Валидуда Анатольевич - "На задворках галактики"
– Это какая? – настороженно спросил Уэсс.
– Идеология всеобщего равенства. Та самая, что сейчас правит бал в Велгоне. Вот и получается, что народ оказался под двойным ударом. С одной стороны гибриды и зомбированные уничтожали нравственные основы, ославливая тем самым и "свои" сословия и заражая гадостью простых людей. А с другой стороны, идеологический вирус начал вытеснять и подменять основополагающие ценности построения общества.
Херберт удивлённо покачал головой, не в силах так сразу принять на веру слова полковника.
– Я не понял, – произнёс он, – стремление к социальной справедливости вы называете идеологическим вирусом, так?
– Правильно, – грустно улыбнулся Кочевник. – Вирус, он вирус и есть. Хотите подробностей? Получайте! Начнём с того, что люди по природе своей не равны. Не равны по способностям в творчестве, по способностям в той или иной области созидательного труда. Кто-то с лёгкостью щёлкает математические уравнения, у кого-то золотые руки, а кто-то пишет замечательные полотна. Это, так сказать, неравенство линейное. Но есть неравенство духовное. Когда совершив проступок человек сгорает от стыда и впредь стремится не допускать подобного, а другой даже не понимает постыдности своих действий. Надеюсь, вы не станете спорить, что это неравенство существует?
– Не буду, – буркнул Уэсс.
– Так вот, то чему вас учили про… как вы там сказали? "Цеховое, что"?
– "Цеховая закрытость".
– Это новое название старого явления. Не было никакой цеховщины и тем более закрытости. Иными словами, наносился удар по сословному делению. И это самый страшный удар. И вот почему: в результате слома сословной пирамиды, наверх в конечном итоге вылазят те, кого нельзя подпускать к власти и на пушечный выстрел. Особи маниакального типа, либо те, в ком сильна страсть к наживе, безграничной власти, кто не смущаясь растопчет сколько угодно судеб лишь бы добиться цели. И вся эта шушера легкоконтролируема. Кем? Да теми же рунхами, которые как всегда остаются в тени.
– Это как же получается? По-вашему, если человек родился в семье рабочего, то и не мечтай по социальной лестнице взойти?
– "Социальная лестница" – продукт идеологического вируса, – обратил внимания Уэсса Кочевник. – Только вы, капитан, путаете то, о чём я вам толкую с кастами. Касты – жёсткая фиксация сословий. Это путь деградации. За примерами далеко ходить не надо, тот же Островной Союз взять. Наверху каста олигархов-патрициев, чья нравственность примерно на уровне смердов. Слышали такое слово? Это по-старорусски так называют духовно незрелых: тех, у кого верх берёт тяга к материальным благам, личной выгоде и удовлетворению телесных потребностей. Смерд значит смердящий. У нас, например, это низшее сословие. Но бывает и ещё одно низшее сословие – неприкасаемые. Так мы называем дегенератов: алкоголиков, шлюх, уголовников, психопатов и прочих моральных выродков. В Великом Герцогстве Арагонском в Дикую эпоху реставрировали неофеодализм. Это тоже путь социальной деградации. В принципе, аристократом там стать можно, но приток достойных людей не высок. Поэтому сословная система Герцогства по сути своей тоже кастовая. А ведь в касте олигархов и касте аристократов нередко рождаются или вырастают такие индивиды, что им самое место подальше от нормальных людей. В Герцогстве всё зависит от личности самого герцога. Если сел на трон нормальный правитель, то он проводит чистку от дегенератов с титулами и вынужден вливать в знать свежую кровь из выходцев из низов. Если на троне ничтожество, то и государство превращается в разорённую идиотами страну. У островитян маленько не так. У них межклановая грызня время от времени позволяет очищать свои ряды от откровенных нравственных выродков. Но это всё равно тупик. И для самих патрициев, и тем паче для простых островитян.
– А другие страны? – спросил Уэсс. – С ними как?
– Сокара – это примерно тот бардак, к которому бы вы в Велгоне пришли, не будь вы управляемы волей рунхов. Смерды и неприкасаемые создают партии, борятся за доходные места во власти. Хорошему человеку в Сокаре очень непросто пролезть наверх. Там это почти невозможно, если не совершать подлостей и не быть связанным круговой порукой. Мало того, в Сокару бегут всяческие отщепенцы из других стран, многие оседают в Фалонте, но и по стране они расползаются. Ладно бы просто отщепенцы, так ведь дегенератов Фалонт манит как нектар насекомых. Новая Бразилия – тот же вариант Сокары, но по причине внутренней природы бразильцев. Они потомки древних мулатов и метисов, поэтому преступность и дичайшая коррупция там даже превышает сокарский уровень в разы.
