Роджер Желязны - Хроники Амбера. Том I
— Кто знает? Уж точно не я. Может быть, есть. А может быть, и нет.
Эвелин вдруг изумленно уставилась на меня, полуоткрыв рот.
— Уж точно не ты? — переспросила она. — Ты же не намерен попытаться сам, а?
Я рассмеялся — затем лишь, чтобы снять напряжение.
— Не говори глупостей. Я?
Однако своим вопросом она будто задела в самой глубине моей души некую сокровенную струну, которая глухо прогудела: «А почему бы и нет?»
И я вдруг испугался.
Эвелин же, казалось, испытала облегчение, услышав мой отказ от претензий — неизвестно на что. Улыбнулась и, показывая на встроенный бар слева от меня, сказала:
— Я бы выпила немного ирландского.
— Я тоже, кстати, — ответил я. Поднялся и налил ей и себе.
— Знаешь, — продолжил я, вновь опускаясь в кресло, — а это приятно — вновь вот так посидеть с тобой, хотя бы недолго. Навевает приятные воспоминания.
Эвелин улыбнулась в ответ. Она была просто очаровательна.
— Да, ты прав. — Она пригубила виски. — Когда ты рядом, я чувствую себя почти как в Амбере.
Я чуть не выронил стакан.
Амбер!.. Словно молния сверкнула в моем мозгу. А она вдруг заплакала, и мне пришлось утешать ее, обнимая за плечи.
— Не плачь, малышка. Ну, не плачь. Когда ты плачешь, мне тоже хочется завыть.
Амбер! В этом слове нечто прямо-таки магическое!
— Не плачь, — повторил я тихо. — Еще придут хорошие деньки.
— Ты правда в это веришь?
— Да, — сказал я твердо, — верю!
— Ты все-таки сумасшедший, — сказала она. — Наверное, поэтому я тебя всегда любила больше других братьев. Я почти всегда верю любым твоим словам, хоть и знаю, что ты сумасшедший.
Она еще поплакала, потом перестала.
— Корвин, — сказала она, — если ты все-таки попробуешь… если благодаря какому-нибудь выверту Тени у тебя получится… ты не забудешь свою сестричку Флоримель?
— Не забуду, — ответил я, твердо зная, что это ее настоящее имя. — Тебя я не забуду.
— Спасибо, Корвин. Я передам Эрику только суть нашего разговора. А про Блейза вообще ничего не скажу. И о своих подозрениях тоже.
— Спасибо, Флора.
— Но тебе я все равно не верю ни на грош! — добавила она. — Тоже не забывай.
— Об этом и говорить нечего.
Потом она позвала горничную, и та проводила меня в отведенную мне комнату. Я как-то умудрился даже раздеться, рухнул, в постель, заснул мертвым сном и проспал целых одиннадцать часов.
Глава 3
Утром, когда я проснулся, Флоры дома уже не было. Никакой записки она не оставила. Горничная подала мне завтрак на кухне, а сама отправилась по своим делам. Я не стал расспрашивать ее ни о чем, поскольку она либо действительно ничего не знала, либо не имела права сказать мне хоть что-то из того, что меня интересовало. К тому же она, несомненно, донесла бы о моих расспросах Флоре. Итак, поскольку дом был в полном моем распоряжении, я решил отправиться в библиотеку и там попробовать что-то разузнать. Кроме того, я вообще люблю библиотеки. Я прекрасно чувствую себя в окружении множества книг, в которых столько прекрасных и мудрых слов. Всегда как-то спокойнее, когда что-то отгораживает тебя от Тени.
Внезапно откуда ни возьмись появился Доннер или Блицен, а может быть, еще какой-то их братец, и, припадая на лапы, пошел за мной по холлу, нюхая мои следы. Я попробовал расположить собачку к себе, но это было все равно что улыбаться полицейскому, когда тот задерживает тебя на шоссе за превышение скорости. По дороге я заглянул и в другие комнаты — просто комнаты, обычные и совершенно безобидные.
Итак, я вошел в библиотеку, где снова уперся взглядом в Африку на гигантском глобусе. Дверь за собой я закрыл, оставив собак в коридоре, и прошелся вдоль полок, разглядывая корешки и читая названия книг.
Большая часть из них была по истории, во всяком случае мне так показалось. Много было также книг по искусству — большие, дорогие альбомы. Некоторые я полистал. Самые лучшие мысли приходят в голову, когда думаешь вроде бы о чем-то совсем другом.
Флора явно была богата. Если мы родственники, то не должно ли это означать, что и у меня есть кое-какое состояньице? Интересно было бы узнать поточнее, каковы мой социальный статус и профессия, а также — откуда я родом. Кажется, о деньгах я никогда не беспокоился, всегда была масса способов раздобыть их, если я в этом нуждался. Владел ли я таким же большим домом? Я не помнил.
