Андрей Левицкий - С. Х. В. А. Т. К. А.
Сзади застрекотал «узи», Тимур оглянулся. Сразу в двух местах с гудением вспыхнуло пламя. Он снизил скорость, пробормотав: «Огонёк веселится».
Сквозь треск горящего дерева и крики донёсся трубный рев Борова. Потом на краю лагеря возникла тощая фигура Жердя и мимо паркинга устремилась к выезду на бетонку.
Дав задний ход, Тимур миновал мотоцикл с мёртвым почтальоном и наехал на «москвич». Со скрежетом спихнув вторую машину в придорожную канаву, он перекинул рукоять. Двигатель снова взревел, и джип рванулся по бетонной дороге прочь от Киева.
Глава 2
Машину надо было бросать. Пришедший в себя Боров разберётся в ситуации, кинется к ментам, и те быстро организуют операцию «перехват». Такую приметную тачку, как здоровенный «хаммер», в этих местах найти легко. Да и Жердь с Огоньком, когда вырвутся из лагеря и вытащат «москвич» из канавы, станут его преследовать. Хотя джип они хрен догонят, но надо постоянно помнить, что бандиты болтаются где-то сзади.
Тимур увеличил скорость. По сторонам мелькали деревья, фонарей не было, разметка наполовину стёрлась. Эту дорогу он почти не знал, лишь год назад, покинув Зону, один раз проезжал по ней на рейсовом автобусе.
Хотелось курить, а пачка осталась в горящем домике. В свете фар заблестел знак поворота, пришлось слегка притормозить. Тимур раскрыл бардачок, достал маленькую плоскую фляжку, спичечный коробок и трубочку сигаретной бумаги. Приоткрыл коробок, понюхал — так и есть, трава. Не хватало ещё, чтобы менты, если остановят его, нашли наркоту в машине! Он слегка опустил стекло — тугой поток холодного воздуха ударил внутрь — и выбросил коробок. Закрыл окно, покопался ещё в бардачке, но сигарет не нашёл. Миновав крутой поворот, снова увеличил скорость и, когда вперёди открылся длинный, свободный от машин прямой участок дороги, переключил фары на дальний свет. Кое-как одной рукой откупорив фляжку, понюхал, скривился, но всё же сделал несколько маленьких глотков. После водки дорогой коньяк Борова показался сладким и слабым — дамский напиток, настоящие сталкеры такое не пьют!
Всё это время Тимур гнал от себя мысли о том, что делать дальше, но теперь пора было решать. Он покосился на артефакт, который в льющемся от приборной доски свете выглядел как обычный камень. Слизень… что ещё за слизень? Никогда не слышал о таком.
Хотя…
Джип вильнул, когда Тимур вдруг вспомнил: это же артефакт «ментала»! Ну точно, именно так говорил Старик тогда в Логове. Правда, очень смутно говорил, нехотя, мямлил и бормотал, будто скрывал что-то, да и времени с тех пор прошло порядочно, потому-то Тимур и не сообразил сразу. «Ментал» порождает «слизни», но очень редко, а поскольку «ментал», по словам Старика, во всей Зоне только один и артефакты эта аномалия почти не создаёт, а свойства у них какие-то невероятные, то и стоит «слизень» баснословных денег. Курильщик даёт за него двадцать тысяч, а более щедрый Сидорович, как уверял Старик, — все двадцать пять, а то и двадцать семь.
Тимур прикинул: при теперешних ценах, когда после очередного мирового кризиса квартиры в столице Самой Независимой Страны планеты снова подешевели, этих денег хватит на двухкомнатную где-нибудь на окраине. А ведь это решает его проблемы! По крайней мере, после увольнения он не превратится в бомжа. В рюкзаке лежат две тысячи евро, накопленные за год, какое-то время можно будет перебиться, потом найти работу…
О чем я думаю? Что бы ни делали дальше Жердь с Огоньком, сейчас в лагерь понаедет милиция, и уже к утру меня начнут искать. Дадут разнарядку, сообщат по постам приметы… В Киев соваться нельзя, надо вообще валить из Незалежной Украины.
И ещё был Стас. Он почему-то прислал Тимуру редчайший, дорогущий артефакт. И назначил встречу в Логове, и написал про какие-то пять дней, после которых всё будет кончено.
Что это значит? Стас умрёт через пять — то есть теперь уже через четыре, если считать время доставки бандероли, — дней? Чёрная проказа доконала его? Но почему именно пять, откуда такая точность? Одно понятно: Стасу нужна помощь. Он не просто в опасности — в смертельной опасности, а иначе не отправил бы бандероль с запиской младшему брату, год назад покинувшему Зону.
Тимур ехал, не снижая скорости. Что бы там ни было, он понимал: пора возвращаться. Он тогда бросил Стаса и весь этот год прожил как в бреду, изнывая от чувства противоречия, от понимания того, что всё сделал правильно… и, сделав так, предал неизлечимо больного брата. Теперь пора было разрубить узел, который он сам и затянул на своей судьбе.
* * *Отмахав сто пятьдесят километров, Тимур свернул на обочину и встал между деревьями так, чтоб фары проезжающих мимо машин не освещали «хаммер». Впрочем, за всё время на дороге встретились лишь грохочущий дальнобойщик и еле ползущий трактор с прицепом, нагруженным сеном.
Откинувшись на спинку кресла, Тимур вытянул ноги под горящую разноцветными огоньками приборную панель и для начала проверил рюкзак. Деньги на месте — это главное. Жаль, что не удалось взять сумку, но всё основное здесь. Он положил тэтэшник в нишу на внутренней стороне дверцы так, чтобы его было легко выхватить. Некоторое время разбирался с многочисленными приборами и наворотами «хаммера» и в конце концов понял, что прямоугольный экранчик справа от рулевой колонки — электронная карта с GPS-привязкой. Она показала, что до нужного места осталось семьдесят километров. Ехать недалеко, но поднялся он в шесть утра, чтобы провести занятие вместо перепившегося Магарыча, теперь глаза слипались. При необходимости он мог не спать сутки, а то и двое, в Зоне и не такому научишься, да вот только вести машину по ночной дороге в подобном состоянии опасно. Закемаришь на несколько секунд — и очнешься на небесах.
Он сказал себе, что должен проснуться через два часа, заглушил двигатель. Выбравшись наружу, сломал антенну GPS на крыше, чтобы через прибор машину нельзя было найти, снова сел и почти до предела опустил спинку. Погасли все датчики, и стало тихо, лишь ветви деревьев над «хаммером» едва слышно поскрипывали.
Зевая, Тимур взял артефакт. Лёгкий, будто из пенопласта, поверхность чуть прогибается под пальцами. С виду — ничего необычного, за что тут двадцать пять штук платить, какие свойства у этого «слизня»? И почему, интересно, его так назвали?
Когда, положив артефакт на соседнее сиденье, он поднял руку, в темноте блеснули тончайшие нити — будто липкие волоски, протянувшиеся к пальцам. Блеснули — и пропали, растаяв в воздухе.
У Тимура уже не осталось сил удивляться. Он просто отметил для себя этот факт, а после закрыл глаза и провалился в тихую темноту.
* * *Они встретили его в коридоре на верхнем этаже интерната: три пацана, двое из которых были на голову выше Тимура.
— А знаете, чем пахнет? — спросил Игорюля, преграждая ему путь.
Стояла ночь, за окнами, неравномерно замазанными унылой светло-серой краской, чернело небо с редкими звёздами. На третьем этаже по ночам не было воспитателей, хотя тот, что дежурил в коридоре второго, иногда поднимался сюда проверить, всё ли спокойно. Но сегодня дежурство Мухи, а он поленится топать наверх по холодной лестнице, где вечно тянет сквозняком.
Отец Игорюли был ментом. Что случилось с матерью, никто не знал, по слухам — давно спилась, отец же решил в одиночку не воспитывать сына и сдал его в интернат, где посещал раз в месяц. Мальчишки завидовали Игорюле: у большинства не было не только матерей, но и отцов, а то и вообще каких-либо родственников… ну вот как у Тимура.
Хотя у него был Стас. Только брат уже давно не показывался.
Интернат находился в небольшом киевском пригороде, и отца Игорюли, полковника, здесь знали все. Он был связан с областной мафией, поэтому его боялся даже Стылый, директор интерната.
И точно так же, как все местные обитатели знали про папашу Игорюли, так же все знали и про то, что старший брат Тимура Шульги подался в Зону.
Тимур проснулся, чтобы сходить в туалет, и не ожидал, что попадется Игорюле и двум его дружкам — толстому тупому Чикатило и коренастому, с не по-детски мускулистыми руками и жилистой шеей Рэмбо. Скорее всего, они караулили его здесь… хотя откуда эти трое могли знать, что он выйдет именно сейчас? Значит, ждали каждую ночь, с тех пор как он в столовой разбил тарелку из-под каши о голову Игорюли, когда тот обозвал Стаса «сталкерской падалью», а после попытался выбить из-под Тимура стул.
Бесплатный государственный интернат — жестокое место. Тимур редко выходил из спальни, где ночевал с ещё двенадцатью мальчишками, без кастета, который сделал сам в классной мастерской из железного бруска. Но сейчас он не достал кастет из-под матраца, очень уж в туалет захотелось — успел только натянуть рубашку со спортивками да сунуть ноги в дырявые тапочки.
