Сергей Шкенев - Чертобой. Свой среди чужих
Лена открывает глаза — брата колотит так, что вот-вот оторвет хвост одноухому «приемнику». Тот разинул пасть от боли, но мужественно терпит. Что там такое творится?
— Саня?
— Смотри сама!
Темнота, оборвавшая чужую боль. Потом нахлынули запахи и звуки. Запах страха, смешанный с любопытством и решительностью. Решительностью к чему? Почему нет изображения? Ах, да… это не зрение, а чувства. Этого мало. Обернись, болван!
Находящийся под контролем твареныш услышал команду и резко повернулся. Видно чуть приподнятую чугунную крышку канализационного люка, в едва заметной щели блестят чьи-то зрачки. Тяжелый кругляш уходит в сторону… искаженное злостью детское лицо… два длинных снопа пламени сносят хищника, но картинка тут же переключается на ближайшего.
— Мишка?
Мальчишка исчез, сброшенный вниз отдачей, и в дырку в асфальте бросается не меньше десятка зверей. Пулемет в окошке пятиэтажки замолчал. Тишина.
— Лен, а Лен, ты Мишку разглядела?
— Не мешай…
Девушка сосредоточилась и отправила находящегося под контролем зверя вперед. Тот подошел к отверстию, остановился в неуверенности и задрал голову вверх, как бы спрашивая дальнейших распоряжений от управляющей им силы.
«Ты еще думать будешь, сволочь? — Раздраженный посыл хлестнул хищнику по нервам, заставив прыгнуть в темноту люка. — Давно бы так. Осмотрись, где остальные?»
Вертикальные, как у кошки или змеи, зрачки адаптировались к полумраку мгновенно. Да, могла и не спрашивать, ответ на вопрос лежал под ногами, причем в самом буквальном смысле, — десять обезображенных картечью тел со слипшейся от крови серой шерстью. Кто мог убить их так быстро в ограниченном пространстве? Тут минимум в шесть стволов работать нужно.
«Где упавший ребенок?»
«Детеныш?»
«Заткнись и ищи!»
Получив команду, зверь огляделся. Чуть выше его головы в стенках колодца виднелись прямоугольные отверстия каналов, в которые уходили толстые трубы. А что в них?
«Посмотри».
Встал на задние лапы, вытянул морду, пытаясь дотянуться… еще чуть-чуть… Бабах! Блеснувшие в неверном свете стволы, яркая вспышка выстрела… Итого — минус одиннадцать.
— Саня, отводи оттуда всех!
— Как?
— Хоть кверху каком, но чтобы ни одной твари не осталось. Там в колодце Мишка с ружьем сидит.
— Что, прямо в канализации? А как он смог в одиночку с десятком справиться?
— Тебе какая разница? Уводи!
Разозленный Санек схватил одноухого за шкирку, приподнял перед собой и заорал прямо в морду:
— Всем стоять! Стоять, я сказал! Отойти назад! Быстро!
Лену отбросило в сторону. Пару секунд она лежала на спине, ничего не соображая, потом со стоном перевернулась на живот и вытерла рукавом тонкую струйку крови, бегущую из носа:
— Предупреждать надо, ирод.
Младший брат смотрел растерянно, видимо, сам не ожидал такого эффекта:
— Да я это… не специально.
— Ты же меня чуть не убил!
— Сама просила! — Саня аккуратно положил безвольно обвисшего в руке одноухого зверя на траву. — Вот и передатчик сломался.
— Совсем?
— Нет, вроде дышит еще.
— Нам нужно идти в город.
«Согласен, — поддержал Лену Василий. — Там можно будет управлять армией без лишних… э-э-э… приспособлений. Напрямую».
— Вот! Я же говорил, а ты не пускала! Да еще посмотрела как на последнего дурачка!
— Хорошо, умник, будешь первым дурачком. Пошли, чего расселся-то?
— А сама валяешься…
— А по ушам?
Город встретил настороженной тишиной, время от времени разрываемой редкими ружейными и автоматными выстрелами. Кое-где слышались взрывы гранат, сопровождаемые эмоциональными матерными комментариями.
— Лен, а чего это они? — Санек поморщился и облизал ободранные при перелезании через баррикаду костяшки пальцев. — Ведь наши больше не наступают.
