Евгений Прошкин - Враг «Монолита»
— Какого хрена?! — возмутился он.
— Вода вон там. — Хаус показал пальцем на ведро.
— Пришибу, с-суки… — неизвестно кому пообещал мужчина и, почесывая ягодицы, направился к двери. Солома облепила его синий спортивный костюм так плотно, что он стал похож на хороший маскировочный комплект.
— Отряхиваться не надо, — предупредил его сталкер. — И кроссовки перешнуруй потуже.
— Это зачем? — с вызовом спросил тот.
— Чтобы не слетели, когда по кочкам побежишь.
— Я никуда не побегу, — заявил мужчина.
— Побежишь, Андрюша, побежишь.
— Я не Андрюша, я Сергей.
— Тем более. Или инкассаторы бегать не любят? Не потому ли ты сумку с деньгами просрал? — флегматично высказался Хаус.
Мужчина, не отрываясь от кружки, медленно обернулся к сталкеру и движением бровей выразил недоумение.
— Что ты уставился? — спросил Хаус. — В группе два тезки: лопух-инкассатор и… еще один. Фамилия у тебя какая?
— Обухов, — хрюкнул тот, допивая воду.
— А я Шведов, — вставил Сергей.
— Ну значит, Швед и Обух, — подытожил сталкер. — Извините, но по имени-отчеству называть вас будет некогда. Вот до города доберемся, и берите себе любые клички. А пока вы Обух и Швед. И базар окончен.
Шведов с интересом оглядел второго Сергея. При слове «инкассатор» воображение почему-то рисовало тучного лентяя предпенсионного возраста с незаряженным помповым ружьем. Ни ружья, ни выдающегося пуза у Обуха не оказалось. Стрижка под ноль не позволяла правильно оценить его возраст, но ему совершенно точно не было и тридцати.
То ли от громких разговоров, то ли потому, что кончилось действие наркоза, через минуту поднялись и двое других пассажиров.
— Вода в ведре, ссать за дверь, — привычной скороговоркой проинструктировал их Доктор Хаус.
— Ля, а где мы?! — протянул тот, что был в куртке.
Шведов представил себе, как проводник раз за разом повторяет одни и те же объяснения, и посочувствовал Хаусу.
— Мы на острове, — невозмутимо сказал сталкер. — Скоро привезут пятого. Надеюсь, он по дороге уже оклемается. Мы должны выйти с рассветом.
— Почему? — бездумно вякнул мужчина в летней рубашке.
— Нам нужно добраться еще до заката.
— Почему? — повторил он.
— Так… ты, похоже, Владимир, — предположил Хаус.
— Ну.
— А ты Николай, — обратился сталкер к человеку в «аляске». — И ты когда-то занимался боксом, верно?
— Было дело, — ответил тот.
— Значит, ты Бокс, а ты…
— Централ мое погоняло, — опередил его Владимир.
— Не возражаю.
— Пацаны, а вы откуда? — тут же взял инициативу Централ. — Я с Пионерского.
— Гонишь, — бросил Бокс. — Я там всех знаю, а тебя ни разу в жизни не видел.
— Ты сам-то кто? — процедил Централ. — И прикинут не по сезончику. Май уже кончается, а ты как чукча упаковался.
— Это ты как будто с пляжа приплыл. Май кончается, что с того?.. Пора в трусах рассекать?
— Я не понял. Если ты на Пионерском всех знаешь, то и тебя все должны знать. И я тоже. Ты с какого района-то?
— Ну с Химмаша.
— Чего?! — Централ даже присел, чтобы выразить всю полноту эмоций. — Чего ты лепишь?! Какой?.. Какой еще Химмаш? Нет у нас никакого Химмаша.
— Как это нет?.. — оторопел Бокс. — Ты с дуба рухнул? И говоришь ты как-то странно… — добавил он.
— Я?! Это ты странно говоришь!
Шведов давно все понял и, скрестив руки, привалился плечом к стене. Хаус почему-то не спешил прояснять ситуацию. Возможно, для него это было одним из немногих доступных развлечений. Спор между курткой и рубашкой он слушал с неподдельным интересом и, казалось, был слегка разочарован, когда парни наконец-то разобрались.
Широко улыбаясь, они протянули друг другу руки:
— Анапа!
— Екатеринбург!
— Ты прикинь, мля! — воскликнул Централ.
— Чума, в натуре! — согласился Бокс.
Дождь незаметно утих, и, как только Шведов это отметил, среди звука отдельных капель он различил далекий стрекот вертолета. Луна стала светить ярче, и Сергей снова выглянул из сарая. Слева от постройки послышались щелчки, это поочередно включались сигнальные огни. Они стояли прямо на земле, среди некошеной травы, и еще минуту назад их можно было обнаружить, только споткнувшись о корпус прожектора.
Доктор Хаус вышел вслед за Шведовым на улицу.
— Разве на вертолете до города не быстрее? — спросил Сергей.
