"Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Кадри Ричард

Но в ДНК неандертальца в среднем лишь 352 нуклеотида совпадало с современными образцами; отклонение в целых двадцать семь нуклеотидов. Мэри заключила, что её вид людей и неандертальцы должны были разойтись в развитии где-то между 550 000 и 690 000 лет назад, чтобы их ДНК оказалась настолько различной. Общий же предок всех современных людей жил, вероятно, между 150 000 и 200 000 лет назад. Хотя разделение линий людей и неандертальцев произошло гораздо позже, чем разделение рода Homo и его ближайших родственников, шимпанзе и бонобо, имевшее место от пяти до восьми миллионов лет назад, это всё же было достаточно давно, чтобы Мэри посчитала неандертальцев совершенно отдельным от современных людей видом, а не просто подвидом: Homo neanderthalensis, а не Homo sapiens neanderthalensis.

Многие не согласились. Милфорд Уолпофф из Мичиганского университета был уверен, что неандертальские гены были полностью включены в генофонд современных европейцев; любой образец, демонстрирующий что-то иное, он считал нехарактерной последовательностью или неверной интерпретацией.

Но многие палеоантропологи согласились с выводами Мэри, хотя каждый – и она сама в том числе – оговорился, что для подтверждения нужно провести дополнительные исследования… если только появится другой источник неандертальской ДНК.

И сейчас, возможно – лишь возможно – такой источник был найден. Этот неандерталец никак не может быть настоящим, думала Мэри, но если он всё же настоящий…

Мэри закрыла компьютер и посмотрела в иллюминатор. Под ней простирался пейзаж Северного Онтарио, усыпанный обнажениями скал Канадского щита и утыканный осинами и берёзами. Самолёт начал снижение.

Рубен Монтего понятия не имел, как выглядит Мэри Воган, но, поскольку на самолёте «Инко» не было других пассажиров, он опознал её без труда. Это оказалась белая женщина под сорок с волосами медового цвета, темнеющими у корней. В ней было, наверное, килограмм пять лишнего веса, а когда она подошла ближе, Рубен ясно увидел, что она мало спала в эту ночь.

– Профессор Воган, – сказал Рубен, протягивая руку. – Я Рубен Монтего, врач с шахты «Крейгтон». Спасибо, что приехали. – Он указал на молодую женщину, с которой приехал в аэропорт. – Это Джиллиан Риччи, пресс-секретарь «Инко»; она о вас позаботится.

Рубену показалось, что Мэри была очень обрадована тому, что её будет сопровождать молодая привлекательная женщина; возможно, профессор была лесбиянкой. Он потянулся за чемоданчиком, который Мэри держала в руках.

– Позвольте вам помочь.

Мэри отдала ему чемодан, но держалась рядом с Джиллиан, а не Рубеном, когда они шли под летним солнцем через посадочное поле. Рубен и Джиллиан были в солнцезащитных очках; Мэри же щурилась от яркого света – очевидно, она не подумала захватить с собой очки.

Когда они подошли к тёмно-красному «Форду Эксплореру» Рубена и Джиллиан потянулась к дверце заднего сиденья, вежливо уступив переднее гостье, Мэри остановила её.

– Нет-нет, лучше я там сяду, – сказала она. – Я… мне надо вытянуть ноги.

Её странное заявление на мгновение повисло в воздухе, потом Джиллиан слегка пожала плечами и пошла к передней двери.

Они поехали прямиком в медицинский центр Сент-Джозеф, который находился на Парижской улице, прямо за зданием Музея Севера в форме снежинки. По дороге Рубен вкратце рассказал о случившемся в обсерватории и о странном человеке, которого там нашли.

Въезжая на больничную парковку, Рубен заметил три фургончика местных телестанций. Больничная охрана, разумеется, не пускает журналистов к Понтеру, но, очевидно, журналисты держат эту историю под неусыпным наблюдением.

Когда они вошли в палату 3-G, Понтер смотрел в окно, обратив к ним свою широкую спину. Он махал кому-то – и Рубен сообразил, что с улицы его, должно быть, снимают телекамеры. Знаменитость, идущая на контакт, подумал он. Журналисты будут от парня без ума.

