"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

Шах подался вперед и посмотрел на свою семью, его дыхание участилось.

– Я дам тебе возможность их спасти. Прими веру в Архангела, и я отпущу их, как поступил в храме.

Шах не нарушил молчания. Он обводил взглядом свою семью, каждого.

Я подал знак Эдмару. Он вытащил из ножен кинжал и вонзил его в горло одному из старших принцев. На траву брызнула кровь, окрасив ручей красным. Остальные охнули и завизжали. Женщина в голубом платье – наверное, мать принца – не переставала выть, пока паладин не врезал ей рукоятью меча по зубам.

Шах охнул, выпучив глаза. Вцепился в подлокотники кресла и задрожал. Но не нарушил молчания.

– Ты заставляешь меня делать ужасные вещи, шах. Я не хочу причинять им боль. Прими истинную веру!

Пухлые щеки Беррина порозовели, он прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Джауз подкрутил свои усы, плотно сжав губы.

Один из старших принцев побежал, но наткнулся на стену паладинов, отскочил от щита и упал на гравий. Эдмар заколол его в живот и столкнул ногой на цветочную клумбу. Растеклась лужица крови. Одна из наложниц упала в обморок, пуская слюни. Видимо, очередная мать.

Шах так вытаращил глаза, что я уже испугался, не выпадут ли они. Но он не нарушил молчания.

Я подал знак паладину заняться девочками. Это уж точно сломит шаха.

Пока Эдмар убивал следующего принца, тот паладин заколол девочку постарше, стоящую в заднем ряду. Она визжала, как дикий зверь. И снова кто-то побежал и наткнулся на стену щитов, и новые паладины тыкали копьями куда попало. Один из них покалечил красавицу в красном шарфе. Крики ужаса и отчаяния могли бы разжалобить и демона.

В глазах шаха выступили слезы. Его руки затряслись, стуча по подлокотникам. Он посмотрел на мой меч. Но не нарушил молчания.

Я жестом велел своим людям остановиться. На земле лежали семь тел. В ручье текло красное, и воздух провонял кровью.

– Шах, ты все это прекратишь, если примешь веру в единственного истинного бога. Спаси свою семью.

Шах повернулся ко мне, на дрожащих губах проступили слюни. Но он не нарушил молчания.

Я кивнул своим людям, чтобы продолжали. Наложница с глубокими глазами (видимо, из Шелковых земель) пыталась перепрыгнуть через стену паладинов, но упала на острие клинка. Затем тот же паладин ткнул клинком вперед, прямо в сердце темнокожей кашанки, трясущейся на земле рядом со своим мальчуганом. С окровавленным мечом паладин повернулся к наложнице с кожей цвета корицы и рыжими волосами, но она нырнула под меч, вытащила из-под белого платья кинжал и полоснула рыцаря по горлу.

Он упал рядом с остальными телами. Другой паладин замахнулся на нее топором, а она отпрыгнула в сторону, издала боевой клич и воткнула кинжал ему в щеку.

Женщины Сирма снова меня поразили. На нее нацелили копья десять паладинов.

– Стойте! – выкрикнул Джауз и встал. – Не троньте ее!

Паладин выбил кинжал у нее из руки древком копья, а другие набросились, чтобы связать. Она боролась, пока они не толкнули ее на землю. Чтобы удержать эту наложницу, потребовалось четверо.

– Ты обещал мне одну женщину из сокровищницы шаха. – Джауз указал на рыжую, которая визжала и дергалась, хотя паладины держали ее за руки и за ноги. – Выбираю ее.

Я засмеялся.

– Она убьет тебя, пока ты будешь медитировать.

– Может, и так, но разве она не самая прекрасная женщина из всех, кого ты видел?

Ее смуглая кожа блестела. Нос у нее был тонкий, а большие глаза – теплого янтарного цвета. Не говоря уже о ярко-рыжих волосах, что само по себе экзотично. Но она не была красавицей. Подлинная красота исходит от веры, а я не видел света Архангела на ее лице.

– Я не могу позволить тебе взять ее. Она уже убила двух паладинов.

Джауз пригвоздил меня взглядом.

– Ты обещал, что, если я выберу ту, на которой женюсь, она будет моей.

– Только не эта!

– А кто добился того, чтобы твои корабли могли зайти в мелководный Тесный пролив, еще и в нужное время, обеспечив победу? Кто разработал аркебузы, стреляющие так быстро, что оружие янычар стало таким же бесполезным, как палки и камни?

