Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Псы господни
— Прекратите. Мне можете не нести эту ахинею. Что вам нужно?
Падре посмотрел на капитана с сожалением.
— Спасутся те, кто уверует, но это ваше дело. Я не апостол Петр. Группа не выходит на связь…
— Какая группа?
— Не прикидывайтесь, что не знаете. Та, которую я послал за вашим человеком. Они пропустили два сеанса связи.
— Когда был последний сеанс? Может, переезд плохо сказался на аппаратуре?
— Нет. Они вышли на связь, сказали, что уже на территории Абиссинии. После чего — все.
— Доложили, — машинально поправил капитан, осторожно прихлебнув из поставленного перед ним бокала; пиво было приемлемым, хоть и горьким на европейский вкус. — Этого следовало ожидать. Они все погибли.
— Это были лучшие. Они брали дороже всех.
— И что? Любой из тех ублюдков, которые шабашат здесь, ничто перед моими людьми. Вы отправили шакалов следом за львом.
Падре бросил на капитана неожиданно острый, жесткий взгляд.
— А может, вашего человека кто-то предупредил, а?
— Его не нужно учить, как делать работу, — презрительно сказал капитан. — Всегда смотри, что находится у тебя за спиной. Это правило, которое не нужно повторять дважды. Они пошли за ним и попались в ловушку, вот и все.
— И что же теперь делать?
— Ваши проблемы. Не мои.
Падре недобро посмотрел на капитана.
— Да нет, сын мой. Это твои проблемы в той же степени, что и наши.
Капитан рассмеялся.
— Хотите сказать, что вы меня пишете? Да пишите на здоровье. Вы прекрасно знаете, как я выберусь из любой помойной ямы с запахом роз. Уж не думаете ли вы, что меня кто-то осмелится судить?
Капитан с презрением плюнул на стол перед собой.
— Разбирайтесь сами. Сами налажали, сами и разбирайтесь. Я умываю руки. Арриведерчи, падре.
С шумом отодвинув стул, капитан встал, начал пробираться к выходу. Те, кто был в зале, уже до такой степени набрались, что им было все равно — черный перед ними, белый или инопланетянин. А ночь — все скроет…
— Кроме мирского суда есть суд и Божий, сын мой… — с грустью в голосе сказал падре Солицио и закурил очередную сигарету. Выхода нет, на этого молодого подонка больше нельзя положиться. Придется действовать через Ватикан… там должны быть контакты.
А этот… Господь с ним…
В нескольких километрах от берега, на спокойной воде, чуть в стороне от судоходных путей стоял крупный угловатый корабль, освещенный днем и ночью. Он походил на гражданский обводами корпуса, имел высокие квадрантные надстройки и широкую свободную палубу для самолетов и вертолетов. В отличие от североамериканских и русских кораблей подобного класса, чей дизайн скопирован с авианосцев, а иногда они и являются устаревшими и переоборудованными под новые нужды авианосцами, этот имел в прародителях контейнеровозы и большие, угловатые суда, которые используются для перевозки больших партий автомобилей. Это был десантный корабль — док типа «Сан-Марко», на котором базировалась часть одноименного полка морской пехоты Италии, оперативная группа Дечима МАС и некоторые службы разведки. На этом судне целых две универсальные антенны-мачты, двенадцать беспилотных летательных аппаратов с двумя катапультами, огромный и оснащенный по последнему слову техники зал боевого управления, в котором есть даже супер-ЭВМ для криптографии, расшифровки и анализа данных. Сейчас левое крыло просторного зала боевого управления полностью отдали разведчикам и даже отгородили легкой ширмой. На разведчиков сейчас работали четыре беспилотника, из которых два были в воздухе.
— Он выходит, — сообщил оператор.
Видимость была плохая — в режиме ночного видения постоянно шла засветка от костров и каких-то факелов, в обычном режиме не видно было ни хрена. Но высококвалифицированные операторы на десантном корабле-доке «Сан-Марко», стоящем в десяти километрах от берега на траверзе Могадишо, все-таки сумели уловить момент, когда капитан Кантарелла покинул питейное заведение в районе Яхшид, где делать ему было совершенно нечего. В этом районе белому человеку нельзя было появляться без риска для жизни, и если капитан все же там появился — он это сделал не просто так.
— Ведите его. Мне нужно знать его маршрут.
— Да, синьор.
— Вот подонок… — Директор Манфреди отвернулся от экрана, несмотря на то, что в зале боевого управления нельзя курить, трясущимися руками достал сигаретную пачку. — Чертов сукин сын! Сволочь!
— Предают только свои… — философски заметил контр-адмирал Паоло Бьянкомини. — К тому же у нас сейчас нет ничего, одни подозрения. Телефон чист, отпечатков пальцев на закладке нет. Если мы спросим, зачем он ходил туда, выяснится — снять бабу. Или даже встретиться с агентом, и агент сразу найдется. Это если нам разрешат задавать вопросы. Ты думаешь, нам разрешат их задать?
Директор чиркнул спичкой, и она сломалась в его в руке. Закурить контр-адмирал так и не дал — отобрал пачку с сигаретами.
