Виктор Глумов - Фатум. Сон разума
К бункеру Реут и Силин двигались короткими перебежками, прикрывая друг друга. Спецназовцы утратили не только разум, но и способность анализировать ситуацию. Некоторые из них сделались агрессивными, сейчас они истребляли друг друга, остальные только защищались.
Силин сопел и шевелил губами — то ли молился, то ли песню пел. Распаленный запахом крови, словно берсерк, рвался в бой. Перебежка, перекат, упасть, прицелиться, выстрелить. Он метил в ноги недавним подчиненным, надеясь, что позже бойцы очухаются. Тимур Аркадьевич бил на поражение.
Возле бункера никого не было. Похоже, чем ближе к нему находились бойцы, тем сильнее их «накрывало».
— Интересно, почему на нас не действует? — спросил Силин, прижимаясь к стене бункера и вытирая пот.
— Нас ломали, мы с ними слишком долго существовали бок о бок — видимо, иммунитет.
— Дальше что? — уронил Силин обреченно. — Двери здесь, надеюсь, не как в хранилище банка, прямой наводкой бить не надо? Тротиловой шашки хватит?
— Уровень защиты первый, максимум второй.
Силин кивнул:
— Отлично.
Бункер напоминал бетонный ангар, утопленный в снегу, — двадцать метров в длину, в ширину не больше десяти. Единственный известный Реуту вход — на восточной стороне.
Как и предполагалось, дверь — небольшая, выкрашенная в серый — была заперта. Силин вздохнул, снял сумку и вытащил коробку с зарядом, воткнул капсюль, отмотал огнепроводной шнур и попятился, Тимур Аркадьевич — следом.
Когда укрылись за бетонной, закругляющейся кверху стеной, Силин поджег шнур и заткнул уши. Реут последовал его примеру. По шнуру пополз огонек.
Грохнуло так, что земля вздрогнула.
Дверь с петель не сорвало, но разворотило и прогнуло внутрь бункера. Реут, не выпуская из рук автомат, полез в пролом, Силин — следом.
В мрачном, скудно обставленном помещении, где Главный обычно проводил приемы, светилась тусклая синеватая лампочка. Реут напрягся, не обнаружив контуженых нелюдей. Тихо. Пусто. Где же они, черт побери?!
— Наверное, их здесь нет, — предположил Силин. — Очень уж все просто.
— А пси-атаку кто, по-твоему, проводит? Если не хочешь идти — оставайся. Я должен увидеть их логово и убедиться.
— Как в фантастическом фильме, — пожал плечами Силин и бесшумно, на цыпочках, направился к двери. — Не нравится мне это. Заманивают нас.
Реут приложил палец к губам. Протянул руку к двери, Силин встал за спиной. Толчок — не заперта.
Прижаться к стене. Выглянуть. Метнуться назад.
— Никого? — удивился Силин.
Тимур Аркадьевич помотал головой, снова выглянул — в лицо дохнуло влажным теплом. Они оказались в оранжерее. Зеркальные стены и потолок, повсюду буйствует зелень. Свешиваются веера пальмовых листьев, изгибаются увитые лианами стволы, капли воды дрожат на сочной траве. Журчит искусственный ручей, кишащий яркими рыбешками.
— Обалдеть, — прошептал Силин. Стволом автомата отодвинул лист и шагнул вперед.
Что-то с треском и скрежетом метнулось из-под ног, он шарахнулся и дал очередь вверх. Посыпались осколки битых зеркал.
Вцепившись в пальмовый лист, вниз головой раскачивался красно-зеленый попугай и истошно орал, ему вторил другой.
— Тьфу, сволочь! — Силин сплюнул под ноги и расхохотался. Склонился, чтобы вытряхнуть из волос осколки, и Реут заметил красные капли, капающие на траву.
— Порезался? — поинтересовался он.
Силин обернулся: из обеих его ноздрей струилась кровь, пятная камуфляж. Реут автоматически коснулся своих губ, Силин повторил его движение и размазал кровь по лицу. Глянул на руку и поморщился:
— Башка раскалывается… Вы не слышите звон? Ч-черт! — Он сжал виски.
— Как давно началось? — спросил Реут, оглядываясь.
— Вот только что…
— Поэтому тут нет охраны — не нужна она. Ступай, Саня, назад, дальше ты не пройдешь. Жди меня час. Не вернусь — связывайся с Тирликасом, пусть шарахнут по бункеру и сровняют его с землей.
— А вы?
— Иди, Саня. И побыстрее.
Силин попытался его остановить, но Реут вывернулся, ступил в ручеек с рыбками, направился дальше по оранжерее, обрывая по пути листья и обламывая ветви.
Под ногами хрустели осколки зеркал, в ботинке хлюпало, пот катился градом. Еще одна незапертая дверь — и полукруглая комната. В середине массивный стол, окруженный стульями-тронами, на стенах несколько экранов. Никого. Тимур Аркадьевич сжал автомат.
