"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

— Ножик дай! — отвлек меня от мыслей кузнец, который, пока я был в задумчивости, наорал на слуг, распалил горн и сальными глазами смотрел на мои ножи. — Пора гладить!

— А ты не испортишь? — с подозрением спросил я, а маленькие ручки обхватили мою шею.

— Испортит! — прошептала Агау.

— Я портить⁉ — возмутился кузнец. — Ты резать меня, мой жена, брат, овца если я портить! Лучше насиловать моя овца! Дай ножик! Я гладить!

Время обычно делится на «до и после» того как случится что-то важное, и смотря на свои ножи на раскаленных углях я вслушивался в слова кузнеца. Сейчас он держал в руках то, от чего зависела не раз моя жизнь. Я уже и не мечтал о мече, я люблю свои ножи!

— Они найдут тебя всегда и их сделали для тебя, — со страшным акцентом проговорил кузнец и положил мои ножи прямо на угли алого цвета, не снимая деревянных рукоятей. — Твой друг врать, он не мог их подарить. Он мог лишь принести клинки тому, кого они искали долгий годы.

Кузнец вновь начал усиленно работать мехами, и мои клинки начали приобретать алый цвет, а деревянные рукояти вспыхнули огнем.

— Испортишь клинки — прирежу, — прорычал я, смотря, как полыхает дерево.

— Ты не понимать, дерево не будет гореть просто так, — вновь пробурчал кузнец. — Прирежешь мну, я не против, но! Испортить их не в силах никто, я смогу, как не стараться, но тогда виноват будешь ты!

Пальцы сами сжались в кулак. Рукояти горели, и вдруг пламя потухло, а кузнец начал посыпать раскаленными углями мои ножи.

— Кушай, кушай, — ласково проговорил кузнец. — Сейчас я гладить буду, вас хорошо кормили, много, но не гладили.

Щипцами он достал оба ножа и положил на наковальню, раскаленные до красна, обгоревшие деревянные рукояти.

— Смотри, — шепотом проговорил кузнец, и поднял над головой молот. — Они готовы гладиться.

— Не-е-ет! — взорвал я воздух криком, но было поздно.

Огромная кувалда ударила по ножам, но ничего не происходило. Не было ни брызг, ни корежения метала, а тем временем кузнец сменил молот на небольшой молоток и начал простукивать лезвия ножей поочередно. Он не правил ножи, а гладил их, и когда ножи остыли, кузнец протер их овечьей шерстью и передал мне.

Черные ножи в копоти на первый взгляд не просто почернели, они обновились, не было ни одной зазубрины, а лезвие, не смотря на хаотичные удары молотом и молотком, было ровным и безумно острым. Кузнец погладил свою бороду и ухмыльнулся.

— Ты его грей, а потом гладить хоть камнем, они сам поймут, как им быть, а рукоять сгорит, твой нож, да, хоть я не слышать чтоб росло железо на рукоять, — пробубнил вновь с ужасным акцентом кузнец. — А теперь идти кормить.

— Да не буду я их кормить! — воскликнул я, когда кузнец меня выталкивал из кузни. Я прекрасно знал, что едят мои ножи. — Не сейчас.

— Пусть другой покормит! — уже на улице прорычал на меня кузнец, — Вон та, темный с говно в руках, ты их звать мечами, подойдет.

— Я отдать свой нож⁈ — от изумления от предложения кузнеца я заговорил, как и он, пародируя его ломанный общий. — Как там тебя, ты не много ли на себя берешь?

— Я Дамир, её меч готов сломаться. Дерьмо хотеть вредить хозяйке, дерьмо меч, — рассмеялся кузнец, и бросил мне напоследок. — Тебе решать что произойдет.

— У сестры лучшие мечи из элейской стали, — прошептала Агау.

— Но дополнительное оружие ей теперь точно не помешает, — проговорил я, смотря, как сквозь толпу идет процессия крупных, лысых мужчин, что ростом еле доставали мне до плеча. — Агау, это кто?

— Это ученики из монастырей, — прошептала кроха. — У них есть свои школы, они обучают символистов и входят в общую школу для изучения общих предметов.

— А эти из какого монастыря, ты знаешь?

— У них один монастырь, но отделений много, — задумчиво проговорила кроха, пока я пробирался через толпу, а монахи смотрели на меня, двигаясь параллельно мне, и из-за роста смотрели на меня также как и я, без проблем. — Мама говорила, что в монастыре раскол, и они делятся на добрых и злых, добрые ходят в одеждах светлых, а злые только в черных.

