Глен Кук - Игра теней
Он также узнал меня, чем был очень озадачен. Мы ведь с Госпожой покинули Башню вместе, и тому уже больше года.
— Как поживаете, полковник? — спросил я, изображая на лице широкую, дружелюбную улыбку. — Вот мы и вернулись. С победой.
Он взглянул в сторону Госпожи. Я тоже покосился на нее. Теперь у нее есть возможность…
Она приняла наинадменнейший вид. Я бы поклясться мог, что она и есть дьявол, обитающий в этой Башне. Да ведь так оно и было. Раньше. Такие, как она, не умирают с потерей могущества. Кстати, а была ли потеря?
Похоже, она играла мне на руку. Я глубоко вздохнул и на миг прикрыл глаза, а Башня тем временем приветствовала свою сеньору.
Я доверял ей, но… Как знать? Как залезть в чужую душу? Особенно когда человек теряет всякую надежду…
Все-таки не исключено, что она снова возьмет на себя управление Империей, укрывшись в своей потайной части Башни и предоставив своим людям считать, что она совсем не изменилась. Этому ничто не мешало.
Этот вариант я не исключал даже в выполнении обещания вернуть Летопись.
Товарищи мои были уверены, что так она и поступит. И несколько опасались того, какую форму может принять первый ее приказ в роли Императрицы Теней.
Глава 5. Цепи Империи
Госпожа сдержала слово. Я получил Летопись в первые же часы нашего пребывания в Башне, пока ее обитатели оставались в обалдении от возвращения хозяйки. Однако…
— Костоправ, я хочу ехать дальше с тобой.
Так сказала она на второй вечер, когда мы любовались закатом с крепостной стены.
Я ответил со всем красноречием лошадиного барышника:
— Э-э… Кгхм… Мнэ-э…
Вот так. Поразительно бойкий и красноречивый, ответ. Какого ляда ей ехать с нами? Чего ей не хватает здесь, в Башне? Один-единственный тщательно провернутый обманный трюк — и всю оставшуюся бренную жизнь она будет могущественнейшим созданием в мире. Что проку ехать незнамо куда, незнамо зачем с шайкой усталых стариков, которые, скорее всего, просто бегут от самих себя?
— Здесь нет больше ничего моего, — продолжала она, словно это что-нибудь объясняло. — Я хочу… Я просто хочу понять, что это такое — быть обычным человеком.
— Тебе не понравится. Совсем не то что быть Госпожой.
— Но это мне никогда не доставляло особенного удовольствия, — после того, как я снова обрела это и увидела, что это такое на самом деле. Ты ведь не откажешь мне, правда?
Дурачится она, что ль? Я бы на ее месте не стал. Все равно это понимание поверхностно. После того как она воцарится в Башне, я думал, этому придет конец.
Скрытый смысл сказанного ею сбил меня с толку.
— Так ты позволишь?
— Ну, если хочешь…
— Только здесь некоторые трудности.
Ну да, как же с женщинами без этого?
— Я не могу отправляться прямо сейчас. Без меня здесь все наперекосяк, и мне нужно всего несколько дней — навести порядок, чтобы ехать спокойно.
Неприятностей, ожидаемых мною, мы здесь не встретили. Никто из ее людей не смел разглядывать ее поближе. С этой публикой все труды Одноглазого с Гоблином пропали даром. Все полагали, что Госпожа вернулась и вновь взяла в свои руки бразды правления, а Черный Отряд снова вернулся в Башню под ее покровительством. Этого было достаточно.
Поразительно! До Опала всего две-три недели пути! А оттуда — через Море Мук — совсем недалеко до портов, не принадлежащих Империи. По зрелом размышлении, надо бы пользоваться моментом и делать ноги.
— Ты ведь меня понимаешь, Костоправ? Всего несколько деньков. Честное слово. Только привести дела в порядок. Империя — вполне отлаженная машина и работает гладко, пока проконсулы полагают, что ею кто-то управляет.
— Ладно. Хорошо. Пару дней подождать можно. Только держи своих подальше от нас. И сама держись подальше от них, не давай времени приглядеться к тебе.
— Я и не собиралась… И знаешь, Костоправ…
— Чего?
— Поучи свою бабушку яичницу жарить.
От изумления я рассмеялся. Да, она все более очеловечивалась. И даже научилась смеяться…
Словом, намерения у нее были самые благие. Но тот, кто правит Империей, неизбежно становится рабом разных административных мелочей. Прошло несколько дней. И еще несколько миновало. И еще…
* * *Лично я мог развлекаться, шаря в библиотеках Башни, роясь в редчайших, древних, эпохи Владычества или даже старше, текстах, распутывая хитросплетения загадок истории севера, но вот остальным пришлось туго. Им не оставалось ничего, кроме тревог да единственной заботы: прятаться от всех вокруг. Ну, еще изводить Гоблина с Одноглазым, хотя эти двое сами кого хочешь изведут. Помимо того, для тех, кто не наделен колдовским даром, Башня была просто темной и мрачной грудой камня. Но Гоблин с Одноглазым ощущали ее как гигантскую машину магии на полном ходу, и посейчас населенную бесчисленными мастерами темных искусств. Их жизнь здесь превратилась в непрестанный ужас.
