Сергей Джевага - Родная кровь
Тох сдул пену и степенно отхлебнул. Посмотрел на меня вопросительно. Я вздохнул тяжко. Хотелось взять ложку и погреться супом, но разговор прежде всего.
— К чему ты клонишь? — спросил я устало.
Брат грохнул кружкой по столу. Пиво выплеснулось, шипящей волной побежало по исцарапанной столешнице. Глаза оборотня вспыхнули зловещим желтым светом, в недрах широкой груди родился раздраженный рык.
— Ты должен служить, Эскер! — рявкнул Тох. — Не прикидывайся дурачком!
— Я никому и ничего не должен, Тох, — медленно произнес я.
Осторожно взял кружку с чаем, отпил чуть-чуть. Трактирщик заварил мяту вместе с липой, добавил немного калины и меда. Вкус странный, горьковато-сладко-кислый, душистый. Но согревает хорошо.
В душе разгорелась злость, но какая-то сонная. Хотелось просто встать из-за стола, отмахнуться: мол, отстаньте, я сам по себе — и уйти по своим делам. Мышцы плеч и рук напряглись, я упрямо наклонил голову, плотно сжал рот. Сейчас Тох будет уговаривать и увещевать, стыдить, угрожать. А потом, когда поймет, что бесполезно, — разозлится и уйдет, громко хлопнув дверью трактира.
Брат неожиданно расслабился, втянул когти. Глаза вновь стали обычными, человеческими. Посмотрел с презрением, но говорить не стал, надолго задумался. Потом шумно вздохнул, осушил кружку в один глоток.
— Что с тобой, Эскер? — спросил он, внимательно разглядывая потолок трактира. — Ведь это Наша земля. Наши люди. Мы должны их защитить.
Тох повел рукой в широком жесте. Глянул на меня исподлобья, нервно закусил губу клыком.
— А зачем? — хмыкнул я.
Брат выпучил глаза, наклонился ко мне через стол.
— Ты заболел, Эскер?.
— Нет, — равнодушно ответил я. — Просто не хочу сражаться за людей, которым ничего не нужно. Послушай сам, о чем говорят…
Я кивнул в сторону компании мастеровых, подмигнул Тоху. Рабочие уже опьянели. Сидели, угрюмо переглядывались. Разговаривали вполголоса, о чем-то спорили. Но постепенно страсти накалились, голоса стали громче. Кто-то не выдержал, бухнул кулаком по столу, выпалил:
— Да зачем вообще война? Ведь можно и миром… Придут имперцы, а мы хлебом и солью встретим. Пусть живут среди нас, работают. Какая разница, кому платить налоги?..
— Налоги в империи высокие, — перебил другой, широко-мордый низкорослый мужик. — Будут обдирать как липку. Своих денег не увидим. Все подгребут под себя графья и бароны.
— Если будем супротивляться, они разрушат и сожгут наши дома, — возразил первый. — Пусть… проживем как-нибудь. Свое добро ближе к телу. А если будем драться, изнасилуют наших жен, поубивают детей. А графья… ничем не хуже наших мэров и чиновников.
— Чужаки и так это сделают, — нахмурился второй. — Но мы будем как стадо покорных баранов. Нас стригут, а мы молчим.
— Дурак ты, Ивар! — гаркнул первый. — Ниче, авось прорвемся…
Широкомордый попытался возражать, к чему-то призывать. На испещренном глубокими морщинами лице ярость и упрямство. Но на него зашикали, велели заткнуться. Ивар оказался в меньшинстве. В глазах остальных мелькал страх и робкая надежда, что обойдется, будем жить, как жили.
— Авось прорвемся! — подхватили мастеровые. — Авось переживем!..
Тох нахмурил косматые брови, забарабанил пальцами по столешнице. Я горько улыбнулся и пожал плечами. Кивнул на стражников. Эти отогрелись после дежурства, повеселели. Громко разговаривали, обсуждали женщин. Один, высокий и статный, с щеголеватыми усиками и холеным лицом, привстал из-за стола и расправил плечи. Зычно рассказывал о любовных похождениях. Остальные похохатывали, хлопали в ладоши.
— …я дал жару, аж пищала. А она мне — давай еще. А я ей — остынь, детка, отдохни, ведь надо и мамочке твоей оставить…
— Так ты и мамочку… того? — хохотнул кто-то из компании.
— А то! — важно кивнул стражник, облизнул губы. — Хороша пышечка! Что ни говори, опытная женщина любит иначе. С душой…
— Ну ты мужик! — засмеялся ближний товарищ.
— А то! — согласился ловелас.
Остальные заржали, весело и нагло. Дружески хлопали друг друга по плечам, перемигивались. Глаза каждого маслено блестели.
— И этих людей ты хочешь спасать? — сказал я, опустив взгляд.
В груди как будто застрял маленький колючий шарик вечной мерзлоты, выхолаживал кровь, останавливал сердце. Сам того не замечая, я задрожал от злости и отвращения. Брат пристально посмотрел на меня и надолго умолк. Чтоб легче думалось, стал таскать мясо с блюда, отправлял в рот.
— Хочу, — медленно ответил он. — Обязан.