— Добрые, значит, — ухмыльнулся я, смотря как пятеро азиатов, идут сквозь толпу и ведут за собой явно участника соревнования.

Исау и мастер были обеспокоены, девушка в своем черном облачении нервничала и что-то говорила своему отцу, но сразу замолкла при нашем появлении. Она смотрела на монахов, что явно ожидали, когда пригласят их поединщика, огромного лысого азиата с двумя короткими клинками за поясом. В серо-белом одеянии, что указывало на то, что он очень добрый.

— Он похож на тебя, — тихо проговорила Исау мне.

— Даже слишком, — согласился я и вынул из-за пояса свой нож. Вот кузнец, я даже думать начал как он говорит, и протянул ножи девушке. — Мне сказали, что твои мечи могут не выдержать боя, и если твой противник так похож на меня, то почему бы не воспользоваться моим оружием?

Исау смотрела на протянутые мои ножи с ужасом, а потом посмотрела на отца и вновь на мои ножи.

— Исау, возьми. Если что-то дает проклятый по доброй воле, бери, но никогда ничего не обещай, даже этому, — тихо, но властно проговорил Иньху, а потом посмотрел на меня. — Ты уверен?

— Мне так будет спокойнее, — пожал я плечами, видя, как аккуратно взяла в руки Исау мои ножи в ножнах.

— Тяжелые, — шепнула Исау, сморю на ножи, что по размеру подходили ей как короткие мечи — И куда я…

— За пояс, я всегда так их ношу, — проговорил я, удивляясь размеру своих ножей, и тому, как удобно они уместились позади девушки. Лишь рукоятки выпирали по бокам, а свои мечи она понесет в руках, так как на небе светит солнце и кроме стали ей почти нечего противопоставить противнику. Только сталь и кулаки.

— Ты готова? — спросил Иньху.

— А к такому можно быть готовой?

— Нет, — ухмыльнулся я и одновременно со мной засмеялся отец. С арены же донесся голос.

— И вот настало время последнего боя, школа тьмы против! — кричал глава арены, а толпа начала гудеть от возбуждения. — Против школы летящего кулака!

— Я пошла, — слабо улыбнулась нам Инсау.

— Удачи, — прошептал едва слышимо мастер.

— Сестренка, покажи себя! — прокричала Агау.

Я промолчал, так как видел, кто вышел на арену, это был именно тот монах, которого я заметил, но ему точно не было семнадцать. Двадцать пять лет навскидку, высокий, жутко мускулистый воин ожидал Исау. Лысина его отражала солнце, а во взгляде читалась уверенность и желание убивать, а в правой руке он держал двухсполовинной метровойй длины копье с волнистым лезвием. А тем временем на арену вышла Исау, маленькая фигурка в черном выглядела жалко по сравнению с гигантом, что смотрел на неё с ухмылкой в своей рубахи без руковов, и медных наручах. На его руках было немало шрамов, словно он постоянно бился голыми руками, но я взглянул на свои руки, у меня еле-видимых шрамов, что скоро пропадут, не намного меньше.

— И сейчас сойдутся неравные! — закричал ведущий. — Сильная стихийница с огромным даром и особой связью с тьмой, дочь великого мастера Иньху-злого, она будет сражаться против простого воина Агрея, что не имеет связи с пятью стихиями и возможно претендуует на звание мастера, но пока безымянного.

— Твари, — выдохнул мастер Иньху. — Убью, всю школу вырежу, по седьмое поколение тех, кто это придумал, мрази…

— Сестренка, — пискнула Агау и со страшной силой обняла мою шею, а по моему уху потекли её слёзы.

Мастера трясло, он держался за мечи и ругался, а на него сквозь толпу смотрел лысый монах, ровесник мастера, и лучезарно улыбался. Ему доставляло удовольствие созерцать Иньху в таком состоянии.

— Что значит «без имени»? — хрипло проговорил я, смотря, как Исау встала напротив противника и вежливо поклонилась ему, на что монах сплюнул на землю.

— То и значит, как только он становится безымянным, то у него есть три дня получить прозвище. — проговорил с нотками стали в голосе Иньху. — Это прозвище получают в бою, и сейчас он может его получить с помощью Исау.