Один из экранов затрещал, и появилось изображение пожилого мужчины в белом халате, с волосами, зачесанными на лысину. Он заглядывал в самую душу и псевдонаучно рассказывал о ноосфере, приплетал закон сохранения энергии, поминал чудовищ, порожденных сном разума.
Реут не слушал, он осматривал комнату в поисках скрытых камер и был уверен, что Хозяева знают и о погроме, и о том, что он здесь. А еще он ощущал их присутствие — липкое, назойливое. Он был уверен: Хозяева пытаются завладеть его разумом. Подчинить. Обезволить. Зачем? Почему не убили сразу?
…пронзительная синь небес, и солнце не режет глаза. Ветер играет волосами, щекочет кожу. Ребенок гукает и улыбается. Катится повозка. Тянет за собой белый шлейф выпущенная ракета. Тучи нанизаны на небоскребы. По артериям дорог толчками — машины. Пульс города. Тысячи людей. Сердца стучат в унисон. Колос пшеницы. Котенок пьет из миски. Тетрадь в клетку, корявые буквы. Красная кнопка и рычаг. Опустить. Рука тянется к иконе. Отбивают ритм станки…
…Коснуться. Ощутить. Проникнуть. Слиться…
Извергается вулкан, и лава льется по склонам. Выпученные глаза, раскрытые рты. Лава — люди, он — вулкан.
— Положи оружие, никто не причинит тебе вред, — льется из динамиков голос.
Тимур Аркадьевич мотнул головой, избавляясь от наваждения, и прицелился в Главного, рассевшегося на стуле.
— Тима, погоди. — Главный поднял руки. — Послушай, а потом делай что хочешь… Подожди… Не стреляй. Я — человек, такой же, как и ты, в моих венах кровь, смотри. — Белов полоснул по запястью тонким лезвием, зажатым между пальцами, и тряхнул рукой, разбрызгивая кровь. — Нет Хозяев в том виде, в каком ты их представляешь. Сон разума порождает чудовищ. Проследи историю человечества: сколько мы существуем, столько и придумываем себе Хозяев, чтобы они решали за нас. И за это платим кто счастьем, кто жизнью. Человек рожден рабом. Дай ему свободу — и что он сделает?..
Как странно: Главный говорит его мыслями, убеждает в том, что и так известно. Белов продолжил:
— Тима, все, что я говорил тебе, — правда. Никаких инопланетян нет! Есть то, что эзотерики называют эгрегором, мысль материальна, она не исчезает. Тысячи одинаковых мыслей сливаются, как когда-то сливались сложные органические молекулы, в некое подобие ментальной сущности. Люди ее породили, и она пытается их подчинить. Она ими питается!
Реут сел, опустошенный. Да, он слышал это раньше, но будучи атеистом, не верил в то, что нельзя потрогать. Закрытые исследовательские центры «Фатума» работали, искали некую субстанцию, но результата не было, и Реут думал, что это — для отвода глаз. Он даже не дочитал книжку про эгрегоры, посчитав, что она написана психом.
Получается, что если миллионы верят в одно и то же, хотят одного и того же, то их желания, слитые воедино, оживают. А чего хочет большинство? Тимур Аркадьевич передернул плечами: смерти соседа, крови и слез… Столетие за столетием люди вскармливали эту тварь…
— Прошу, Тима… У тебя хватит сил удержать это, оно безмозглое, главное — прикормить. Его нельзя уничтожить, но можно обуздать. Чтобы удерживать, мы и работаем, а Каверин молод и глуп, оно сольется с ним и прольется кровь, много крови. Пассионарии — не более чем проводники. Каверин перестанет быть собой, сделается просто проводником чужих желаний, потеряет человеческое, но будет думать, что остался прежним. Не будет свободы. Никогда не будет свободы!!! Ее способны принять немногие, такие, как мы. Остальные придумают нового Хозяина, новый эгрегор! И всё. Будет только хуже!
Белесые глаза Главного лихорадочно блестели, щеки подергивались, пальцы сжимались-разжимались. Он больше не пугал. Пугало другое — Реут ему верил. И чем больше верил, тем страшнее ему становилось.
— Я не могу больше, Тима. Сложно, все равно что водить тигра на поводке, оно вырывается, а я уже слаб. Мы создавали вас, закаляли страданиями, меняли плюс на минус, чтобы потом передать вам поводок. — Главный захрипел. — Попытайся… обуздать.
Реут вздрогнул под обрушившимся потоком.
…Ветер гонит по пшеничному полю золотистые волны — колышется толпа на площади. Катится комбайн, и колосья исчезают в его чреве. Катится по беснующейся толпе, пожиная урожай. Под пальцами — рычаги. Руки движутся помимо воли. Они делают так, как хочет комбайн.
