Виктор Лебедев - Рожденные ползать
– А вот ты бы что сделал? – Колька заглянул в глаза другу. – Допустим, ты управляешь своей страной, на тебя летят сотни ядерных боеголовок – зная об этом, как бы ты поступил? Ответил бы тем же, выпустив свои ракеты?!
– Не знаю, – честно ответил Миша.
* * *Глаза быстро привыкли к темноте – она была верным спутником жителей подземки. Мрак на станции рассеивали только факелы и костры, разве что фермы освещались хорошо. Миша внимательно посмотрел наверх – вроде бы все тихо. Движения никакого нет. Сердце ухало в груди – казалось, стены вокруг вибрировали от его громкого стука. Миша постоял, прислушиваясь, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Вроде немного успокоился. Сделал первый шаг. Эскалатор заскрипел под его весом, но выдержал. Осторожно продвигаясь, перешагивая провалившиеся ступени и дыры и держась за поручни, Миша лез наверх. Наконец, спустя целую вечность, достиг последней ступени небольшого эскалатора. Ладони и лицо взмокли, респиратор неприятно стягивал кожу. Миша осмотрелся.
Всюду царило запустение – мусор, толстым слоем покрывавший пол, сухие ветви, истлевшие тряпки и труха, бетонное крошево осыпающихся стен, мятые железные блоки банкоматов. Под ногами хрустнуло. Миша наклонился, вгляделся. Пол вперемешку с мусором был усыпан человеческими костями. «Сколько же их здесь погибло, пытаясь попасть вниз за спасительные створки гермоворот?» Внутри Миши что-то сжалось, заскребло. «А может, здесь и не только человеческие кости», – подумал он, заметив большой странный продолговатый череп у стены с несколькими рядами хорошо уцелевших зубов. Миша поежился. Над эскалатором был ряд литых бронзовых скульптур – какие-то мужчины, женщины, дети и животные среди деревьев и листвы.
«Времени не так много», – сказал сам себе Миша, – пора двигаться». Он сделал шаг в сторону выхода…
* * *…и в этот момент тварь прыгнула.
Инстинкты сработали, Миша в самый последний момент дернулся, успел откатиться в сторону. Острые когти резанули по плечу, разрывая ткань комбинезона, оставляя кровоточащие отметины. Миша резко развернулся, протянул руку, чтобы сдернуть с плеча АК-74, и… Автомата на плече не было. Миша с глупым выражением лица уставился на руку, где еще совсем недавно висело оружие. Перевел взгляд на чудовище. АК лежал в трех метрах от него, между ним и тварью, снова изготовившейся к прыжку. «Наверное, слетел, когда я откатился в сторону», – промелькнуло в голове Миши. И он понял, что уже не успеет ничего сделать.
Было что-то кошачье в этом создании, оно было кошмарно и вместе с тем грациозно. Мощные лапы с длинными когтями, хвост, нервно хлещущий по бокам, короткая жесткая черная шерсть, красные зрачки и пасть с желтыми зубами и слегка высунутым раздвоенным языком, словно пробующим на вкус воздух вокруг, прежде чем снова прыгнуть. Ее глаза гипнотизировали, сковывая движения Миши, заставляя смириться с неизбежным. Парень с трудом поднялся, вялость разливалась по телу, ноги передвигались с огромным трудом. Шаг… еще один… Навстречу?! Что он делает? Ноги твари оторвались от земли. На этот раз шанса уйти в сторону не было.
Грянула автоматная очередь, резанув по ушам. И в тот же миг плечо пронзила острая боль, чудовище всем своим весом обрушилось на Мишу, подминая его под себя. Дыхание сбилось от резкого удара о землю, словно разом выпустили весь воздух из легких. Миша ударился затылком, сознание поплыло. В нескольких сантиметрах от его лица застыла морда животного с остекленевшими глазами. Повернув голову набок, хватая ртом прохладный воздух и морщась от боли в плече и затылке, Миша словно в тумане увидел, как к нему бегут трое незнакомых людей в костюмах химзащиты.
Подбежав к Мише, один из сталкеров наклонился, заглянул в лицо и спросил:
– Живой?
– Зачем снял? – грубые руки сталкера, надевавшего респиратор обратно на Мишу, немного привели того в чувство. – Вроде бы в порядке, – констатировал боец в камуфляже, придирчиво обследовав парня.
Колени Миши предательски дрожали, ноги подкашивались, и если бы сталкер не поддержал его, парень бы давно рухнул на землю. Правая рука и плечо саднили, во рту ощущался привкус крови, вдобавок ко всему Мишу подташнивало и кружилась голова.
– Страшно? – один из сталкеров – тот, что был пониже ростом, чем остальные – подошел поближе и сделал круглые глаза. – Да ты, парень, видать, зеленый совсем. Че на поверх-ность-то поперся, дурень? Жить надоело?
У Миши непроизвольно сжались кулаки. Подбирая слова, чтобы ответить наглецу, он взглянул на небо, и его закачало и замутило с новой силой.
Широкоплечий сталкер, по всему видно – старший, внимательно посмотрел Мише в глаза, а затем обратился к своему бойцу:
– Отвали от него, Башка. Это он не от страха.
– Первый раз на поверхности? – обращаясь уже к Мише, спросил он.
Тот кивнул, с трудом справляясь с позывами рвоты.
– У него агорафобия, – обращаясь к своим, сказал сталкер. И затем уже коротко, по-командирски, бросив быстрый взгляд на Царицынский парк и махнув в сторону вестибюля станции: – Вниз. Хватит время терять. Башка, ты первый, Том, тащи его к входу, – он ткнул пальцем в Мишу, – я прикрываю.
Миша попытался было возразить, что он может двигаться и сам. Но перед глазами поплыли круги, а ноги были ватными и совсем не слушались.
– Тихо-тихо, – почти ласково сказал сталкер, которого назвали Томом. – Хватайся за меня, – и, поддерживая Мишу своей огромной ручищей, он двинулся вслед за Башкой.
Протяжный вой неведомых тварей со стороны бывшего парка провожал бойцов, пока они осторожно спускались по прогнившим ступеням эскалатора.
Глава 2
Знакомство
Спиртовка на столе горела синеватым пламенем. Она не могла осветить все помещение, по углам которого прятались тени, но хоть что-то разглядеть было можно. Вдоль стен стояли несколько деревянных, грубо сколоченных скамей со стертыми прохудившимися матрацами и простынями, желто-серыми от времени и многочисленных стирок. С потолка свисал брезент, деля комнату пополам. Там, за ним, Миша знал, находилась Операционная. Вторая часть комнаты, где на скамье сейчас лежал Миша, именовалась просто – Палатой. Баба Шура, как все звали здесь медсестру и сиделку, в прошлом работавшую в медкабинете при школе, только что промыла и перевязала Мише раны и в который раз заставила лечь обратно парня, так и порывавшегося удрать, чтобы поглазеть на настоящих сталкеров, часом ранее спасших его от верной смерти на поверхности. Он чувствовал себя значительно лучше, но ко всем его увещеваниям и мольбам баба Шура оставалась равнодушной.
Тот старший назвал Мишин страх агорафобией. Какое мудреное слово. Парень закрыл глаза, и перед ним всплыла жуткая оскаленная морда прыгнувшего на него ужасного создания. Он в который раз мысленно поблагодарил сталкеров за свое спасение и решил, что непременно должен сделать это лично, все-таки жизнью обязан.
Палата находилась за платформой станции, там, где начинался ряд производственных помещений, санузлы и душевые, а дальше, в конце коридора, в небольшой каморке – комендантская. Комендант, Василий Петрович Ионов, до Катаклизма был путевым обходчиком, и массированный ядерный удар застал его в метро, когда он собирался уже было выйти на поверхность после ночной смены. Волею судьбы он задержался на работе – попить чаю и поболтать с сослуживцами. Он был очень общительным, любил рассказывать детям байки из прошлой жизни. Обычно в таких случаях Василий Петрович всегда делал страшные глаза и, понижая голос почти до шепота, отчего становилось жутко, начинал:
– Иду я, значит, мимо расстановок, это специальные такие места в туннелях, куда поезда загоняют, фонарем подсвечиваю, и вдруг слышу – в вагонах что-то постукивает. Известно, что металл расширяется, когда нагревается, а потом, когда остывает, издает звуки… К этому я привык, хотя у нас на работе и были такие, которые боялись в одиночку ходить мимо расстановок, всегда напарника с собой брали. Но тот стук, что я услышал, был явно не технического происхождения! Так вот. Словно молоточком кто-то р-раз, два, раз… То тише, то громче. И еще – будто цепи позвякивают. Крутанул я фонарь, а у самого руки трясутся. А на стенах туннеля тени какие-то непонятные мелькают, жуткие. И вдруг стук оборвался, но слышу, кто-то шаркает, приближается. Страшно мне тогда очень стало. Ноги в руки – и припустил до подсобки, добежал – всего трясет, отпоили чаем. А Митрич, тоже обходчик, почти на пенсии уже, тогда мне и говорит: «Вася, это души тех, что метрополитен строили, кого еще в тридцатых и сороковых годах загоняли на стройку, вот они и померли прямо здесь, на величайшей стройке коммунизма».
Василий Петрович вообще обожал постращать мальчишек своими мистическими историями. Ребята собирались вокруг костра у южных гермоворот, в тлевших углях пеклась картошка, и по станции разносился непередаваемый аромат. Тени на стенах плясали, а Василий Петрович рассказывал:
