"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

Я снова указал на кузнеца.

– Сделай треклятые аркебузы!

Больше мне нечего было сказать. Я вернулся в юрту. Мне был ненавистен вид матраса. Ненавистна вышивка на стенах. Ненавистно буквально все. Так что я снова вышел наружу.

Кузнец не обрадовался при виде меня. Он распрямился и скривил губы.

– Дай мне саблю, – сказал я. – Знаю, я говорил делать аркебузы, но просто дай мне саблю.

Он указал на шамшир, лежавший на столе позади. Я стер с клинка пыль. Годится.

Конюшня воняла лошадиным дерьмом. Жужжали мухи. Конюхом оказалась некрасивая женщина, у которой не хватало слишком много зубов.

– Мне нужна лошадь, – сказал я.

– И куда ты поедешь?

– Вместе с вами.

Она ухмыльнулась и похлопала лошадь позади себя, гнедую с белыми пятнами и шелковистым хвостом.

Из юрты вышла Сади. Слезы высохли, оставив на щеках следы коля. У нее был свирепый вид. Он мне нравился. На ней до сих пор было царское грязное платье. Она запуталась в нем, когда пошла ко мне, и в ярости оторвала нижнюю часть, открыв штаны. Я не возражал.

10. Михей

Аркебуза – это железо, доведенное до совершенства. Засуньте в ствол железный шарик и порох и нажмите на спусковой крючок. И вот, быстрее, чем видит глаз, ваш враг мертв или кричит. Это оружие не имеет себе равных, и те, кто будут писать историю Михея Железного, скажут, что я завоевал Восток с помощью аркебуз.

Но, чтобы снова насыпать порох и протолкнуть железным прутом шарик, нужно время. Копейщик проткнет вам горло, пока вы возитесь с шариками и палками.

Так что Джауз произвел гениальную модификацию: вращающийся цилиндр с зарядами. Он не всегда срабатывал. Я видел, как его заклинивало, он взрывался и обжигал воинам руки. Поэтому я сам не использовал аркебузы и не собирался этого делать, тем более что рука у меня одна.

Жить с одной рукой несложно, особенно учитывая, что у меня осталась ведущая рука. Может быть, создатель дал нам две руки про запас. Если бы это могло гарантировать, что Костани навечно будет свободна от неверных, я бы отрубил себе и вторую.

Джауз сказал, что в Шелковых землях умники изобрели железные руки, которыми можно заменить плоть. Однако его знания ограничивались медициной, оружием и статуями. Это его скорострельные аркебузы работали в ту ночь, когда мы взяли Костани. Так же, как и переделанные им корабли. Мне не нравилось полагаться на одного человека, особенно если этот человек не я. Тем более что он не верил в Архангела и открыто противостоял мне.

Пока остальные избавляли Костани от неверия, Джауз занял одну из самых роскошных комнат в Небесном дворце. Крыша открывала голубое небо одним нажатием рычага. В центре журчал фонтан, украшенный мраморными статуями павлинов. Джауз изменил комнату лишь в одном отношении – поставил рядом с королевской кроватью железную клетку, чтобы держать в ней свою новую жену-убийцу.

Поднимаясь по винтовой лестнице в его комнату, я задавался вопросом, как развиваются их отношения. Прежде чем постучать, я приложил ухо к двери. Клянусь Архангелом, мне пришлось зажать рот, чтобы не рассмеяться.

Женщина учила Джауза языку, звучавшему как парамейский, а Джауз учил ее крестескому. И они хихикали! Всего неделю назад мы выволокли ее, вопящую, из треклятого сада. Я и не знал, что Джауз может быть таким обольстителем.

Я решил не беспокоить их. Любовь между мужем и женой – один из трех видов божественной благодати, доступной человеку. Другие две – любовь к детям и любовь к Архангелу. Я не стану препятствовать ни одной из них, чтобы не работать на Падших.

Вернувшись в тронный зал, я поел хлеба со сливовым вареньем. Я никогда не любил сладкое, но после потери руки мне постоянно хотелось его. Джауз говорил, что телу требуется питание, чтобы исцелиться. Но, облизывая варенье с пальцев, я чувствовал вину за то, что наслаждаюсь лакомствами, недоступными моим паладинам.

Еда заканчивалась. Я отправил Зоси с пятью тысячами паладинов грабить забадарские племена, но воины-конники спалили собственные поля и деревни, чтобы лишить нас пашен и оставаться подвижными.

Это были призраки. Их всадники обрушивались на наши фланги, выпускали стрелы и исчезали на бескрайних равнинах раньше, чем мы успевали открыть ответный огонь. Они понимали наши слабости, медлительность и незнание здешних земель, и безжалостно ими пользовались. Если верить Зоси, кланы забадаров под управлением каганов и хатун были разобщены – но ничто так не объединяет, как общий враг.

Каждый день все больше горожан объявляли о своей вере в Архангела. Множество рабов, благодарных за освобождение, карабкались по ступеням на Ангельский холм и целовали святую землю. Когда пожар догорел, паладины начали восстанавливать город. Он снова станет священным, и я поклялся, что под моим попечительством не будет допущено ни порока, ни сквернословия.

И первым нарушил клятву, после того как выслушал известия от Беррина.

– Патриарх Лазарь прибыл на корабле с сотней священников и хористов.

– Твою ж мать! – Я бросил тарелку в золотого павлина; попал прямо в его рубиновые глаза, и она разлетелась на куски. – Что, во имя Архангела, ему тут может понадобиться?

– Может, он привез решение императора касательно судьбы шаха.

Я держал шаха в подземелье, где постелью ему служила вонючая куча сена. Беррин приходил посмеяться и поиздеваться над ним. Я не говорил на сирмянском и не понимал его оскорблений. Но они были недостаточно остроумными, чтобы шах нарушил молчание.

– Ты слишком одержим этим развратником, – хмыкнул я. – Мы уже устроили ему наказание в тысячу раз хуже смерти.

Беррин склонил голову.

– Мои извинения, Великий магистр. – Мы, этосиане, кланяемся только ангелам; он забыл об этом и обратился к сирмянским обычаям. – Но он сам еще жив. Разве это справедливо?

– Выпрями свою треклятую шею. – Жаль, у меня не было другой тарелки, чтобы швырнуть в него. – Для меня шах все равно что мертв, ты понял?

– Как скажешь, Великий магистр. Но для чего покойнику голова?

– Сосредоточься, Беррин! У нас заканчивается еда. Забадары выставляют нас дураками. Иди и сделай с этим что-нибудь.

– Слушаю и повинуюсь, Великий магистр.

Он снова поклонился. Старые привычки в трудную пору всегда возвращаются.

– Клянусь, если ты еще раз согнешь шею, я снесу с нее голову. Приведи ко мне патриарха и не возвращайся, пока не разберешься с забадарами.

Мне было неприятно ругать Беррина. Я доверял ему, как никому другому. Он горячо любил Архангела. Но не горела ли его ненависть к шаху ярче, чем любовь к Архангелу? Это тоже своего рода богохульство.

Я отправился в баню. Смыв недельную грязь и мертвую кожу, я облачился в одежду, которую когда-то купила покойная жена, черную тунику с золотой отделкой и мягкие голубые штаны, а сверху накинул сине-золотую мантию с сапфировыми побрякушками. Меня воспитали в убеждении, что люди – это стадо, а патриарх этосианской церкви – его пастырь. Мы никогда не встречались. Его избрали патриархом после того, как прежний умер от потливой горячки незадолго до моей кампании в Эджазе. Но мой опыт общения со священниками никогда не был положительным. А поскольку патриарх был самым высокопоставленным из них, я представлял себе его самой большой мразью.

Станет он попрекать меня за сожжение епископа Иоаннеса? Вполне возможно. Похвалит ли за возвращение нашего священного города? Я на это надеялся. Я уже жаждал его одобрения, словно он был моим отцом. Наверное, именно поэтому его называли патриархом. И я ненавидел себя за это, ведь единственное одобрение, которое нужно искать, исходит от Архангела, все остальное – лишь нечистота в сердце. Хотя я солгал бы, сказав, что не скучаю по отцу…

Ангельская песнь, исполненная ангельскими голосами, – самый благостный звук. Мужчины-хористы вошли в большой зал слева, а женщины в белых платьях – справа. Патриарший хор заполнил Небесный дворец, и он стал святым местом. Они пели в унисон, и от их голосов у меня на глазах выступили слезы.