Рубен вежливо кашлянул, и Понтер обернулся. На фоне дневного света, льющегося из окна, его всё ещё было трудно разглядеть. Но когда он шагнул вперёд, Рубен с удовлетворением проследил, как у Мэри от первого же брошенного на неандертальца взгляда отвисла челюсть. Она говорила, что мельком видела Понтера по телевизору, но это, похоже, никак не подготовило её к встрече с реальностью.

– Вот тебе и Карлтон Кун, – пробормотала Мэри, по-видимому, придя в себя.

– Что вы сказали? – резко обернулся к ней Рубен.

Мэри сначала опешила, потом смешалась.

– О, нет, простите [1053]. Карлтон Кун, американский антрополог. Он утверждал, что если неандертальца одеть в костюм от «Брукс Бразерс», то он легко сойдёт за обычного человека.

– Ах. – Рубен кивнул. – Доктор Воган, позвольте представить вам Понтера.

– Здравствуйте, – донёсся женский голос из импланта на запястье.

Рубен увидел, как глаза Мэри удивлённо расширились.

– Да, – сказал он, кивнув. – Эта штука у него на руке разговаривает.

– Что это такое? – спросила Мэри. – Говорящие часы?

– Нечто гораздо большее.

Мери наклонилась, чтобы рассмотреть поближе.

– Я не узнаю этих цифр, если это цифры, – сказала она. – И… вам не кажется, что они сменяются слишком быстро?

– У вас верный глаз, – подтвердил Рубен. – Да, так и есть. Используются десять различных цифр, хотя я таких значков никогда не видел. И я засекал время – они сменяются каждые 0,86 секунды, что, если посчитать, оказывается в точности одной стотысячной частью дня. Другими словами, это десятичная система отсчёта времени, основанная на продолжительности земных суток. И, как вы можете видеть, это весьма продвинутый прибор. Дисплей не жидкокристаллический; я не знаю, какой именно, но изображение на нём чётко видно под любым углом и при любом освещении.

– Меня зовут Хак, – произнёс имплант на левом запястье странного человека. – Я – компаньон Понтера.

– Ах, – сказала Мэри, выпрямляясь. – Э-э… рада познакомиться.

Понтер произвёл серию низких звуков, которые Мэри не смогла разобрать.

– Понтер тоже рад, – перевела компаньон.

– Мы провели утро за изучением языка, – сказал Рубен Мэри. – Как видите, мы довольно далеко продвинулись.

– Да уж, – потрясённо сказала Мэри.

– Хак, Понтер, – сказал Рубен. – Это Джиллиан.

– Здравствуйте, – отреагировала Хак. Понтер кивнул в знак согласия.

– Здравствуйте, – слегка кивнула Джиллиан, пытаясь, как показалось Рубену, выглядеть невозмутимой.

– Хак – это… в общем, я думаю, термин «компьютер» здесь подойдёт. Говорящий портативный компьютер. – Рубен улыбнулся. – Моему «палм-пилоту» [1054] даёт сто очков форы.

– Кто… кто-нибудь производит устройства вроде этого? – спросила Джиллиан.

– Насколько я знаю, нет, – ответил Рубен. – Но у неё – Хак, я имею в виду, – у неё отличная память. Услышит слово раз и уже не забудет.

– А этот человек, Понтер, он правда не говорит по-английски? – спросила Мэри.

– Не говорит, – подтвердил Рубен.

– Невероятно, – сказала Мэри. – Невероятно.

Имплант Понтера пискнул.

– Невероятно, – повторил Рубен, поворачиваясь к Понтеру. – Означает нечто, во что невозможно поверить, – имплант снова пискнул, – не являющееся правдой. – Он обернулся к Мэри. – Мы определили концепции «правды» и «неправды» с помощью простых арифметических действий, но, как видите, нам есть над чем поработать. Например, хотя для Хак, с её идеальной памятью, гораздо легче выучить английский, чем для нас – неандертальский, ни она, ни Понтер не способны произнести звук «и».

– Правда? – внезапно оживилась Мэри. Её это всерьёз заинтересовало, подумал про себя Рубен. Он кивнул.

– Вас зовут Мэре, – сказала Хак, иллюстрируя явление. – Её зовут Джеллеан.

– Это… это потрясающе, – проговорила Мэри.