Олег Кожевников - Будущее в тебе. Лёд и пламя
— Слушай, Асаенов, а какое тебе прозвище в отделении дали?
Наиль, уже не думая, механически ответил:
— Оса. А что?
— Нет, насекомое, тебе не подходит, слишком ты здоровый. Наверное, они взяли первые буквы твоей фамилии, переделав А, на О. Я придумал тебе, новую боевую кличку – "Шерхан". Слышишь, как она грозно звучит. Как только чухонцы услышат – "Шерхан, вперёд", – то вмиг разбегутся по своим чумам.
Наиль тем же равнодушным голосом ответил:
— Да мне всё равно, как будут звать, лишь бы комот поменьше дрючил.
Потом подумал и добавил:
— Чем бы начальство ни тешилось, лишь бы отдохнуть давало. А всё-таки, товарищ лейтенант, почему "Шерхан" и что это такое?
— Э-э-э, Наиль! Это повелитель тигров, о нём писал великий английский писатель Киплинг. К тому же, тебе очень подходит второй слог этого имени – хан. Но, сам понимаешь, по политическим соображениям нельзя употреблять это слово. Оно характеризует верхушку эксплуататорского класса, а задача нашей партии – их всех к ногтю. А Шерхан, это политически грамотное имя, книги Киплинга сам товарищ Сталин одобряет.
Весь этот наш трёп оборвал выкрик Перминова:
— Товарищ лейтенант, там по-моему, старший политрук с Кузей к нам идут. Сейчас комиссар начнёт всем вправлять мозги. Может быть, мне пока оттащить труп Сидоркина в тыл? Нужно самим похоронить Сидора, а не оставлять его похоронной команде. По-людски надо с ним проститься. Жалко мужика, хороший он был человек – правильный.
Первым делом, я посмотрел в сторону нашего тыла, для этого мне пришлось, руками упираясь в плечи Наиля, усадить его на корточки. Своей мощной фигурой он загораживал всю перспективу. Стоял он почти вплотную ко мне, и тоже старался спрятаться за дерево, на которое я опирался спиной. Отодвигать его в сторону или самому выходить на открытое пространство – значит, попасть в прицел к финскому снайперу. А предыдущий опыт показал, чем это чревато.
Когда я заставил пригнуться Асаенова, то увидел метрах в ста две фигуры. Одна легко и свободно катила на лыжах, лихо объезжая попадающиеся на пути деревца:
"Командир второго отделения, Серёга Кузнецов, — тут же сообщило моё подсознание, — во взводе его все зовут Кузя."
Второго человека я тоже узнал по полученному ранее яркому образу, единственным дополнением, выданным мне внутренним голосом, было:
"Каневский, не любит, чтобы к нему обращались как к старшему политруку, очень любит, когда его называют комиссар. Перечить ему или что-то доказывать не надо, всё равно не поймёт, а только разозлится. Очень любит читать нотации, поучать, показывая тем самым, что он тут самый умный и политически грамотный. Просто – наместник ЦК в нашем убогом обществе."
Несмотря на его самомнение, что он прекрасный боец и великий, правда, не признанный, стратег, на лыжах политрук смотрелся очень смешно. Катил еле-еле, постоянно теряя равновесие. Он был раза в два толще Кузи, и вообще, в белом маскхалате, на лыжах, с биноклем на груди, он смотрелся очень нелепо и чуждо. Я ещё подумал, что таким – самое место в каком-нибудь музее абсурда и уж никак им нельзя доверять судьбы и жизни других людей.
Прикинув, что такими темпами, как двигается Наум Лейбович, им добираться до нас ещё минут пять, я посмотрел в сторону Перминова. Он, к этому времени, уже перевернул тело Сидоркина и оголил его грудь, которая вся была залита кровью. Снял он с него и ружьё с патронной сумкой и положил их прямо в снег, недалеко от себя.
"Приготовил для передачи их мне, — подумал я, — но, наверное, постеснялся прерывать разглагольствования командира."
— Петруха, оставь пока Сидоркина, давай, двигай, помоги товарищу политруку к нам добраться. Укажи им безопасный путь в объезд этой прогалины.
Пока я выдавал распоряжения Петрову по обеспечению грамотного подъезда начальства к нашему дереву. Каневский с Кузей уже вкатились, на хорошо просматриваемую со стороны снайперов, лесную прогалину. Я примолк и со страхом ждал сухих щелчков от выстрелов. Дёргаться и кричать им об опасности снайперского обстрела уже не имело смысла. Лишняя суета могла только привлечь внимание "кукушек". А так, был вариант, что если у них большой сектор, который они должны охранять, то две фигурки в маскхалатах на километровом отдалении они могли и не заметить.
