Александр Золотько - Игры над бездной
– Это вы?..
– Нет, что вы! Это покойный Пфальц. Он ведь вас тоже не любил, взаимно, заметьте. Он даже пытался договориться со мной, чтобы я вас устранил. Но я, верный нашим с вами договоренностям, скормил капсулу с ядом ему, а не вам. Но если вас и на самом деле интересует, кто вручил Пфальцу информацию о вашем предательстве, то вынужден признать – я.
– Вы…
– Но это уже не имеет никакого значения, Прохор Степанович. Абсолютно никакого. Пока они соберутся, пока попытаются связаться с Пфальцем, который отчего-то опаздывает на собрание, пока выяснят, что того не будет, пока ознакомятся с документами и записями, пока будут возмущаться – все уже и начнется. И времени разбираться с вами уже ни у кого не будет. И не только времени. Да вы сядьте, Прохор Степанович, сядьте. Вы побледнели, дыхание, вон, нехорошее… Сядьте, – приказал Леший, и Дальский подчинился. – Вот так лучше. Значительно лучше.
Леший прошелся по кабинету, поглядывая в окна.
– Красивый город, – Леший обернулся к Дальскому и развел руками, как бы извиняясь. – Особенно вот так, когда не ощущается жара, пыль… не слышны приставания проституток или предложения пушеров, когда можно забыть, что в эту самую минуту в городе неизбежно кого-то насилуют, убивают, подсаживают на наркотики, режут на органы… Красивый город. Вы знаете, что он проклят? Нет? Больше ста лет назад вокруг него шли бои, жуткие бои… Погибло несколько миллионов человек. Представляете – вокруг одного не самого большого города меньше чем за год – несколько миллионов человек. Тут все пропитано смертью. Здесь невозможно сохранить рассудок неповрежденным. Тут становятся либо гениями, либо идиотами. Некролоботомия, извините за ублюдочное определение. Поэтому, если сегодня погибнет еще несколько сот человек… или даже тысяч – это никак не отразится на карме этого города. Люди остановятся на мгновение, почешут в затылках и пойдут дальше: убивать, насиловать, развращать… или позволять делать все это с собой и своими близкими…
Дальский сидел в кресле, вцепившись в подлокотники побелевшими пальцами. И мечтал только об одном – чтобы Леший ушел. Исчез. Пусть не навсегда, пусть на день. На час. Губернатор Свободной Экономической Территории больше не мог терпеть, не мог удерживать ужас в себе. Еще немного, и мозг – его мозг – взорвется, разнесет череп в клочья, повиснет кроваво-черными комками на стенах и окнах кабинета.
– Пусть он уйдет, – пробормотал Дальский. – Пусть он уйдет.
– Я ухожу, – сказал Леший. – Вот теперь я сказал почти все, что хотел. Осталось совсем немного…
Пусть он уйдет. Пусть он уйдет!
– Знаете, когда я убедился в том, что не ошибся, поставив на вас?
– Нет. Нет! (Пусть он уйдет, пусть уйдет…)
– Когда вы после первого разговора со мной не стали тащить в город всякое барахло. Не стали готовить запасы. Вы, наверное, даже не подумали об этом.
– Не подумал об этом, – эхом отозвался Дальский. (Пусть он уйдет, пусть!)
– А другие… Это смешно, но трое срочно отправили своих жен и родственников на отдых. Подальше. Одиннадцать человек взяли кредиты по самым неудобным ставкам и превратили деньги в золото. Семь человек закупили медикаменты, продукты. Восемнадцать – оружие с боеприпасами и одежду. А вы… вы просто ждали неизбежного. Это меня потрясло. Настолько, что я взял на себя труд сделать запасы от вашего имени. И не только потому, что вы мне нравитесь, но и для того, чтобы вы не выделялись на общем фоне. – Леший ходил по кабинету, и жемчуг хрустел у него под ногами – хрусь, хрусь, хрусь, как человеческие черепа под ногами гиганта. Хрусь-хрусь-хрусь…
– И самое последнее… Те, с кем я договаривался, испытывали по моему поводу самые разные чувства. Ненависть, злоба, желание обмануть, надежда обогатиться… Но только вы испытали самое правильное чувство. Вы испугались. И это правильно. Это самая правильная эмоция в данном случае. Страх. Мне не нужны благодарность или симпатия. Мне вполне хватит ужаса, который просто брызжет из вас, тонкими струйками льется сквозь поры, течет из ушей, выступает пятнами на вашей одежде… Это правильно. Это позволит вам выжить… Нет, – засмеялся Леший, – не выжить. Увеличит ваши шансы выжить, так правильнее. И заметьте, я не требую от вас ничего такого, не угрожаю, не намекаю, но вы меня боитесь…
– Уйди… – простонал Дальский, зажимая уши ладонями. – Уйди-уйди-уйди…
– Я даже не требую, чтобы вы не пытались меня найти и убить, – Леший подошел к Дальскому и похлопал его по плечу ледяной рукой. Или обжигающе горячей – Прохор Степанович не разобрал. – Вы попытайтесь меня найти. Можете попытаться меня убить – я, наверное, не стану за это наказывать. Вы пробуйте, может, получится. И можете рассказать своим коллегам по несчастью обо мне. Я даже могу приз установить для того, кто меня найдет. Честное слово. Я ведь не вру. Я никогда не вру. Подумайте об этом…
Дальский уже не бормотал и даже не стонал, он скулил, тянул бесконечное «уйди-уйди-уйди-уйди», раскачиваясь с закрытыми глазами.
Все рухнуло. Все уже рухнуло. Если Наблюдательный Совет признает его виновным, то устранит в считаные минуты. Вначале из него попытаются выбить всю правду, а потом… Правду… всю правду… Какую правду? О чем?
Он ведь ни в чем не виноват. Никаких переговоров с Мутабором, Мутабора никогда не было в его городе и, наверное, уже никогда не будет. О чем сможет рассказать Дальский во время допроса? О Лешем, конечно, о двадцати восьми – как там их назвал Леший – коллегах по несчастью? О них Дальский расскажет, не сможет не рассказать.
Выходит, что Леший все ставит под удар? Или он и в самом деле уверен в том, что ничего уже нельзя изменить? Уверен. И уверен в себе, в своем могуществе, настолько уверен, что даже не прячется, оставил свои отпечатки, позволил зафиксировать себя системам охраны, он даже пригласил Дальского организовать охоту на себя.
Леший либо сошел с ума, либо настолько в себе уверен.
Дальский открыл глаза – Лешего в кабинете не было.
– Ушел, – выдохнул Дальский. – Ушел.
Ноги плохо держали губернатора, но он смог встать с кресла, дойти до бара. Двумя руками взял бутылку, зубами вынул хрустальную пробку, выронил ее на пол и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Посмотрел на Дипломатический квартал и как-то отстраненно подумал о том, что там сейчас происходит. Его судят. Его приговаривают к смерти.
Еще глоток из бутылки. Словно вода. Но страх немного отступил, скукожился, забился куда-то в глубину сознания. Только его липкие, холодные следы остались в мозгу Дальского, на его сердце и в его душе. Как знак, как напоминание о том, что он может делать все: биться головой в стену, строить планы, корчиться в истерике или готовиться к войне, – все это бессмысленно. Будет так, как решил Леший.
Но еще одно было понятно Дальскому – он сделает все, чтобы найти Лешего, чтобы найти и уничтожить Лешего. Как бы тот ни прятался. Как бы…
Дальский всхлипнул.
Это ведь Леший так приказал. Это Леший приказал искать его и попытаться убить. «И что же получается, – подумал Дальский. – Если я не захочу ему подчиниться, то Леший будет в безопасности. Если попытаюсь его уничтожить, то всего лишь выполню его волю? Покорно выполню?»
Дальский отбросил в сторону бутылку, оглянулся на свой стол, прикидывая, не связаться ли прямо сейчас с охраной здания и не приказать ли блокировать выходы. Нет, наверное, бессмысленно. Так просто Леший не подставится. Не подставится.
Если бы тут была Инга. Если бы она тут была… То что? Она смогла бы остановить Лешего перед дверью кабинета? Если этого не смогли сделать Митя и Ринат…
Митя и Ринат.
Дальский торопливо прошел через кабинет к двери, наступил на рассыпанный жемчуг, нога поехала, и Прохор Степанович чуть не упал, взмахнул руками, с трудом удержал равновесие. Открыл дверь в приемную. Замер на пороге.
Митя лежал в углу, скорчившись, прижав руки к животу. На лице застыло удивление. Одна лужа крови натекла под животом, другая – под головой. Тонкий багровый ручеек соединил обе лужи. Пистолет Митя так и не вынул. Он, наверное, первую пулю получил в живот, и только вторую – в голову.
Рана в живот парализует человека, но сразу не убивает. Митя, получив пулю, попятился, уперся спиной в стену и сполз на пол. Ему было больно, но, похоже, боль пересилило удивление. Он смотрел не отрываясь на убийцу. И, наверное, не верил себе.
Дальский подошел к столу референта, сел в кресло – Инги сегодня не было, Инга сегодня только возвращается из поездки. Дальский отправил ее по просьбе Лешего. Так совпало. Или так хотел Леший, но эта поездка спасла Инге жизнь. Дальский поискал в компьютере файл системы наблюдения, открыл.
Митя сидит на диване напротив двери, читает журнал. Ринат – в кресле возле окна. Что-то происходит, наверное, кто-то стучит в дверь. Или что-то за ней зашумело… Митя бросает журнал на диван, встает. Он то ли собирается подойти к двери, то ли хочет посмотреть через монитор на столе референта, что там случилось за дверью.