Чем же все-таки я занимался раньше?
Сидя за столом, я сосредоточенно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Нелегко копаться в собственной памяти, как в чужом сундуке. Может быть, именно поэтому я и не мог ничего оттуда выудить. Что твое, то твое. Это как бы часть тебя самого, и совершенно невозможно смотреть со стороны на то, что находится где-то у тебя внутри. В том-то все и дело.
Врач? Мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал анатомические наброски Леонардо да Винчи. Невольно я начал вспоминать различные стадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.
Нет, не оно. Кое-какой медицинский опыт у меня имелся, но лишь как часть чего-то большего. Практикующим хирургом я не был, это я почему-то знал. Но чем же я тогда занимался? И в какой области?
Внезапно мое внимание привлекла сабля.
Сидя за столом, я имел возможность обозревать всю комнату и на дальней стене среди прочих вещей заметил старинную кавалерийскую саблю, которую в первый раз почему-то просмотрел. Я подошел к ней и снял с крючка.
Оружие было в запущенном состоянии. Мне сразу же захотелось взять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид. Я явно кое-что понимал в старинном оружии, особенно что касалось клинков.
Сабля легко и надежно лежала в руке, придавая уверенность. Я встал в позицию, парировал воображаемый выпад, нанес несколько рубящих ударов… Да, я безусловно знаю, как управляться с такой штукой.
Так каково же оно, мое прошлое?
Я вновь огляделся вокруг, надеясь еще на какую-нибудь зацепку. Но остальные вещи молчали.
Я повесил клинок обратно, вернулся к столу и, усевшись в кресло, решил осмотреть ящики. Начал я со среднего, затем, ящик за ящиком, осмотрел левую тумбу и, наконец, правую.
Бумага, конверты, почтовые марки, скрепки, огрызки карандашей, ластики — всякая чепуха.
Тогда я вынул из стола все ящики один за другим и, по очереди ставя себе на колени, начал копаться в каждом. Сделать обыск, это была не мимолетная мысль, а опять-таки часть моих прошлых умений. Которые также память подсказывали мне, что надо исследовать и сами тумбы. Изнутри.
Вот тут-то и обнаружилось то, что сначала ускользнуло от моего внимания: верхний ящик правой тумбы был не таким глубоким, как остальные. Я заглянул внутрь и увидел что-то вроде небольшой коробки, прикрепленной снизу к крышке стола.
Это тоже оказалось выдвижным ящиком, маленьким и запертым на замок.
Я поковырялся в замке скрепкой, потом булавкой и уже через минуту вскрыл ящичек с помощью рожка для обуви, который нашел там же, в столе. И обнаружил колоду игральных карт.
То, что было изображено на рубашке верхней карты, буквально сразило меня. Весь покрывшись испариной и едва дыша, я так и застыл — у стола на коленях.
Это был вставший на дыбы белый единорог на зеленом поле, обращенный вправо.
Он был мне до боли знаком, хотя я не мог сказать, где видел его прежде.
Открыв колоду, я стал рассматривать карты. Обычная колода в стиле Таро — жезлы, пентакли, кубки и мечи. Но Старшие Козыри были иными.
Я поставил на место все ящики, стараясь не защелкнуть замок на секретном. Потом продолжил изучение колоды.
Картинки почти как живые: люди на странных картах, похоже, готовы шагнуть ко мне сквозь блестящую оболочку. Сами карты холодные, гладкие и приятные на ощупь. У меня тоже были такие, вспомнил я вдруг.
Я принялся раскладывать их на столе.
На одной был изображен остроносый смеющийся человечек с коварным и хитрым лицом и целой копной волос соломенного цвета. Костюм был в стиле эпохи Возрождения, сочетание оранжевого, красного и коричневого: длинные штаны в обтяжку и тесно прилегающий расшитый дублет. Я узнал его. Это был Рэндом.
Со следующей карты на меня равнодушно смотрел Джулиан. Длинные темные волосы и бесстрастные голубые глаза, полностью закован в белые доспехи — не серебристые и не стальные, а словно покрытые эмалью. Однако я знал, что они чертовски прочные и надежные, несмотря на кажущуюся декоративность и явную изысканность. Именно этого человека я когда-то обыграл в его любимую игру, за что он и запустил в меня стаканом с вином. Я знал его и от всей души ненавидел.
Затем возник смуглый и темноглазый Каин, одетый в черный с зеленым отливом атлас. Темная треуголка сдвинута набекрень, длинный зеленый плюмаж спускался ему на спину. Он повернулся в профиль, лихо подбоченясь. Носки его сапожек загибались вверх. На поясе висел украшенный изумрудами кинжал. Этот человек вызывал у меня двойственные чувства.