Одноглазый справлялся с этим лучше, чем Гоблин. Время от времени он все же находил силы подавить чувство ужаса, выходя наружу, на поле старой битвы, и ковыряясь в собственных воспоминаниях. Иногда и я присоединялся к нему и был уже почти готов воспользоваться разрешением Госпожи и вскрыть пару старых могил.
Однажды вечером Одноглазый спросил:
— Что, до сих пор беспокоишься?
Я в это время стоял, опершись на древко лука, воткнутого вместо памятника в могилу Взятого, которого, согласно надписи, звали Безликим. Тон Одноглазого был серьезен как никогда.
— Есть такое дело, — признался я. — Не совсем понимаю, почему, ведь все это в прошлом, однако мысли обо всем этом покоя не прибавляют. В то время я чувствовал иначе. Тогда все казалось само собой разумеющимся. Великая битва, избавившая мир от Мятежников и большинства Взятых, развязавшая руки Госпоже, делая ее в то же время Властелином. Но в контексте последних событий…
Одноглазый вдруг пришел в возбуждение и поволок меня за собой. Мы дошли до места, ничем не отмеченного, кроме его памяти. Здесь была повержена тварь под названием «форвалака». Та, что — возможно — убила его брата в давние дни, когда мы в первый раз столкнулись с Душеловом, послом Госпожи в Берилле. Форвалака — тварь наподобие вампира, леопард-оборотень, и родина ее — родные джунгли Одноглазого, где-то там, на юге. Одноглазому пришлось целый год охотиться за нею, чтобы отомстить.
— Ты вспоминаешь, как трудно было отделаться от Хромого, — задумчиво сказал он.
Он явно вспомнил нечто, что, мне казалось, он давно забыл.
Мы так и не узнали тогда, та ли форвалака, что убила Там-Тама, понесла наказание за это. В те дни Взятая Душелов близко сошлась с другим Взятым, по имени Меняющий Облик, и по всему выходило, что в эту ночь Меняющий Облик был в Берилле. И принял вид форвалаки, дабы убедиться, что царствующая фамилия уничтожена и победа достанется Империи дешево.
В общем, если Одноглазый и отомстил за Там-Тама не той твари — плакать было поздно. Меняющий Облик стал одной из жертв Битвы при Чарах.
— Да, я вспоминаю Хромого, — согласился я. — Одноглазый, я ведь убил его в той гостинице! Наверняка. И, не появись он снова, никогда б не усомнился, что он мертв.
— И насчет этих не сомневаешься?
— Немного.
— Хочешь прийти, как стемнеет, и раскопать одну?
— А что толку? В могиле кто-нибудь да окажется. А как знать, тот или не тот?
— Они были убиты другим Взятым и членами Круга. А это совсем не то, что, например, тобой, бесталанным.
Он имел в виду отсутствие колдовских способностей.
— Знаю… Те, кто считается их победителями, действительно могли сделать это. Потому только и могу еще думать о чем-то другом.
Одноглазый тупо уперся взглядом в землю. Когда-то здесь стоял крест с распятой на нем форвалакой. Через некоторое время он зябко поежился, и мысли его обратились к настоящему.
— Ладно. Теперь это уже неважно. Было это, если и недалеко, то давно… А мы, если нам удастся выбраться отсюда, будем очень далеко.
Он сдвинул свою черную мягкую шляпу на глаза, чтобы не мешало солнце, и поднял глаза на Башню. За нами наблюдали.
— С чего это она желает идти с нами? Вот что не дает мне покоя. Ей-то это зачем? — С этими словами он как-то странно поглядел на меня, затем, сдвинув шляпу на затылок и уперши руки в бока, продолжал: — Знаешь, Костоправ, иногда смотрю на тебя и глазам своим не верю. Какого черта ты здесь ее дожидаешься, когда мы могли быть уже далеко отсюда?
Хорош был вопрос. Сколько думал над этим — стесняюсь как-то отвечать на него.
— Ну, пожалуй, она мне вроде как нравится. Я считаю, она заслуживает некоторой толики обыкновенной жизни. Да она, в общем-то, ничего. Правда.
Одноглазый, выдав мимолетную дурацкую усмешку, отвернулся к ничем не отмеченной могиле.
— Да, Костоправ, с тобой не соскучишься. Смотреть, как ты тут колбасишься, само по себе поучительно. Так скоро мы сможем отправляться? Мне здесь совсем не нравится.