– Так-так, – задумчиво прошептал Уэсс. – А у вас? Всё справедливо? Образец для подражания?
– Проблем и здесь в Новороссии хватает. Однако по сравнению с перечисленными мною странами, они ничтожны. В Новороссии нет чёткого внешнего деления на сословия, но тем не менее они существуют. Условно говоря, общество делится на низшее сословие смердов и высшие сословия "труженников", "воинов" и хранителей. "Труженников" и "воинов" берём в ковычки, так как это древние обозначения. Ведь и "труженники" служат в армии, и "воины" могут не носить погон и иметь лишь армейский опыт срочной службы. Труженники – создатели материальных благ, хранители традиций и та среда, из которой выкристаллизовываются яркие личности. Материальные блага труженникам не чужды, но здесь уже в сравнении со смердами меняются приоритеты – своё личное благополучие стоит, так или иначе, ниже нежели благополучие народа, страны, будущих поколений. Как в нашей древней песне: "Жила бы страна родная!" Слыхали?
– Да, слышал, – ответил Херберт. – Но и у нас это есть! У нас тоже многие жертвуют личным, если это требует благо страны.
– Вот поэтому вас так трудно победить. К сожалению, со временем таких людей у вас будет всё меньше и меньше, вы уже ступили на дорогу выхолащивания. Но вернёмся к сословиям. Идя по Пути, труженник может повысить собственный уровень сознания. Он уже начинает мыслить в иных масштабах и категориях. Познав меру ответственности за свои поступки и узнав цену своим ошибкам, он может стать, скажем, директором завода и дальше расти по ведомственной иерархии. На самом деле проявлений этого процесса много. Но все эти проявления имеют общие черты: человек мыслит категорией общины, коллектива, воинского подразделения. Со временем уровень мышления расширяется, рано или поздно человек становится государственником. "Воин", как я уже отметил, это условное название. Это может быть талантливый и опытный управленец, которому просто совесть не позволит ставить личное благо выше общественного. Или это может быть прирождённый воин, путь которого – защита своего народа и Отечества. Воин не задумываясь пожертвует жизнью. Это может быть пожарный, гибнущий спасая ребёнка из огня. Это может быть молодой подпоручик, любящий красиво гульнуть и мечтающий красиво умереть на поле брани, чтобы о нём потом сложили балады или сняли фильм. Или незаметный унтер, или полковник, для которых романтизация войны ни к чему ибо война их призвание и рок. И она для них также естественна, как мир и спокойствие для труженника. Выше "воинов" стоят хранители, их не мало. Это те, в ком мышление категориями государства, народа, расы развито чрезвычайно высоко. Это хранители и оберегатели знаний, наставники и контролёры общества. Это многие наши учённые, у которых научный подход не связан с догматизмом, а сопряжён с получением цельного знания. Это многие наши высшие офицеры специальных служб и Вооружённых Сил. Это чиновники высших рангов. К сожалению, большинство из них не обладают даже четвертинкой наших с вами способностей по работе с полевыми структурами. И потому они уязвимы. По-нормальному, они бы должны считаться высшими "воинами", но так уж сложилось. Правда, всё постепенно идёт к тому, что в будущем хранители смогут сами за себя постоять и станут истинными хранителями. Ниже труженников у нас смерды, это низшее сословие. Их немного в удельном весе народа. Это люди зацикленные на материальном, больные вещизмом. Это ещё не потерянные. Лучший из смердов становится труженником. Гораздо хуже, если человек опускается до скотского состояния, если злоупотребляет спиртным, совершает кражи, рвётся всеми неправдами подчинить себе окружающих, клевещет, совершает насилие. Это неприкасаемые. Таким особям нигде не рады. Мы считаем их психически заразными. Таких дегенератов мы или уничтожаем, или за счёт казны выдворяем.
– В Сокару? – улыбнулся Уэсс.
– Да. Туда чаще всего. У нас есть тюрьмы, они нужны для оступившихся смердов. Есть и трудовые колонии, где многие оступившиеся через усиленную трудотерапию на благо общества, пытаются изживать свои изъяны, в которых гнездится корень их бед – это такие изъяны как крайний индивидуализм, жлобство, завистливость и прочее в том же духе. С дегенератами же разговор короткий: чаще всего высшая мера социальной защиты, реже – изгнание. Но повторяю, проблем и нас хватает. Бывает, что человек поддаётся своим страстям и деградирует. Случается, что и высокопоставленные лица становятся на путь нравственной инволюции. Свежий пример – бывший министр Боров, который сознавая многие вещи, пошёл по пути самодурства и потворству своим страстям. Но всё же система самоналаживаема. Во всяком случае, была таковой до появления на Темискире рунхов. Но к этому вопросу мы вернёмся когда-нибудь позже. Договорились?
