Мария Симонова - Профессия – смертник
«Борис погиб… Командировка в Пешавар. Разрывная пуля. Без него наш проект накрылся… Степ, скажи Светке… Я не могу…»
«А кого интересует, что ваш „Строй-Экспресс“ оказался в заднице! За тобой должок – семьдесят пять тысяч…»
«Ты – чудовище! – сказала Вера. Банально, но со вкусом. – Ты – чудовище!» – и хлопнула дверью. А через два дня уехала в Таллин наслаждаться жизнью в окружении подернутой средневековым флером эстонской экзотики. К тому же, по сведениям, полученным от одной доброжелательницы, отдыхала она там с каким-то Давидом. Степан поморщился, волевым усилием давя рой воспоминаний, стоявших на очереди: только начни думать о собственной кристальной чистоте на фоне всеобъемлющей мировой подлости – так ведь не остановишься, пока не начнешь задирать голову в поисках нимба.
Разумеется, он тоже отнюдь не ангел. Однако и не чудовище. Увы-увы.
– Да уж… – вздохнул Верлрок в полный унисон с его мыслями.
Степана посетило мистическое ощущение, будто напротив сидит незримый собутыльник, только что с пониманием выслушавший его историю. Но Верлрок на этом не остановился, разрушив призрачный образ алкоголика и посадив на его место психотерапевта: – Ситуация в самом деле пиковая: фрустрация на фоне инфернального всплеска…
– Ладно, аминь, – закруглил Степан начавшееся было промывание мозгов. Тем паче что пришел он сюда вовсе не за этим, а вроде как наоборот, чтобы «промыть мозги» Верлроку. И перевел разговор в менее болезненное и, кстати, более интересующее его русло: – Мне сказали, что ты убиваешь мгновенно. Так чего тянуть – давай, действуй.
Сказал и с трудом подавил желание зажмуриться. На миг ему стало страшно: в нем проснулся прежний, дороживший своей жизнью Степан – вынырнул в последний раз, крикнул: «Помогите! Не надо! Я жить хочу!» – и какая-то черная тень, схватив его снизу за ногу, уволокла беднягу навек в холодные пучины безмолвия. С его окончательной гибелью на душу снизошли отрешение и покой. Увы, это пока не был покой небытия – только ожидание в его предчувствии.
Проползло с полминуты, прежде чем Степан, по-прежнему живой, но уже менее отрешенный вследствие явной задержки вечного покоя, вновь услышал голос.
– А ты эгоистичен, – упрекнул его Верлрок. – Да будет тебе известно, мой возраст составляет более шестисот миллионов лет: можешь ли ты себе представить, в какую степень надо возвести твою скорбь, чтобы она могла сравниться по грандиозности с моей, хотя бы в образе бледной тени? Кроме того, я бессмертен. И ты требуешь немедленной дезинтеграции от того, кому суждено копить в себе подобное бремя до скончания мира?
– Но ты ведь Верлрок – Решающий Проблемы! – напомнил Степан. – Неужели тебе не под силу решить свою собственную проблему?
– Она как раз принадлежит к упомянутой тобой категории неразрешимых, – глухо, словно из могилы, отозвался Верлрок.
– Не так уж она сложна, на мой взгляд. Просто держись той же линии, гробь клиентов до кучи, тогда тебя окончательно сочтут неисправным и рано или поздно найдут способ уничтожить.
– Не найдут, – вздохнул Верлрок.
– Да брось. Ломать не строить. Телепортируют в твое нутро какую-нибудь супербомбу вместо очередного клиента – и ты отправишь наконец этот мир, это, как ты его называешь, ветхое рубище в утильсырье. («Хотя спорно, кто в таком случае станет утильсырьем», – подумал крамольное Степан.) Всего-то и делов, – добавил он с напускным оптимизмом.
– Меня невозможно сломать, – упорствовал Верлрок. – И дело тут не в запасе прочности. Какой бы способ ликвидации они ни выбрали, им вряд ли удастся даже подготовить для этого необходимую базу: их будут преследовать аварии, наводнения, пожары, вероятна гибель главного конструктора, или же внезапная болезнь поразит весь коллектив. Ну, а если работы все же будут завершены, дальнейшие действия исполнителей обречены на неудачу: контролер перепутает кнопки, или у него в самый ответственный момент случится сердечный приступ. Бомба попадет совсем в другое место либо взорвется прямо у них под носом.
– У тебя что, имеется агентурная сеть в большом мире? – спросил слегка заинтригованный Степан.
– Нет. Видишь ли… – Верлрок словно замялся, подыскивая объяснение, что само по себе было странным, и наконец сказал: – Моя неуязвимость основана на таких принципах, которых нынешние разумные понятия не имеют. Скажу больше – они отрицают существование подобных сил во вселенной.
