Андрей Левицкий - Новый выбор оружия
Горечавка остановилась. Я поддерживал Никиту из «эмки», Энджи – из пистолета-пулемета. Хотя кусты больше не перли на нас, ряды хищных растений не редели, и как прорываться, все еще было не понятно.
– Отступаем, – выдохнул Никита, – а то все патроны переведем.
Он был прав. Мы перестроились: я быстро проверял дорогу, Пригоршня и Энджи постреливали для острастки. Сконцентрировавшись на очередной гайке, я не заметил длинного побега, выстрелившего мне в лицо. Жгучая боль – мазнуло по скулам и носу, на сантиметр выше – пришлось бы по глазам. Я выругался и рефлекторно закрылся руками. Следующий удар пришелся по пальцам. Вот тебе и кустики…
Не думаю, что у горечавки были хоть мизерные зачатки разума, скорее, голые инстинкты. Эта пакость хотела жрать, конкретнее – она хотела сожрать меня.
Я заставил себя убрать руки и даже успел присесть, уклоняясь от очередного взмаха гибкой ветки.
Прямо передо мной – два куста, здоровых, выше человеческого роста. Но всего два. Лицо и руки горели, будто ошпаренные, и соображал я туго, наверное, из-за яда. Никита, даже если видел, что происходит, на помощь прийти не мог – одного взгляда по сторонам было достаточно, чтобы понять: мы угодили в ловушку, нас окружили. Кусты, пережив первый шок от вооруженного отпора, перешли в наступление.
Ветви со свистом выстреливали в нас, целясь в открытые участки кожи. День триффидов, блин. Взвизгнула Энджи – ее задело, крякнул от боли Пригоршня.
Черт, вот только трава меня еще не ела!
Злость поднялась тяжелой, мутной волной. Я выхватил нож – «Пентагон», не складень. Хочешь, зараза, драться? Будем драться. Покрошу тебя на салат.
Куст, конечно, моего настроения не понимал, он вообще ничего не понимал, только жрать хотел.
Под выстрелы и шипение я ринулся на противника. Тут главное: забыть об опасности. Как в реальной драке, внушить себе, будто это спарринг, и ничего, серьезней синяка, тебе не грозит. Ну, куст, ну, стремный. Порубить – и дело с концом. Ножевому бою меня в свободное время учил Пригоршня, я еще отмахивался: нафига резать, если есть пистолет, но друг, проявляя несвойственные ему мудрость и прозорливость, заставлял заниматься. В частности, тренировал скорость реакции, обзывая меня «тормозом»: брал веревку и начинал крутить ею, стараясь меня ударить, а я должен был веревку перерубить. Заточенным ножом сделать это вполне реально.
И вот – пригодилось же!
Напружинить ноги. Это кажется, что в схватке важнее руки, нет, действует все тело. И если ноги деревянные – ничего не сможешь. Танцующей, легкой походкой, кидая себя из стороны в сторону, ни секунды не оставаясь на одном месте, я наступал на куст. Он размахивал ветвями, выпуская в мою сторону побег за побегом, но я отпрыгивал, пригибался, отшатывался, уворачивался, при этом успевал достать его ножом. Побеги становились короче, брызгал жгучий сок, и куст двигался все медленнее.
Я, напротив, вошел в раж.
– На капусту! – выкрикивал с каждым рубящим движением. – Нашинкую! Щавель! Шпинат! Петрушка-мутант!
Второй куст, заметив или, скорее, почувствовав, что первый обмяк и скукожился, начал отступать. Теперь я увидел, как они перемещаются: вытягивая корни из земли, что те древолюди во «Властелине колец».
– Ага! Улепетываешь! Сдавайся, зелень!
Куст поджал ветки и… покатился. Как перекати-поле, только без помощи ветра. Большой, около метра в диаметре, шар запрыгал по кочкам болота. Я остановился, тяжело дыша. Адреналин выходил, меня начало трясти, а расслабляться было рано. С боков кусты отступили. Наверное, у них была связь с другими растениями, иначе они не могли бы действовать скоординированно, и смерть одного ощущалась другими.
А вот позади кипел бой. Никита, забив на огнестрельное оружие, снял с пояса свой тесак – не фирменный нож, а самопальный, в локоть длиной, с рукояткой, обмотанной изолентой. Ковыряло было острое и на редкость неудобное, но друг с ним не расставался, говорил, память об армии, сам выточил, сам накладки на ручку соорудил, даже лентой сам обмотал. Это орудие пролетариата сейчас пригодилось. Точил его Никита тоже сам, старательно, до бритвенной остроты.
На эпитеты Пригоршня сил не тратил. С уханьем и кряканьем он рубил горечавку, как будто был мексиканцем, прорывающимся сквозь джунгли. Энджи помогала в меру сил, постреливая по особо наглым кустам.
Кажется, силовое преимущество было на нашей стороне.
Я бросился к друзьям.
Боевая ярость не вернулась, напротив, накатывала усталость, но я превозмогал ее и сражался. Никита глянул искоса, кивнул: молодец, мол. И продолжил свое занятие. Действовал он методично, как газонокосилка, и горечавка дрогнула. Вот один куст, поправ законы физики, поджал ветки и покатился вверх по склону, другой, третий… Вскоре мы остались в относительной безопасности, враг бежал.
На поляне валялись, шевелясь, зеленые побеги, пытались куда-то ползти.
– Пакость, – резюмировал Никита, отпихивая ветку ногой. – Ядовитая, башка кружится. Ну и рожа у тебя, Химик!
Я и забыл про лицо и руки, но после слов Пригоршни сразу ощутил ноющую боль. Посмотрел на пальцы – они были покрыты мелкими пузырями, словно я повстречался с ядовитой медузой или обварился.
– У меня есть пентанол, – сказала Энджи, – помогает против ожогов. Давай, я тебя обработаю.
– Фигня твой пентанол, – Пригоршня полез в рюкзак, – я один раз из чайника обварился – не помогло. У меня регенератор есть, правда, немного, вот это – вещь.
Регенератор, он же, на нашем сленге, «заживлялка» – обязательный в аптечке сталкера элемент. Это не то, чтобы артефакт – в чистом виде в Зоне не найти. Но из некоторых мутирующих растений умельцы изготавливают порошок, невероятно ускоряющий заживление. Конечно, огнестрельное ранение не вылечишь, да и сломанную руку не заживишь. Но поверхностные раны на раз заращивает.
Велев мне сесть и закрыть глаза, Пригоршня присыпал химические ожоги на руках и лице. Я думал, что нам сейчас пригодился бы артефакт «кровь земли», который стоит копейки, но все считают, что вряд ли понадобится лечить ожоги.
– Повезло тебе, – резюмировал он, – неглубокие. А то была бы у тебя рожа под стать остальной шкуре.
– А что у тебя с кожей? – заинтересовалась Энджи.
В голосе ее было не только любопытство, но и забота.
Любой мужчина при таком сочетании насторожится. Хорошо, если тебя хотят просто затащить в постель, а ну как – в ЗАГС? Если уж женщина взялась заботиться, пора драпать. Нет, посочувствовать и пожалеть они могут – на то и женщины, инстинкты материнские никуда не денешь. А вот позаботиться женщина способна либо о ребенке, либо о другой женщине, особенно о беременной, либо о мужчине, которого уже присвоила. Такое замечательное свойство: они нас воспринимают как территорию, которую нужно сначала завоевать, а потом обжить, переделать под себя, расположиться с комфортом. Я не женоненавистник, но убежденный холостяк. Это Пригоршня готов добровольно влезть в брачные узы, по нему видно. А я пока поживу полной жизнью.
