Олег Верещагин - Воля павших
– Угу.
– Ну и о чем это произведение? – Юрка поставил гитару между ног и серьезно посмотрел на меня. – Гляди сам. Главный герой крадет деньги у квартирного хозяина, спит по очереди с двумя женщинами и попутно плетет политические интриги. Его друг – хронический алкоголик, явный клиент ЛТП – занимается махинациями различного рода. Второй приятель – сутенер, имеет любовницу, муж которой больной и парализованный старик, обирает его, лжет и хвастает на каждом шагу. Третий – религиозный лицемер, прохвост и бабник. Все четверо по ходу действия объединяются, чтобы убить женщину, которая была женой одного и любовницей другого… Все вместе – «Три мушкетера», роман, который учит добру, благородству и справедливости.
– А? – растерянно вякнул я. Потом потер лоб и признался: – Вообще я с такой… интерпретацией не сталкивался.
– Не мое, – признался Юрка, сладко потягиваясь. – Это я в интервью Невзорова прочитал, который «Чистилище» снял.
Мы с минуту помолчали. В парке царила весна – а точнее, уже лето со всей его бездельной беззаботностью, и я, неожиданно воспрянув духом, подумал, что фингал – это не самое страшное, а впереди – масса времени, которое можно будет провести куда полезнее, чем в школе. И странным диссонансом прозвучала пришедшая на ум строчка из «Алисы в стране чудес»: «Провести Время?! И не мечтай!»
– Ладно, пойду, – кивнул я Юрке и решительно зашагал к дому, а он за моей спиной запел, как ни в чем не бывало:
А совесть и гордость имели б вес,
И, сдержанный блеском шпаги,
Никто бы без очереди не лез,
Тыча свои бумаги![4]
На кухне разговаривали на повышенных тонах. Придерживаясь рукой за стену, я прислушался – не для того, чтобы подслушать, а от удивления. Мама с отцом никогда не ссорились. У нас вообще была очень дружная семья – это и бабульки у подъезда отмечали; отмечали с долей неудовольствия, явно считая, что это уж слишком – семейное благополучие вдобавок к материальной обеспеченности. По-моему, они были бы очень довольны, начни я глотать «колеса», отец – бухать, а мама – гулять на сторону. Тогда было бы что обсуждать, соболезнующе качая головой.
И все-таки родители ссорились. Или – во всяком случае – спорили, да так, что не услышали, как я пришел, хотя мама слышит это, даже если спит, – и всегда выходит навстречу.
Наверное, можно было проскочить к себе в комнату, не отсвечивать украшением… Я вздохнул, сковырнул с ног кроссовки и, не надевая домашних тапочек – мама всегда за это ругала, – пересек коридорчик. Сбросил на пол рюкзак, открыл дверь в кухню:
– Родители! Я пришел, можете поздравить…
Отец сидел в своей обычной позе – ноги широко расставлены, пальцы сплетены под подбородком, локти на столе. Мама стояла около окна. Вид у нее был, скорее, растерянный, чем рассерженный, да и отец выглядел абсолютно спокойным…
И тут я со своим фонарем… Похоже, пока я шел от школы, он стал еще более вызывающим, потому что мама расширила глаза и сказала:
– Поздравляю с окончанием учебного года…
А отец хохотнул и заметил:
– Ого, давненько мы такого не видели…
– Олежка, что это? – Мама подошла ближе, я уклонился от ее руки и буркнул:
– Фингал… Ма, где у нас свинцовая примочка?
– Поздно примачивать, – заметил отец. – Ладно, это мелочи…
– Какие мелочи, Сашка?! – сердито обернулась она. – Чем тебя так?! – это снова мне. – Кто?!
– Бейсбольной битой, – отец явно развлекался. – Олег, ты ей скажи. Скажи, кто, пусть сбегает разберется, кто ее маленького обидел… Светка, отойди от парня!
– А в следующий раз он придет без глаза! – воинственно заявила мама.
– Не приду, – заверил я. – Это я в конце года расслабился. А… он у меня еще получит. Потом.
– Господи боже! – Мама схватила меня за уши и несколько раз помотала моей головой из стороны в сторону. – Неужели нельзя решать споры не кулаками?!
Отец за столом захрюкал и забулькал. Я пожал плечами:
– Можно… Разными местами можно. Коленька Левшин, например, с первого класса проблемы задним местом решает, даже трусы не носит, чтоб не мешали… Только мне кулаками привычней.
– Гадости говоришь… – поморщилась мама, усаживаясь на табурет.
– Какие гадости, если правда… – начал я, но отец показал мне кулак и строго потребовал:
– Дневник.