– Да-а, это серьезно, – протянул Степан, испытывая некоторое вполне понятное недоверие к словам Верлрока, в то же время искренне сочувствуя ему, как механизму – или все-таки существу?.. – отвергнутому даже смертью, и параллельно как своему собрату по несчастью. – Выходит, – добавил он, – что я бессилен помочь тебе даже советом.
– Ты же не великий советчик, в отличие от меня, – горько заметил Верлрок. – Но все-таки ты можешь помочь мне. В одной мелочи. – Он выдержал паузу, затем объявил: – Я сделаю тебе подарок. И ты не должен будешь спрашивать, в чем он состоит.
– Постой, – опешил Степан, – но зачем смертнику подарок? Ведь я не могу унести его с собой на тот свет! И потом, как я тебе оттуда помогу?
– Оттуда, разумеется, никак. Ты поможешь мне уже тем, что примешь подарок, не задавая вопросов.
Степан озадаченно поскреб небритый подбородок. Что значит – не спрашивать, в чем состоит подарок? Он что, в коробке будет? В любом случае, если Верлрок распылит гостя на атомы, подарочек, каким бы он ни был, постигнет та же участь. А если презент все-таки уцелеет после дезинтеграции нового владельца, он все равно, как ни крути, останется Верлроку. Разве что это послужит ему моральным утешением – этакий обряд принесения даров, вроде возложения цветов на могилку убиенного по его же просьбе единомышленника. Убит, так сказать, по собственному желанию, скорбящий палач умывает руки. Самому-то Степану все равно: что ему за разница, как умирать – с подарком или без подарка. С подарком, пожалуй, даже где-то приятнее.
– Ладно, – согласился он. – Давай свой подарок.
– Он перед тобой.
Степан зашарил глазами окрест в поисках чего-то необычного – а чего именно, он и сам не знал. В конце концов, не найдя перед собой никаких новых или не замеченных им ранее предметов, его взгляд остановился на графине и стоявшей рядом с ним рюмке.
– Но тут только спирт, – огласил Степан результаты поисков, хотя, кто его знает – может быть, в них был вовсе и не он.
– Выпей, – предложил Верлрок.
– Я не понял – это что, и есть твой подарок?.. – втайне разочаровался Степан, надеявшийся, пускай и в преддверии гибели, получить от Верлрока что-нибудь этакое растакое – ну, по крайней мере поинтереснее, чем стограммовый стопарик.
– Именно.
– И это в самом деле тебе поможет?..
– В какой-то мере да. Скажем так – это послужит мне утешением, – туманно ответил Верлрок.
Что касается бальзама утешения на душу многогрешного убийцы, тут Степан в своих предположениях попал в точку. Так стоит ли роптать?..
Он со вздохом поднялся, взял рюмку и медленно, даже где-то торжественно поднял ее на уровень груди. Постоял немного, как бы отдавая дань памяти самому себе. Опять вздохнул и выпил. Последние сто граммов, как и положено – о чем, судя по содержанию подарка, знал Верлрок – перед казнью.
Жидкость оказалась ого-го какой многоградусной и с весьма противным привкусом, напоминающим, пожалуй, марганцовочный, только ядреней. Один глоток такой гадости, если махнуть ее без предупреждения, способен скрутить отчаянного дегустатора в позу зародыша. Но закаленного паленой водкой Степана только передернуло, ну и еще, если говорить честно, у него слегка потемнело в глазах.
Не подавая вида, что близок к потере ориентации, Степан навел фокус в помутившихся «окулярах» и восстановил прерванное дыхание. Вокруг все было по-прежнему, и он стоически обратился к Верлроку:
– Одной достаточно? – не зря же, надо думать, тот водрузил на стол целый графин. Несмотря на свой бравый вопрос, Степан не был уверен,что сможет его осилить.
– Вполне, – заверил Верлрок. И пояснил, то ли проследив ход Степановых мыслей, то ли запросто их подслушав: – Графин тут просто для композиции – не правда ли, ведь у вас принято устанавливать в центр стола какой-нибудь сосуд?
Степан не стал отвечать на этот чисто риторический вопрос, а сразу перешел к делу:
– Ну, теперь порядок? Ты уже можешь приступать к дезинтеграции?
– К дезинтегрированию, – мягко поправил Верлрок. – Мне кажется, так в данном случае будет более правильно.
Степан растерялся, пытаясь уловить и не улавливая разницы, как вдруг Верлрок сказал:
– Прости, но я, кажется, не смогу тебя убить.
– Как это не сможешь? – опешил Степан, как-то само собой считавший, что между ними уже все договорено. И вдруг – на тебе! Очередной непрошеный подарочек. «Нечестно! Не по правилам!» – вопил внутренний голос, наподобие разочарованного болельщика, в то время как Верлрок, словно шельмоватый судья, заныкавший красную карточку, объяснял с напускной растерянностью:
