волосы её, выбившись из узла на затылке, разметались по плечам.
— Хорошо ли, муж мой, что вы эдакое дело сотворили? – сказала она, выпрямившись и взглянув на дядьку.
— Молчи, женщина, - отрезал Толстопуп. – Мальчик должен когда-то стать мужчиной. А эти сами виноваты. Нечего наших овец воровать.
— Они даже не твои, овцы-то! – с сердцем ответила женщина, подбирая волосы, и заправляя их в пучок. – А хозяйские!
Ромка зыркнул на её гладкие, лоснящиеся от загара руки и открывшиеся подмышки. Женщине было на вид лет тридцать, а может, и побольше, но Ромке нравились такие, упругие, как упитанные тюленихи. Ему вспомнились слова отца, сказанные как-то под хмельком: «мужики не собаки, на кости не бросаются». Отец при этом взъерошил малолетнему Ромке волосы, подмигнув соседке по праздничному столу, тётке Лене, а мать ткнула мужа локтем в бок.
Дядька Толстопуп только хмуро поглядел на женщину, и присел над телом лохматого мужика. Покопался в своей набедренной повязке, и вытащил ножик, похожий на тот, что был у сбежавшего лохмача, и который улетел в кусты вместе с обломком корыта. Принялся деловито снимать с тела одёжку из козьей шкуры, одним взмахом перерезав скреплявшие её кожаные шнурки.
Сняв шкуру, отложил в сторону, и стал снимать с ног недвижимого лохмача сандалии. Снял один, бросил на шкуру. Посапывая, стащил другой, и бросил рядом с первым.
Ромка, преодолев боль в ноющем ребре, присел на корточки рядом с Толстопупом. Протянул руку и дрожащими пальцами пощупал на шее лежавшего неподвижно лохмача сонную артерию. Пульса не было. Мужик не дышал.
— Чего стоишь, - бросил дядька наблюдавшей за ними жене, - пойди, в кустах пошарь. Там его деревяшка с ножом валяется.
Он мотнул головой в сторону застывшего на корточках Ромки, в оцепенении смотревшего на раздевание покойника. А то, что мужик умер, можно уже было не сомневаться.
Женщина посмотрела на мужа, на Ромку, повернулась и пошла к ближайшим кустам. Зашуршала там среди веток, и вскоре вернулась, неся тот самый кусок корыта, который спас Ромке если не жизнь, то живот от удара ножа. Из корыта торчал глубоко ушедший в дерево короткий нож.
— Забирай, - коротко сказал дядька Толстопуп Ромке.
Ромка, опираясь на шест, поднялся на ноги. В глазах потемнело, ребро словно прострелило, но он сумел даже выдавить улыбку, забрав у женщины кусок корыта с торчащим оттуда ножом. Что-то здесь было неправильно. Но боль в боку мешала думать, и он решил отложить выяснение на потом.
— Скажите, - спросил он, пока дядька деловито заворачивал в шкуру снятые с покойника сандалии, – скажите, как мне добраться до ближайшего города?
Дядька поднялся на ноги, пристроив свёрток под мышкой. Женщина, нагнувшаяся над мужиком, которого лохмачи огрели по голове, и у которого кровь залила пол-лица и запачкала грудь, обернулась. Ромка увидел её внимательный, задумчивый взгляд. Глюк, до этого молча наблюдавший за обдиранием покойника, придвинулся поближе.
— До города? – спросил дядька, опять принимаясь скрести бороду. – А чего вам там надо?
— У меня родители волнуются, - сказал Ромка. Он знал, что родители ждут его обычного звонка, и если он не даст о себе знать в течение дня, мать поднимет такой шум, что будет слышно на другом конце города.
— У тебя родители в… городе? – удивлённо спросил дядька, а Ромка зажмурился от внезапно загудевшего эха его голоса в голове.
Он уже было забыл об этом странном эффекте, пока бегал по лесу за своим двойником, и в пылу драки. Но теперь заметил, что при разговоре, особенно когда появляются новые слова, голова будто превращается в пустой, продырявленный в нескольких местах котелок.
— А что, дядя Толстопуп, далеко ли до города? – вкрадчиво спросил придвинувшийся ближе глюк, метнув взгляд на женщину. Та подняла с земли раненого мужичка, и, придерживая его под руку, отвела к ручью. Усадила у воды, и ловко выхватив из складок юбки кусок ткани, принялась омывать тому окровавленное лицо.
— Да не близко, - ответил дядька, продолжая скрести пальцами в бороде. – К ночи только дойдёте.
— А чего же нам пешком-то идти? – всё так же ласково спросил глюк. – Разве тут нет дороги?
— Дороги? – дядька хмыкнул. – Да ты шутник, парень. Никак, у тебя лошадь за деревом спрятана?
— Почему лошадь? – отозвался озадаченный Ромка. – Тут что, совсем никто не ездит?
— Почему не ездит, ездит, - сказал Толстопуп, внимательно оглядывая глюка и Ромку с его корытом. – Вчера хозяин заезжал. Так что его теперь до новой луны не будет. А вы, если не хотите к ночи волкам в зубы попасть, здесь обождите. Утром и пойдёте, если надо. Местечко у костра найдётся.
— Но хоть телефон-то у вас есть? – в отчаянии спросил Ромка. Вдруг жутко разболелась голова, и от гудения чужого голоса и от событий сегодняшнего странного дня. В глазах поплыли круги, и он ухватился вспотевшей рукой за свой шест. Земля стала покачиваться. Как сквозь вату, он услышал ответ Толстопупа:
— А кто такой этот ваш Телефон?
Глава 7
Ромка приоткрыл глаза. Темно. Темно и тепло. Ещё рано, и можно поваляться в кровати, пока не зазвонит будильник.
Он вздохнул и потянулся. Ну почему этой псине обязательно надо забираться в постель? Всё одеяло пропахло мокрой шерстью.
— Альма, Альма, - пробормотал он, шаря рукой возле себя. Пальцы нащупали лохматую, кудрявую шкуру. Совсем не похожую на короткую, гладкую шёрстку Альмы.
Ромка приподнял голову и заморгал. Не было никакой комнаты в родительской квартире, где он жил теперь наездами. И мать не жарит его любимые отбивные. Хотя запах жареного мяса так и лезет в ноздри.
Ромка поднялся на колени и стразу уткнулся макушкой во что-то твёрдое, шуршащее. Ветки. Ветки шалаша, куда его отнесли, когда он свалился в обморок. Он тогда спросил дядьку со смешным именем Толстопуп о телефоне, а земля почему-то вдруг завертелась, стала дыбом, и опрокинула Ромку навзничь. Очнулся он на вонючей, лохматой шкуре, чьи-то руки придерживали ему голову, а в рот лилась вода. Он проглотил немного, его оставили в покое, и он уснул.