Я ногой выдвинул из-за двери рюкзак и, протянув отцу требуемое (никаких опасений это у меня не вызывало, потому что там все было нормально), присел к столу и взял из хлебницы сухарь. Мама заглянула отцу через плечо, заметив:
– Олежка, терпимей нужно относиться…
– Ы, – ответил я, разгрызая сухарь с каменным треском, – ыхау, – проглотил я кусок и пояснил: – Не хочу терпимее… А чего вы шумели? Наследство получили?
Отец аккуратно закрыл мой дневник с портретом Мэла Гибсона в роли Уоллеса на обложке и отложил на край стола. Они с мамой обменялись непонятными взглядами, и я заволновался, сам не понимая, почему:
– Что случилось, товарищи производители?
– Наследство получили, – буркнул отец, а мама вновь сердито сказала:
– Поздравляю, сын, мы переезжаем на Эльдорадо. Твой… производитель, – она метнула на отца испепеляющий взгляд, – собирается продать квартиру и переезжать.
Я подавился вторым куском сухаря и захлопал глазами. Переезд в мои планы не входил. Во-первых, я вполне уютно чувствовал себя в нашей школе, а переезд означал новую школу. Во-вторых – это что же, уезжать от Вадима, от фехтования, от скачек?! В третьих, я не понимал, зачем продавать квартиру, в которую полгода назад вбухали кучу денег, соединив нашу нижнюю и купленную у соседей наверху. В четвертых – Эльдорадо! Это ж километров двадцать отсюда, в зоне отдыха! Красиво там, это да, но жить?!. Да и как же отец со своей мастерской?!
– Не понял, – выдал я наконец, откладывая сухарь. – А как же вы…
– Тебе купим мотоцикл, – прервал меня отец, – ты давно мечтал.
– Еще чище, – почти удовлетворенно вставила мама.
Я ничего не имел против мотоцикла, как средства передвижения, но по-прежнему не мог врубиться, о чем идет речь. Отец продолжал:
– И я вполне могу оттуда на работу добираться.
– А я застрелюсь от скуки в двадцати пустых комнатах, – скорбно сказала мама. – Олег, твой отец сумасшедший. Это наследственное…
– Заведем второго. – Отец моргнул мне. – Тогда скучать будет некогда.
Мама просто покрутила пальцем у виска и промолчала.
– Да вы про что разговариваете?! – не выдержал я. – Какие двадцать комнат?! Какое наследство?! Объяснит кто-нибудь хоть что-нибудь!
– Отец оставил нам свой дом, – сказал отец, И мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он говорит про СВОЕГО отца, моего деда, тоже Олега, который умер неделю назад.
* * *
Моя комната располагалась как раз на втором этаже нашей квартиры и имела свою лоджию, которую я решил не застеклять. С нее было видно парк, а на него здорово смотреть даже зимой, когда деревья голые и черные, а снег расчерчен параллельными следами лыж. Летом смотреть вообще классно. Только сейчас мне этого делать не хотелось.
Сложившаяся ситуация требовала всестороннего обдумывания.
Переодевшись, я обрушился в мягкое кресло и обвел комнату пристальным взглядом. Как будто это могло помочь.
Да, семья у нас не бедная. У меня в комнате – полный набор, даже сверх того, и ни одна вещь не вырвана с мясом из родительского бюджета. Я и не замечал, как все это появлялось – телик с видео, комп, центр… Еще масса всего по мелочи. Приятные вещи, делающие жизнь удобнее и веселей. Не могу сказать, что у меня не получится без них обойтись, но с ними – лучше.
Правда, есть в комнате вещи, которые я на самом деле ценю. И, кстати, не самые дорогие в денежном исчислении.
Конечно, горка с моими призами и грамотами. Это – мое, это я сам завоевал, не заработал даже. Кое-кто похохатывает, а мне начхать с «Минтоном».
Еще – винтовка. Настоящая. Десятизарядный «тигр» под патрон 9,3, могучая штука, купленная отцом на прошлый день рождения. Записана она, конечно, пока на него, но это ничего не меняет, он сам так сказал.
Наперекрест с ней – шпага. Не спортивная, а настоящая, с метровым почти широким лезвием и гардой из переплетенной бронзовой проволоки. Весит эта штука больше двух килограмм, и посмотрел бы я на японца, который решил бы выйти против нее со своей катаной.[5] Это подарили мне ребята из фехтовального клуба после моей победы, специально заказывали.
И – последнее. Наверное, самое важное, хотя я и не могу объяснить, почему мне так кажется.
Это тоже подарок на прошлый день рождения, но только не от отца, а от Вадима – картина. Метр на метр, в простой рамке. Вадим рисовал ее сам, он вообще здорово рисует. Я не великий ценитель живописи. Вообще не ценитель. Могу сказать – нравится, не нравится, и никто меня не убедит, что в «Черном квадрате» Малевича есть хоть какой-то смысл.