— Конечно, быстрее, — отозвался сталкер. — Но ты же служил в армии. Разве не проще бежать кросс без противогаза?
— От кроссов не умирают, а ты сказал, что на этом маршруте…
— Я думал, ты сам догадаешься. Это экзамен, Швед. Очень простое испытание: кто непригоден, тот не дойдет.
— Я на такое не подписывался! — подал голос Обух.
— Это не ко мне, это к начальству, — сказал сталкер.
— А что, реально можно отказаться? — обрадовался Бокс.
Вертолет в ночном небе еще был не виден, но винт шумел уже отчетливо. Централ покинул сарай последним и, зябко обнимая себя за плечи, присоединился к встречающим. Вероятно, сверху они выглядели странно — четверо лысых и один клокастый, сбившиеся в кучу посреди буйного сорняка, неуверенно замершие между гнилым черным сараем и помеченным фонарями прямоугольником. В периметре посадочных огней ничего не было — ни бетонных плит, ни временного покрытия. Кто-то выбрал на местности участок поровнее и обозначил его прожекторами — вот и вся площадка. Такую же можно было оборудовать за час в любом другом месте, а потом просто бросить ее за ненадобностью.
Ми-8 завис низко над землей, разгоняя ветром густую траву. Вертолет был старый, перекрашенный бог знает сколько раз, со свежими царапинами и широкими мазками плохо заполированной автомобильной шпатлевки. Ни номера, ни опознавательных знаков Сергей на борту не видел, но это его уже не удивляло. Створка люка отъехала в сторону, и в проеме показался немолодой кряжистый мужик с тяжелым бульдожьим лицом. На нем были болотные сапоги и растянутый тельник с дыркой — ни дать ни взять революционный матрос на пенсии. Он бодро спрыгнул на землю, и из глубины кабины показался следующий гость со связанными руками и тряпочным мешком на голове.
«Арестантов еще не хватало», — отстраненно подумал Шведов.
Пленника подтолкнули из вертолета в спину, и мужчина в тельняшке принял его внизу, бесцеремонно поймав за грудки. Следом высадился чернявый бородатый субъект в камуфляжной куртке, похожий на арабского террориста. После этого створка вернулась на место, и вертолет, мгновенно поднявшись, с крутым виражом ушел обратно в ночное небо.
— Здравия желаю, Кабан! — гаркнул Доктор Хаус, не вынимая рук из карманов.
— Мелкие прогибы не оплачиваются, — бросил мужик в тельнике, направляясь к сараю. — Чак, развяжи его.
— Я ему не доверяю! — отозвался бородач.
— Да ты никому не доверяешь.
— Никому, — подтвердил тот.
— Это неправильно. — Кабан остановился и сдернул мешок с головы пленника. Затем щелкнул выкидным ножом и рассек пластиковую стяжку на его запястьях.
Пятый пассажир тоже был обрит налысо. В остальном ничего примечательного: скучное простоватое лицо, джинсы и старый свитер.
— Присоединяйся к своим, — сказал ему Кабан.
Все зашли в сарай и непроизвольно разделились на две группы: пассажиры у одной стены, борода и тельник у другой. Хаус встал посередине и чуть в стороне, словно командир отделения. Шведов украдкой взглянул на часы — была уже половина четвертого, небо светлело на глазах.
— Главный тут я, и зовут меня Кабан, — произнес мужик в тельняшке тихо, но твердо. — Как зовут вас, мне не важно. Знакомиться с вами буду на той стороне, в Зоне.
— А сейчас мы не Зоне, что ли? — спросил Обух.
Чак сделал такое движение, будто потянулся за пистолетом. Кабан лишь недовольно поморщился.
— По идее, да, — сказал он. — Мы в зоне отчуждения, на закрытой территории. Но это не то, что называется Зоной с большой буквы. Здесь, на острове, безопасно. Доберетесь до берега — начнете понимать, о чем я говорю. Пока дойдете до города, поймете всё. Или не дойдете. До Припяти отсюда семь километров, жду вас к вечеру. Кто отобьется от группы, тот покойник без вариантов. — Кабан медленно оглядел неровную шеренгу из пяти новобранцев. — Хаус, почему я должен им это объяснять, а? Тебе влом было инструктаж провести?
— Кабан, они только что проснулись. Надо было раньше завозить, если ты хотел, чтобы я тут с докладом выступил.
— Хрен с ним, — отмахнулся командир. — И так болтовни много. Тупые вопросы, нереальные желания у кого-нибудь имеются?
— Имеются, — чуть запнувшись, сказал Обух. — Желаю вернуться домой.
Кабан покивал ему с непонятной грустью.
— Хорошо подумал? — спросил он.
— Я бы не ушел, — сказал Обух. — Но мне не по душе способ, которым меня сюда доставили. Укололи какой-то фигней, ни о чем не предупредили… С людьми так нельзя! Я не туша мороженая, чтобы меня за ноги таскать.
