Бен Бова - Орион и завоеватель
– А как Александр? – спросил я.
Новости были ужасными. На брачном пиру жирный Аттал предложил тост за то, чтобы Филипп и его племянница произвели законного наследника престола.
Александр вскочил на ноги:
– Ты считаешь меня незаконнорожденным? – и бросил чашу с вином в Аттала, разбив старику лоб.
Филипп, явно поглупевший от выпитого вина, поднялся с ложа. Некоторые утверждали, что в приступе ярости он выхватил меч у кого-то из телохранителей и хотел убить Александра. Другие же полагали, что он просто пытался разнять царевича и Аттала, чтобы предотвратить кровавую схватку. Все в зале вскочили на ноги в полном смятении. Но больная нога царя подвернулась, и Филипп неловко упал, распростершись на залитом вином полу.
Трясущийся от ярости Александр посмотрел на отца, а потом закричал:
– Вот человек, который поведет вас в Азию! Он не может перебраться с одной скамьи на другую!
Затем царевич выбежал из зала, а его Соратники последовали за ним. Не дожидаясь рассвета, они с матерью оставили Пеллу, направляясь в Эпир.
– Значит, он все еще там? – спросил я.
– Так я слышал. Говорят, царевич в Эпире со своей матерью.
– Скверно складываются дела у Маленького царя, – сказал один из конюхов. – Плохо это, так ссориться с отцом!
– Но слава богам, мы отделались от ведьмы, – сказал другой, пока мы меняли коней.
Нет, от нее так легко не отделаться, я знал это.
Часть третья
Предатель
…полмира
Спит мертвым сном сейчас.
Дурные грезы
Под плотный полог к спящему слетают.
Колдуньи славят бедную Гекату,
И волк, дозорный тощего убийства.
Его будя, в урочный час завыл.
У.Шекспир. Макбет29
Мы прибыли в Пеллу чудесным летним утром, солнце сияло в лазурном небе, прохладный ветерок долетал с гор, смягчая дневную жару. Ехавший возле меня Гаркан пробормотал:
– Большой город.
Я кивнул и отметил, что Пелла заметно разрослась за время моего отсутствия. Дома уже подбирались к горам, главную улицу обстроили новыми аркадами и рынками. Над городом висело облако бурой пыли, которую поднимали лошади и брыкливые мулы в загонах, деловитые строители, работавшие во всех концах города, и повозки, оживленно сновавшие по улицам и переулкам.
Когда мы въехали в город, Бату со смехом пожаловался:
– Какой шум! Разве можно думать в такой суете?
На мой взгляд, здесь было сравнительно тихо, но после слов Бату я понял, что в азиатских городах куда спокойнее, чем в Пелле. Конечно, на восточных рынках шумели и спорили торговцы и покупатели, но прочие кварталы этих древних городов в безмолвии дремали под горячим солнцем. Пелла же скорей напоминала сумасшедший дом: отовсюду доносился стук топоров, гремели повозки, верховые, грохоча копытами, проносились по мощеным улицам, смех и громкие разговоры слышались почти на каждом углу.
Никто не остановил нас и даже не проявил никакого внимания, пока мы ехали по главной улице ко дворцу Филиппа. Появление воинов здесь никого не удивляло, на армии держалось благополучие страны, и македонцы не страшились своего войска, в отличие от жителей городов Персидского царства.
Однако возле дворцовых ворот нас остановили. Не заметив среди стражников своих знакомых, я назвался и сказал начальнику караула, что привез с собой Гаркана и его спутников, желающих поступить в армию.
Тот окинул нас опытным взглядом и послал одного из мальчишек за предводителем телохранителей.
Мы спешились, караульный начальник предложил нам попить и напоить наших коней. Двое из его людей проводили нас до фонтана, который находился возле ворот. Они обращались с нами вежливо, но с опаской.
– Какие новости? – спросил я, утолив жажду.
Караульный непринужденно оперся о притолоку так, чтобы рукой дотянуться до стоявших за дверью копий.
– Царственный брак состоится через месяц, – проговорил он, не отводя глаз от Гаркана и людей у фонтана.
– Филипп снова женится?
Он хохотнул:
– Нет, пока ему достаточно Эвридики. Ты слышал – она подарила ему сына!
– Сына?
– Теперь у нас есть по-настоящему законный наследник, – проговорил воин. – Можно не подозревать, что этот младенец зачат богом. – Оглядевшись, он добавил: – Или каким-либо типом, с которым переспала молосская ведьма.
– А как Александр?
Десятник пожал мощными плечами:
– Когда Филипп женился на Эвридике, он отправился в Эпир вместе с матерью. Но царь вызвал сына обратно в Пеллу.
– Он вернулся?
– Еще как – покорно явился по приказу царя. Разве можно было ожидать другого после всех учиненных им неурядиц?
