Андрей Лавистов - Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2
— Он тоже из ополчения? — кивнул я на Крошку, снова развалившегося на кровати и вполуха слушавшего наш разговор.
— Записался по дурости, да прибил кого-то, — будничным тоном сообщил мне Колдун, а Крошка ухмыльнулся, демонстрируя желтые клыки. — В состав батальона входят три роты, — продолжал бубнить пришлый, — Огнеметная рота, где и ТПО есть, и «Драконы», но не самолеты, а самоходки с огнеметами, рота охраны и мы, штрафная рота. Есть еще отдельный взвод магической разведки, взвод биоразведки и приписанное к ним звено «Драконов», как раз самолетов!
— Что такое ТПО? — спросил я, проклиная любовь военных к аббревиатурам. Чтоб они своих дочерей только ДаЗдраПерМами называли!
— Тяжелые огнеметы, не бери в голову, — отмахнулся Колдун, — у нас ЛПО на вооружении! Рота разбита на три взвода. Каждый взвод на огнеметные группы. Мы их называем купе, и не спрашивай меня, почему, — тут пришлый обвел рукой «островки» с кроватями. Ты будешь во втором купе, то есть во второй группе второго взвода… Если эту ночь переживешь…
— А какие проблемы? — я все никак не мог взять в толк, почему «штрафнякам» вообще доверяют оружие. Это ж преступники… Но с другой стороны, ЛПО, то есть легкий огнемет вряд ли бьет на дальние расстояния. Попробуй его повернуть… Тут-то тебе и… Не зря же в составе батальона рота охраны…
— «Собаки»… В лицо их так не назови… Это рота охраны. Собаки и есть. Если продуешь бой, станешь их рабом. Или рабыней, у эльфов репутация известная… Когда к нам поступает новенький, он выходит на бой против «пса». Если продержится на ногах три минуты, на бой выходит его огнеметная группа, купе. Я «замок», замкомвзвода, мне нельзя, вместо меня Крошка выйдет… Надо будет продержаться еще три минуты против троих псов. Если к концу боя хоть один из наших будет стоять на ногах, мы выиграли. Если просрем… что ж, лучше для вас тогда будет самим вешаться…
Хорошо… Драка меня не очень пугает, особенно если на моей стороне будет, гм-гм, Крошка.
— Сколько народу в огнеметной группе? В купе? — спросил я. Судя по тому, что из четырех кроватей только три застелены, трое.
— Трое… — подтвердил Колдун. — А с тобой и в нашей группе трое будет. Если выживешь — придется идти на «выход». Второй взвод всегда на «выходах».
— «Выход» что такое? — поинтересовался я без особого интереса, потому что, по моему убеждению, проблемы надо решать по мере их поступления.
Сколько раз я с этим «убеждением» впросак попадал, ни в сказке сказать, ни пером описать… Лень подумать головой… Зато не лень потом отрабатывать…
— То на тараканов бросят, то на кроликов… — равнодушно сообщил Колдун, но я почувствовал, что равнодушие его деланное.
И значит, тараканов и кроликов надо в кавычки ставить… Оно конечно, огнеметом можно и против сорняков бороться, фермерам его предлагают, но вряд ли в штрафной роте занимаются сельским хозяйством. Или как раз им и занимаются?
— «Тараканы» — это кто? — спросил я с осторожностью, предполагая неприятный ответ.
— Гоблины… — ответил замок. Вот, действительно, вляпался… — Видел их когда-нибудь?
А как же… Мерзкие серокожие твари с острыми зубами и жесткой черной шерстью. Рот до ушей, хоть завязочки пришей, вместо носа и ноздрей — две широкие дыры, лба нет, но надбровные дуги — мое почтение! Росточек — метр в кепке, в прыжке с табуретки… Редко когда до метра доходит. Живут «семьями» по пятьдесят-семьдесят особей, стайные, значит. Размножаются, действительно, как тараканы, злобные, всеядные и разумные… Последнее — самое неприятное. Там, где поселится гоблинская семейка, скоро исчезнут животные и растения. Сами-то переселятся куда-нибудь, кочевой народ, не оседлый… Ощущение, что они после себя оставляют пустыню, причем делают это намеренно. Искренне считают, что мир существует только для того, чтобы они могли жрать. В последнее время, как я слышал, их стало поменьше. А на них, значит, огнеметчиков натравляют… Ободряю… Еще сегодня утром я стоял перед своими палачами, а сейчас и сам — без пяти минут палач…
— Гоблины… — улыбнулся я, — Неплохо… Я-то думал, в штрафной роте только толчки зубной щеткой драют…
— Драить толчки здесь привилегия… — сморщившийся Колдун покачал головой, — Вот выйдешь с ЛПО на позицию, а «тараканьи» детишки на коленочках стоят, ручонки вверх тянут и визжат, чтоб не стреляли… тогда поймешь…
— На каком языке визжат? — поинтересовался я исключительно по привычке.
— На нашем… Научились… — хмуро ответил замок.
Настроение у него портилось на глазах. Из-за детишек расстраивается? Детишки… А что детишки? Сегодня детишки, завтра взрослые особи… У гоблинов смена быстро подрастает. Теоретически я готов. Практически… не знаю.
— Кролики — это хафлинги? — поинтересовался я, не сомневаясь в ответе.
— Они… Не вздумай гоблинов — гоблинами назвать. Понимаешь, почему?
А чего тут сложного? Гоблин — обычное прозвище для солдата. Самоназвание, можно сказать… Как и гоблины, солдаты оставляют после себя пустыню, сжирают все, что видят и питают нездоровую страсть к разрушению… Пожалуй, все понятно… Еще осталась парочка вопросов:
— Ты что-то про рабов упомянул. Или мне послышалось?
— Нет, не послышалось… Самое страшное здесь — оказаться рабом в казарме у псов. Больше месяца никто не выдерживает. А потом на «боевые потери» все списывается…
— А скажи, Колдун, почему народу нет? Только пятое и шестое… купе, да вы с Крошкой? Неужели потери действительно большие?
— Кто в поле, на тараканах, кто на работах… Пятое и шестое после ночи отсыпаются, мое купе сегодня дежурное по взводу, а Крошка из командирского купе. Его Салахетдинов на работы не пускает, всегда на подхвате держит, на всякий случай.
— Что за работы? — поинтересовался я. Все же чистка санузлов?
— Работ по батальону много… Свиноферма большая, огород с садом, у «псов» и «кадров» уборка, кухня… Но ты и не мечтай, не отсидишься. У тебя три года, так?
— Так, — согласился я, скрипнув зубами.
— Тех, у кого больше двух лет, запрещено на хозяйственных работах использовать. В наряды только по взводу. В основном, на боевые… А на боевых, сам знаешь, без потерь не обходится. «Тараканы», пока детишки плачут, могут и из лука стрельнуть, и шаманы у них имеются. А на нашу больничку лучше не надеяться. Лепила наш, Вазген Нариманович, тоже из осУжденных… все ждет перевода по УДО.
— Хватит болтать! Пускай эльф поспит, у него глаза закрываются! Ему ночью «пса» перебить надо! — вмешался в наш разговор Крошка, и вмешался, надо сказать, по делу…
— Последний вопрос! Ножи, кистени, вообще, оружие использовать можно?
— Только против себя и до боя, — хохотнул Колдун, и я увидел, что он, что называется, на пределе. А как ловко к полуорку скользнул.
— Поспать я не против, только и пожрать не помешает! — подмигнул я Крошке. И обращаясь к похохатывающему Колдуну, спросил, протягивая ему нож рукояткой вперед: — А у тебя, Колдун, после Внутреннего Щита точно ничего не осталось?
— Не осталось… — принимая нож, проговорил замок, сразу переставая веселиться.
Врет, что ли? Или нет, не врет… А мы вот как сделаем…
— А слышал ты, Колдун, про такого мага эльфийского, Лиинуэля Огненного? И про его коллекцию артефактов?
— Слышал… — после небольшой заминки пробормотал Колдун. Теперь вся его поза излучала напряжение, — А что?
— Да ничего… — я постарался вспомнить гримасы разбойника Бонса, когда он подмигивал сперва правым глазом, потом левым, потом двумя сразу. Надуюсь, мои подмигиванья Колдун не примет за нервный тик. — Перетрем потом насчет Внутреннего Щита…
Что надо человеку? Дайте ему надежду, безумную, неразумную, нелогичную, ни на чем не основанную… Табуретка передо мной сразу превратилась в обеденный столик. Краюха непропеченной черняшки, банка тушняка, головка лука. Вкуснотища! Да так в «Оленине» не накормили бы! Набив брюхо, я завалился на второй ярус и мгновенно заснул.
***Тропинка… Туман… Подняв глаза, я увидел древнюю кладку стены, поросшую рыжеватым мхом. Утренний холодок змейкой скользнул вдоль позвоночника. Сильно башня Конкруда преобразилась… Теперь хоть на замок похожа… Стена была неприятной на ощупь, какой-то упругой, словно живой. Еще и липкой, как кожа больного лихорадкой. Туман все сгущался, вместо того, чтобы рассеиваться. Вот его клок уплотнился, в нем сверкнуло обнаженное девичье плечо… Глаза. Глаза были совершенно непередаваемого фиалкового оттенка. Я думал, таких глаз не бывает. Губы… Что они шепчут? Непонятно. Кажется, я рванулся вперед, чтобы расслышать то необыкновенно важное, что шептали мне эти сочные губки…
***— С кровати не слети… — посоветовал мне суровый с виду парень, на котором фермерский комбинезон и клетчатая байковая рубаха выглядели бы гораздо органичнее, чем галифе с гимнастеркой.