Мне не нравился его тон, но Джауз не стал бы бросать мне вызов, если бы не желал ее по-настоящему сильно. А он был нужен мне… по всем упомянутым им причинам.

– Тогда не вини меня, если она отправит тебя обратно в Колесо.

Паладины потащили женщину туда, где Джауз намеревался ее держать. Он ушел вместе с ними.

На лице шаха была написана ярость. Он гордо поднял голову, и по грозной бороде его текли слезы. Наверное, эта женщина была ему дорогаˆ; теперь ее забрал Джауз.

Я жестом велел Эдмару и паладинам продолжить.

Через несколько минут весь сад был усеян телами наложниц и старших детей. Шах смотрел на мертвецов пустым взглядом, его голова раскачивалась, как у пьяного.

Но остались младшие дети и младенцы, плачущие на руках у матерей. Я приказал паладинам зарезать матерей и забрать младенцев. Сталь резала плоть, сад наполнился воплями матерей и детей. Последняя песнь семьи.

– Шах Мурад, еще не поздно спасти младших. Прими истинную веру!

Но шах не нарушил молчания.

Я вытащил из толпы девчушку с румяными щечками. Погладил ее по голове и по щеке. Вытер ее слезы. А потом опустил ее голову в кровавый ручей. Захлебываясь, она тряслась и колотила ногами по земле. Я надавил сильнее, пока все тело не погрузилось в воду. Жизнь покинула ее, и она затихла.

Шаха вырвало ужином на босые ноги. А потом, словно с него было довольно, он сел обратно и закрыл глаза. Но все это еще не закончилось. Я встал за его спиной, положил пальцы на его трясущуюся голову и открыл ему глаза. Он должен был это увидеть.

Я решил воздать им мечом. И не пожалел об этом. Каждый этосианин, с которым мерзко обошлись эти псы, будет услышан. Наши мертвецы не будут забыты, а живые поймут, что моей рукой вершилось правосудие.

Паладины утопили всех детей. А младенцев положили на траву. Забросали их землей. И топтали, пока те не прекратили кричать. Всего за час я уничтожил царственный род Селуков в Сирме.

Но шах все равно не нарушил молчания.

9. Кева

Тело – святилище Лат. Прежде чем вернуть это святилище в землю, нужно его омыть. Вытереть кровь и отрезать оторванную плоть. Зашить раны, закрыть тканью то, что нельзя зашить. Саван должен быть чистым. А могила – глубокой, чтоб не раскопало ни одно животное. Опуская тело в могилу, нужно читать священные слова: «Лат мы принадлежим, и к ней мы возвращаемся».

Когда мертвых тел много, эта святая работа идет без остановки. Но, как бы велика ни была груда тел, работа должна быть безупречна. Пропустить шаг или предать ее святилище земле слишком грубо – нанести оскорбление Лат.

Каждое утро на берег выносило тела. И каждое утро я их хоронил. Все были раздутые, но я представлял, какими они были в лучшие времена. Я построил на берегу хижину, чтобы видеть, когда они приплывут. И они приплывали каждый день.

Я хоронил мужчин без рук. Без ног. Разрубленных пополам и безголовых. И женщин. У одних обожженные лица пахли сырым углем, другие были безмятежны, словно спали.

Я хоронил мальчиков и девочек. Младенцев. Но не похоронил Мелоди.

Она не показывалась. Я ждал и молился за нее, мою единственную дочь. Среди сотен закопанных мной святилищ ее святилища не было.

Сначала я верил, что она не умерла. Я искал ее среди тел, обманывая себя, что она лишь спит. Крестесец не перерезал ей горло… Он не мог. Она выплывет ко мне из моря Сия, я залечу ее раны и буду ухаживать за ней, пока она не поправится.

Дочь так и не появилась, и я колотил по земле. Я мазал лицо грязью и проклинал Лат. Я кричал, что никогда больше не поверю в нее, что буду всю жизнь проклинать ее имя.

Потом я молился, чтобы она послала Мелоди ко мне. Послала ко мне мою дорогую Мелоди, чтобы я мог закопать ее святилище. Но и тогда Лат не ответила на мои молитвы. Что она за богиня? Какой бог станет отбирать и отбирать у тех, кто отдает и отдает?