Алексей Замковой - Благими намерениями
— Что будем делать, командир? — Симонов уже не палит, едва успевая передергивать затвор. Боец аккуратно целится, хотя, судя по плотности огня, направленного против нас, пули все равно идут мимо. — Скоро патроны закончатся.
— Беречь патроны! — крикнул я. Остается надеяться, что эти бусурмане, засевшие внизу, не поймут моих слов.
Не отвлекаясь больше, я вожу стволом карабина из стороны в сторону, выцеливая очередного противника. Передо мной лежат лишь две обоймы — всего десять патронов. С горечью я бросил взгляд на пустые планки, щедро рассыпанные по земле… А если пошарить в грузовике, который мы взорвали? Может, разжиться оружием и патронами у немцев? Я принялся обдумывать эту идею, размышляя, как бы провернуть это, не попав под огонь.
— Командир…
— Шпажкин, ты где должен быть? — Боец, отправленный следить за тылом, резво ползет прямо ко мне.
— Отходите, командир! — Он залег у моей ячейки и чуть высунулся, пытаясь рассмотреть происходящее внизу. Тут же пулей срезало ветку над его головой.
— Ты что! — Я прижал Шпажкина к земле. — Что в Сенном?
— В порядке все. — Боец принялся отплевываться от набившегося в рот мусора. — Мы… мотоциклистов уничтожили. Ребята сняли с мотоцикла пулемет. — Он махнул в сторону села. — Вон там, у сарая, залегли. Они прикроют. Успеете до деревьев добежать.
Я задумался. Предложение мне не очень нравится, ведь придется пробежать две сотни метров по открытому пространству. Не успеем мы проделать и половину пути, как немцы перевалят через гребень. Пусть у нас есть пулемет, но ведь они могут залечь у самого гребня — фиг их достанешь там!
— Что с жителями? — спросил я, скорее чтобы потянуть время.
— Почти все ушли.
— Почти?
— Несколько человек остались, — пояснил Денис. — Старики. Отказались уходить. Не силой же их тащить.
Я выстрелил в неосторожно высунувшегося немца. Вроде попал — ганс вскинулся и исчез в зарослях травы.
— Надо было силой. После этого, — я кивнул в сторону немцев, — они озвереют.
— Что уж теперь… — пробормотал Шпажкин. — Нам уходить надо!
— Селиванов, Симонов! — крикнул я. — Что с патронами?
— Паршиво с патронами, командир! — откликнулся Селиванов.
— Денис, а у тебя?
— Патронов тридцать.
— Значит, ты пока остаешься. Прикроешь, пока мы будем отходить. С тобой остается Денисенко. Не давайте немцам высунуться. Патронов не жалейте. Я крикну, когда можно отходить будет. — Дождавшись согласного кивка, я крикнул: — Отходим! Денисенко, остаешься со Шпажкиным! Отходить будете по сигналу!
Мы начали отползать в направлении Сенного. Сзади защелкали винтовки бойцов, прикрывающих наш отход. Ох, надеюсь, не получится с ребятами как в прошлый раз! Как с Филиппом и Семеном… Удалившись от гребня примерно на десяток метров, я поднялся и, пригибаясь, побежал к селу. Вот уже всего сотня метров до ближайшего забора. Пятьдесят метров… Сзади ухнул взрыв. Что?!! Я обернулся. Неужели парней забросали гранатами? Немцы подобрались так близко? Нет! От сердца отлегло — никаких следов взрыва на гребне не видно. Взгляд зацепился за движение — Селиванов махнул рукой. Новый взрыв. Откуда у него гранаты? Хотя можно только порадоваться.
— Стой! — крикнул я. — Прикрываем наших!
Бойцы, бегущие рядом, тут же попадали.
— Отходите! — изо всех сил заорал я. — Отходите!
Сквозь стебли травы я увидел, как отползает Шпажкин.
Выстрелив еще пару раз, за ним последовал Денисенко.
— Быстрее!
Ребята уже бегут что есть духу. Сзади застрекотал пулемет. Я обернулся — мерцающее пламя, посылающее очереди в сторону немцев, трепещет в чердачном окошке ближайшей хаты. Из-за края холма показалась маленькая фигурка и, взмахнув руками, снова исчезла. Припав к прицелу, я принялся искать и себе цель. Минута — и снова вокруг засвистели пули. Гораздо реже, чем раньше, но, как по мне, и одной много. Какое-то движение… Я выстрелил. Попал или нет? Краем глаза заметил, как упал Денис. Неужели в него попали? Чуть приподнявшись, увидел, что Шпажкин резво ползет к нам. Жив!
Отстреливаясь, мы скрылись за углом дома. Теперь можно не скрываться. Мы понеслись к лесу. Пулемет умолк. Спустя несколько минут нас догнали запыхавшиеся бойцы, прикрывавшие с чердака. Один из них, тащивший тяжелый МГ-34, похоже, едва держался на ногах. Чуть притормозив, я схватил его за локоть и буквально поволок за собой. К лесу.
— Шо ж ты себе позволяешь, сучий сын! — По мере того как я рассказывал Митрофанычу о нашей выходке у Сенного, командир становился все мрачнее. А когда мой отчет был закончен, глаза его сверкнули так, как я еще не видел у старика. Похоже, его депрессию будто рукой сняло! — Да хто ж тебе позволил… — Митрофаныч привстал с бревна, выпрямился во весь рост, и я увидел перед собой не доброго дедушку, а фельдфебеля царской армии, от которого вполне можно схлопотать в рыло. — За такое самоуправство…
— Командир. — Я тоже поднялся. Назвать его сейчас просто Митрофанычем у меня язык не повернулся. — Так надо было. Те немцы…
— Да кому оно надо-то было?!! — Митрофаныч сплюнул. — Ты понимаешь, шо по дурости своей мог оставить отряд без единственного понимающего минера? Вам какую задачу поставили?
— Они ехали, чтобы уничтожить село, — упрямо настаивал я. — Понимаешь, командир? Чтобы перебить всех, кого там найдут! — Постепенно и мой голос начал срываться на крик. Краем глаза я заметил, что вокруг собирается небольшая толпа. — Женщин, детей, стариков! Мне их для виселицы оставить надо было?
— Ты не ори. — Командир резко снизил тон. — С чего ты вообще взял-то, шо те германцы собирались село сжечь?
— Потому что это — основная задача айнзацгруппы, — ответил я. — Это каратели. Уничтожив село, они пытаются запугать и нас, и местных жителей, лишить нас их поддержки. — Митрофаныч снова уселся, и я последовал его примеру. — У нас в отряде много местных. Как они будут воевать, зная, что их семьи, которые остались в селах, будут уничтожены? Как другие, кто еще не присоединился к нам, решаться оставить своих близких?
— Раньше германец так не лютовал, — задумчиво произнес Митрофаныч.
— То была другая война. — Я решил, что командир говорит о Первой мировой, но тот покачал головой:
— Я не о том. Было, жгли села… У Комова в отряде, помнишь? Но…
— Митрофаныч, немцы действуют следующим образом. — Я решил разъяснить ему все то, о чем читал в своем времени. Лучше будет, если командир поймет, что происходит на самом деле. — Впереди идут части вермахта. Обычные солдаты. Они не трогают местное население и двигаются за фронтом. А за ними приходят эсэсовцы и прочая нечисть. Вот они уже… Они не считают нас за людей. Мы — низшая раса. Поэтому каратели не жалеют ни стариков, ни младенцев. Они жгут, вешают, морят голодом…