— А я не хочу сражаться вместе с такими… такими… — проворчал я, запнулся, не в силах найти подходящее слово.
— Свиньями? Гадами? Тварями? — подсказал брат. — Я тебя понимаю, Эскер. Очень хорошо понимаю. Люди обленились. Живут по принципу — моя хата с краю. Но ведь мы не такие, мы можем быть лучше…
— Правда, что ли? — ехидно хмыкнул я, — Ты сам веришь в то, что говоришь?
Брат промолчал. Быстро доел мясо, слизнул жир с пальцев и уставился на меня блестящими глазами.
— Как тетя Маара? — неожиданно спросил он. — Как Ви-тар?
Я вздрогнул, посмотрел на Тоха с удивлением.
— Нормально, — ответил я осторожно, еще не понимая, куда он клонит. — Недавно получил письмо. У них все по-прежнему. А почему спрашиваешь?
— Да так просто… — пожал плечами брат. — Хотел напомнить, что твои родные живут в Свободных Землях.
— Вот поэтому и хочу уехать, — сказал я. — Увезу родных подальше, буду защищать.
— Но ведь так неправильно! — возмутился Тох.
— А что правильно? — с мукой воскликнул я. — Ты можешь мне сказать? Воевать за стадо похотливых свиней? А может, Аш был прав, когда сбежал с остроухой?..
Я запнулся, чуть не хлопнул себя по лбу. Мрон, ну кто меня за язык дернул! Тох застыл, широкое лицо помертвело. В карих глазах плеснулась невыразимая мука, бесконечная тоска. Брат медленно положил руки на стол, несколько раз глубоко вздохнул. А когда заговорил, голос показался мне голосом мертвеца.
— Эскер… — Он тяжко сглотнул комок, устало закрыл глаза. — Неужели ты думаешь, что предательство брата волнует только тебя?..
— Прости, Тох! — с раскаянием сказал я. — Не хотел…
— Нет, послушай! — неожиданно зло рявкнул оборотень. Даже привстал со стула, на меня посмотрел с бешенством. — Ты замкнулся, страдаешь, жалеешь себя… Как мне плохо, мой брат предатель… вокруг одни предатели, твари, подлецы и гады. И чем же я лучше? Буду думать о себе и своей никчемной шкуре. Буду предавать, лгать и лукавить! Ведь никто не заметит, все такие! Так ты думаешь, брат? Так. Вижу по глазам… Но ведь ты оправдываешь сам себя. Думаешь, что остальные гады, а ты хороший, умный и красивый. Остальное стадо и ногтя с твоего мизинца не стоит. Зачем драться за земли, где живут такие поганые люди, что не увидели в тебе личность, не хлопают в ладоши при встрече, не кланяются и не слизывают пыль с сапог?.. Ведь так?
Лицо брата покраснело, глаза налились кровью. Оборотень брызгал слюной, шипел, словно рассерженный кот. Голос то и дело срывался на низкое звериное рычание. Но Тох каким-то запредельным усилием держал себя в руках, не обращался. Лишь клыки стали угрожающе длинными и острыми, когти царапали и крошили столешницу, словно сухой хлеб. Я отшатнулся в испуге: не хватало еще получить когтистой лапой по лицу. Губы сами собой начали шептать защитные заклинания. Но я очнулся, мотнул головой — это же брат, не враг. Еще расценит как трусость или похуже… Тряхнул головой, разрушил почти выстроенный силовой щит.
Стражники перестали обсуждать баб, замерли. Руки прилипли к рукоятям коротких мечей. — Но вмешиваться не решились, увидели в Тохе высокое начальство. Мастеровые перепуганно съежились, опустили глаза. Начали вытряхивать мелочь из карманов.
— Возможно, — пробормотал я и отвел взгляд. Странно, но мне было стыдно смотреть ему в глаза. Хотя с чего бы? Раздражение во мне сгустилось, я скрипнул зубами. — Но не учи меня жить. Я достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения.
— Правда? — удивился брат. — Что-то незаметно. По-моему, ты просто артачишься из-за того, что я пытаюсь навязать… ведь ты именно так думаешь… навязать свое мнение. Совесть не мучает, Эскер? А ведь должна бы. Я просто хочу сказать, как правильно. А ты упрямишься, словно старый осел.
— Благодарю за сравнение, — буркнул я. — Очень точно отображает…
— Ты опять меня не слышишь, — с укором сказал Тох. — Ты самовлюбленный эгоист, Эскер. Гордый, упрямый эгоист.
Я поморщился, постарался успокоиться. Ведь знал же, что Тох будет давить на это. Даже приготовился к обороне, заготовил кучу аргументов и оправданий. Так почему же чувствую себя полным дерьмом?..
Мастеровые расплатились и тихонько выскочили в дверь. Гуськом, один за другим. Испуганно оглядывались на нас, вжимали головы в плечи. Стражники пошушукались между собой. Наверняка решили, что продолжать шуметь под носом у начальства неразумно, и тоже ретировались. Мы остались одни с братом. Трактирщик с неудовольствием глянул на нас — распугали посетителей, злодеи. Но промолчал, ушел за стойку и принялся протирать тряпкой пивные кружки.