Я собирался спросить, какие неурядицы учинил Александр, но к нам приблизился начальник стражников в сопровождении воинов в полном вооружении и броне. Это был не Павсаний, а дежурный сотник по имени Деметрий. Я узнал в нем своего соседа по дворцовой казарме.
– Эх, Орион… – Он произнес мое имя с тяжелым вздохом.
– Деметрий, я вернулся с отрядом новобранцев.
Он скорбно посмотрел на меня:
– Орион, тебе придется идти со мной: ты арестован.
Я был ошеломлен:
– Арестован? За что?
Гаркан, Вату и остальные двинулись к нам от фонтана. Десятник распрямился и взглянул на копья, стоявшие возле него.
Деметрий сказал:
– Таков приказ, Орион, я получил его от самого царя. Ты обвиняешься в дезертирстве.
Прежде чем успела завязаться схватка, я ответил:
– Хорошо. Я готов покориться воле царя. Но мои люди желают служить ему и заслуживают лучшего обращения. Все они опытные воины.
Деметрий окинул их взглядом:
– Я присмотрю, чтобы о них позаботились, Орион. Но тебе придется последовать за мной.
– Хорошо.
– Я должен забрать твой меч.
Я снял с себя меч вместе с поясом и отдал ему.
Гаркан спросил:
– Что они сделают с тобой?
– Все будет в порядке, – ответил я. – Как только я получу возможность поговорить с царем, все сразу прояснится.
Лицо Деметрия выразило предельное сомнение, но он не стал возражать мне и сказал десятнику:
– Отведи этих людей в казарму, пусть их примет дежурный. Если он сочтет, что они подходят, пусть разместит и вооружит как положено.
Сотник повернулся ко мне:
– Пошли, Орион.
В сопровождении Деметрия и его четырех вооруженных спутников я отправился через дворцовый двор прямо в тюремную камеру.
Темница моя помещалась в подвале дворца, я мог дотронуться сразу до обеих стен тесной и темной каморки. Окно заменяла узкая, заложенная снаружи щель в прочно запертой двери. Вместо постели на глинобитном полу валялась охапка соломы. И еще – глиняный горшок.
– Поверь, мне самому неприятно оставлять тебя здесь, Орион, – сказал Деметрий, пропуская меня в камеру. Он вошел внутрь вместе со мной, люди его остались в коридоре, освещенном лишь пыльным лучиком света, пробивавшегося через отверстие в крыше. – Царь приказал взять тебя под стражу в тот самый миг, когда ты окажешься в Пелле. За дезертирство.
– Так сказал тебе сам Филипп? – спросил я.
– Нет! – Деметрий, казалось, был потрясен мыслью о том, что царь мог дать ему личное указание. – Месяц назад Павсаний передал мне этот приказ, получив его из царских уст. Так он сказал.
– Когда же это было? – спросил я. – После того как посол Царя Царей возвратился в Пеллу?
– Это индус? – Деметрий многозначительно нахмурился. – Тот, имя которого никто не может произнести? Нет, приказ я получил еще до его возвращения. Я помню, что меня удивило, как можно объявить дезертиром человека, который находится в далеких краях. И откуда царь мог узнать о твоем побеге?
"Действительно, откуда? – спросил я себя. – Откуда он мог узнать о моем поведении в Парсе до того, как вернулся Кету вместе со всеми остальными?"
– Я точно помню! – говорил Деметрий. – Все произошло еще до неприятностей, случившихся после царской свадьбы. Еще до того, как Олимпиада бежала в Эпир вместе с Александром.
– Так вот когда был отдан этот приказ!
Он кивнул:
– Да-да, именно тогда.
– Значит, ты получил приказ от Павсания?
– Да.
– В таком случае, прошу тебя, передай Павсанию, что я вернулся и прекрасно устроился на новом месте, – сказал я, оглядывая каменные стены.
В темноте я не мог видеть его лица, но голос Деметрия выдавал напряжение.
– Я скажу ему, Орион. Поверь мне, я немедленно отправлюсь к нему.
– Благодарю.
Он оставил меня одного в камере. Прочная деревянная дверь, окованная железом, закрылась. Я услышал, как громыхнул засов, и оказался почти в полной тьме. Одиночество мое разделял лишь кинжал, спрятанный на бедре. Потом я заметил пару красных бусинок, загоревшихся в самом темном уголке камеры, и понял, что не одинок, крысы составят мне компанию.
Времени на размышления я получил в избытке. Тягучие часы медленно сменяли друг друга в непроглядной темноте камеры. Я считал дни по появлениям тюремщика, который подсовывал невысокую металлическую миску с жидкой, но вполне съедобной похлебкой в широкую щель под дверью. Он же забирал и горшок. Солому никто не менял.