— Нет, ну какого хрена ему было нужно? А? Какого, мать твою, хрена? Он капитан фрегата в том возрасте, в котором я еще и первого лейтенанта-то только получил.
— А ты не думаешь, что он как-то связан со всей этой дерьмовой историей с наркотой? Или полагаешь, что тогда все всплыли?
— Черт бы его побрал. Тогда мы тут что делаем?
— Выполняем приказы. Только и всего.
Директор задышал — шумно, как загнанная лошадь.
— Я больше не могу. Прошу отправить меня… с понижением, куда угодно. Хоть адмиральским баркасом командовать, синьор контр-адмирал.
— У тебя срок когда выходит?
— Четыре месяца еще. Но я не дотяну.
Контр-адмирал пожал плечами:
— Сам просишь. Должен же кто-то за это ответить.
— А этот сучонок?
— Забудь. Раз и навсегда.
Пограничная зона Абиссинская территория, район города Феерфеер Несколько дней спустя
Город Феерфеер на границе между двумя государствами выполнял примерно ту же роль, что и Доло Одо, только торговля шла в основном на сомалийской стороне и город сам был на сомалийской стороне. Раньше, когда работал порт, здесь проходил один из двух торговых маршрутов до Аддис-Абебы, второй вел в Аддис-Абебу из порта Джибути, маленькой колонии Франции в стратегически важном месте — Аденском заливе и проливе, известном как «Врата Скорби», Баб-эль-Мандеб. Сейчас порт Могадишо не работал и на десятую часть своих возможностей, французское Джибути стало третьим по товарообороту портом континента, а город Джибути строился примерно теми же темпами, как и русский Бейрут после восстания там. Сейчас город Феерфеер был еще одним местом, где цвела пышным цветом контрабанда, было полно беженцев, стояла стена и по обе стороны от нее — вооруженные солдаты. Мир ушел с этой земли, и непонятно было, вернется ли он сюда когда-нибудь снова…
Примерно в километре от границы на обочине дороги стоял конвой, причем такой, при виде которого водители грузовиков опасливо сбрасывали скорость и жались к обочине, а пешие торговцы и пастухи и вовсе обходили это место десятой дорогой. На обочине один за другим стояли три черных как смоль запыленных «Даймлер-Бенц G», три роскошные и очень прочные машины, как нельзя лучше подходящие для африканских условий эксплуатации. Следом за ними стоял носатый бронированный «Магирус», причем не бурского производства, а настоящий, германский. В кузове на прочной турели стоял автоматический гранатомет, а на круге над просторной, двухрядной, как у пожарного автомобиля, кабиной водителя — еще и крупнокалиберный пулемет. И у того, и у другого дежурили солдаты — белые солдаты. Германские солдаты из Африканского корпуса и возможно даже — германские парашютисты или егеря.
В третьем «Мерседесе» сидящий в одиночестве на заднем сиденье немец в очередной раз посмотрел на часы, потом пробормотал привычное «швайне». Было прохладно — черные машины считались в Африке самыми престижными, потому что в них не могло не быть кондиционера. Сам немец был среднего роста, с худым, суровым, чисто выбритым лицом, коротко постриженными светлыми волосами, ему явно было около сорока лет, скорее больше сорока, чем меньше. На нем была коричневая, с короткими рукавами рубашка Африканского корпуса без знаков различия и такого же цвета аккуратно отглаженные брюки. Этого немца хорошо знали во всем регионе, и те, кто знал, боялись, а те, кто знал его хорошо, боялись еще больше. Это был сам рейхскомиссар безопасности Абиссинии, рейхскриминальдиректор Манфред Ирлмайер, находящийся в длительной служебной командировке высокопоставленный сотрудник гестапо — четвертого управления РСХА, Главного управления имперской безопасности. Здесь он одновременно курировал и полицию, и местную службу безопасности, и службу безопасности посольства Священной Римской империи, чей штат насчитывал две тысяч человек, и все они пользовались дипломатической неприкосновенностью. Рейхскриминальдиректор Манфред Ирлмайер был королем и даже богом в своем маленьком мирке, он не подчинялся никому, даже послу — только начальнику четвертого управления РСХА генерал-майору полиции Элиху и начальнику РСХА генерал-полковнику полиции Кригмайеру. Он любил знать все и обо всех, находился на месте службы уже двенадцать лет и не подал в Берлин ни единого рапорта с просьбой о замене, он любовно копил картотеку на всех местных и на немцев, и можно было быть уверенным, что, если ты перепьешь шнапса и устроишь дебош на улице, это обязательно найдет отражение в картотеке доктора Ирлмайера. Он не любил указания из Берлина, потому что полагал, что лучше знает, что нужно делать здесь во благо Германии, а те умники с Принцальбрехтштрассе — просто выделываются, чтобы обеспечить свою карьеру. И уж конечно, он не заслужил того, чтобы ему передавали сомнительные указания за подписью генерала Элиха и приказывали их исполнить, не объясняя, что к чему. Исполнить-то он их исполнит, на то он и немец, но предпримет и свои меры безопасности.