Политрук, с комотом-2, благополучно проехали всю прогалину и остановились недалеко от нашего дерева. Даже не поздоровавшись и не выяснив, почему у меня весь маскхалат забрызган кровью, Каневский сразу же начал кричать:
— Черкасов, какого хрена ты здесь прохлаждаешься! Я уже минут двадцать нахожусь в месте расположения твоего взвода, и ни один красноармеец не знает, где их командир. Только и слышу – впереди снайпера, засада, лейтенант думает, как их обойти. Тьфу, Чапай, нашёлся! Знаешь, что бы сделал Василий Иванович, он давно бы организовал атаку и смёл бы эту несчастную засаду. Ты что, не понимаешь, что там, впереди, бьются с империалистическими наймитами, наши братья из 44-й дивизии. Сейчас каждая минута дорога и нельзя позволить белофиннам поступить с ней так же, как с 163 дивизией, которую они в декабре окружили и уничтожили. Тогда тоже, наверное, какие-нибудь умники думали, как обойти засады. А то, что империалистическая сволота, во главе с Англией, только и ждёт нашего срыва, они не думали? Капиталисты всего мира кинутся помогать белофиннам, если у нас произойдёт какая-нибудь заминка. Так что, лейтенант, хватит тут изучать противника, давай, вызывай весь взвод и цепью, вперёд, в атаку. Настоящий коммунист не должен дрожать за свою жизнь, а должен, если партия прикажет, отдать всю свою кровь за дело Ленина-Сталина. А ты, Черкасов, можно сказать, без пяти минут кандидат в члены ВКП(б).
Я, дождавшись некоторой заминки в речи товарища Каневского, попытался объяснить положение дел, и, в запальчивости, даже вышел из-за своего укрытия и сделал к нему несколько шагов. Обиженный, что меня подозревают в трусости и уклонении от выполнения поставленной задачи, я заявил:
— Товарищ комиссар, я тут не прохлаждался, мы с красноармейцем Сидоркиным обнаружили засаду белофиннов. Они хотят заманить на этой дороге наш батальон в огненный мешок. Исходя из этого, я решил: с взводом зайти им в тыл и уничтожить этих буржуйских выкормышей. Для чего и отправился с красноармейцем на рекогносцировку – чтобы выбрать траекторию для нашей яростной атаки. Но здесь мы напоролись на огонь вражеских снайперов, в результате чего красноармеец Сидоркин погиб, а я получил ранение в голову и с полчаса был без сознания.
Как бы в подтверждение этого, я ткнул пальцем в свой окровавленный маскхалат, повернулся к политруку ободранной щекой и напыщенно продолжил:
— Я, товарищ комиссар, за партию великого Сталина своей крови не жалею, если нужно, этих проклятых империалистов буду рвать голыми руками. А под вашим чутким, идейным руководством, мы быстро сковырнём эту засаду. Я уже засёк, где у белофиннов расположены "кукушки", сейчас мы их обойдём, незаметно зайдём засаде в тыл и деблокируем дорогу. Потери при этом будут минимальные, мы свалимся этим чухонцам, как снег на голову в июле.
Весь мой запал и обида, прошли сразу после первой фразы, потом я вдруг осознал, что стою, как мишень для хороших стрелков. Спрятаться же обратно за берёзу, было выше моих сил, этим я как бы признавал правоту слов Каневского. Своими напыщенными, идейно выдержанными словами я хотел успокоить его и заставить прислушаться к моему разумному плану. А не пороть горячку, лезя на рожон, прямо под пули прекрасно замаскированных снайперов. Быстрота, как нас учили в Эскадроне, нужна только при ловле блох. А когда дело касается жизни людей, нужно быть сверхосторожным и предусмотрительным. В конечном итоге, правильно разработанный план ведёт к быстрой победе, намного сокращая время операции. При этом потери резко уменьшаются, поэтому, я и был против предлагаемой Каневским, неразумной кровавой бойни.
А он продолжал гнуть свою линии, хотя явно подобрел, будучи очень довольным моей пафосной речью. Встав почти вплотную, он положил руку на моё плечо и душевным голосом произнёс:
— Надо, Юра, быстрей пробиваться к 44-й дивизии. Понимаешь, товарищ Сталин очень недоволен, что мы закопались в этой Финляндии, а ведь ещё придётся штурмовать линию Маннергейма. А это тебе – не "кукушек" в лесах гонять. А твои снайпера, наверное, уже дома чай попивают. Тактика этих "кукушек", хорошо известна – какой-нибудь кулак залезет на дерево, один раз стрельнёт, а потом сматывается. А мы из-за этого одного выстрела останавливаемся, разворачиваемся и прочесываем всю местность. Тысячи красноармейцев заняты поиском одного стрелка. Вот поэтому и буксует вся операция. Но теперь всё, хватит, высшее партийное руководство приняло решение, несмотря на жертвы, поскорей закончить эту войну. Если тянуть, и пытаться потери свести к минимуму, всё равно, куча народа загнётся от морозов, от нашего топтания на месте и нерешительности. Поэтому слушай мой приказ, разворачивай своих людей в цепь, и вперёд, в атаку.