— Значит, здесь еще остались пассионарии.
— Это те, у кого есть пассии?
— Нет, это те, кто может нагнуть других и поставить в позу пьющего оленя.
— А зачем? Так же им ходить неудобно будет. Или чтобы удобнее пинка дать?
— Не знаю я, Сань, папа так объяснял. Не мне, правда — Андрею.
— Подслушивала?
— Вот еще, они сами громко говорили.
— Понятно… то есть ничего не понятно, но это и неважно. Главное, чтобы эти твои пассионарии в нас стрелять не начали.
— Они не мои.
— Ну хорошо, пусть будут общие. Вася, а ты чего ржешь?
Василий благоразумно промолчал. А то дадут сейчас подзатыльник, и наслаждайся потом в голове колокольчиками с малиновым звоном, мешающими слушать и смотреть. В первую очередь — слушать. Вот слева затаился кто-то за сгоревшей давным-давно машиной — тихо щелкают забиваемые в автоматный рожок патроны. Но стрелять не станет, побоится привлечь внимание. Еще один впереди — запах паники и содержимого кишечника, перебивающие сильный коньячный перегар.
«Как вы такую гадость пьете?»
— Ты про что?
«Про коньяк».
— А кто сказал, что мы его пьем? — подозрительно прищурилась Лена.
Васька неопределенно хмыкнул. Он совершенно не разбирался в алкогольных напитках и ориентировался исключительно на Сашкины воспоминания о тайной дегустации.
«Я чисто теоретически… — не стал сдавать он друга. — Без всякой конкретики».
— Да-да, — мальчишка поспешил увести разговор от скользкой темы. — Сейчас придем и всем конкретно вломим!
— И Мишке?
— А ему в первую очередь!
ГЛАВА 19
— Трали-вали, тили-тили, тили-тили, трали-вали, мы давно на всех забили, мы давно на всех… наклали. — Владимир Иванович чуть отвлекся от исполнения привязавшейся детской песенки на то, чтобы почесать немилосердно зудящую под бинтами рану. — Заживает, зараза!
Вот это радовало. Еще какую-то неделю назад совсем было собрался помирать и выпрашивал у Чертобоя-старшего пистолет с одним патроном… дурак был, чо! Сейчас жизнь не только наладилась, но и вошла в почти привычную колею — хорошее питание, свежий воздух, интересная работа. Стопочка-другая горькой из судовых запасов помогает избавиться от ночных кошмаров, в которых опять погибают дочь и жена… Честно сказать, не только ночью снятся, стоит днем чуть расслабиться, оторваться от придумываемых бесчисленных занятий, и приходят как наяву. Сладкое проклятие, затягивающее наваждение. Тянут руки, но не просят о помощи, а зовут к себе. Туда, где вечная тишина, нарушаемая лишь белокрылыми ангелами, сидящими на облаках и перебирающими струны золотых арф.
— Мать… — Никитин вздрогнул, когда капля расплавленного припоя сорвалась с жала паяльника и упала на руку. — Ну вот, опять задремал. Надоело.
Он не врал самому себе — иногда хотелось бросить все к чертям собачьим и разнести собственную башку выстрелом под подбородок. Уйти, забыть, сбежать от съедающей душу боли. Нельзя. Просто нельзя, за ним долг. Долг жизни и долг мести. Слишком подло будет бросить оставшихся в живых, и до слез обидно — уйти не отомстив. Да просто жить вопреки всему — уже вызов противнику.
— Попляшете еще у меня, — поморщился, когда кисточка с флюсом по ошибке вместо баночки попала в стакан с водкой. — Кузькину мать видели? Покажу. И напрасно думаете, что канделябры используются только для освещения — это их дополнительная функция, причем не самая главная.
Владимир Иванович рассмеялся удачной шутке и откинулся в кресле. Все. Работа сделана, и можно немного расслабиться. Хорошо! Рассчитывал провозиться не меньше недели, но получилось оживить этот долбаный компьютер всего за один день. Агрегат на удивление удачно пережил зимовки во влажном и неотапливаемом помещении, даже кувалдой по нему пришлось стучать совсем немного. Шутка, конечно. Но с долей правды — при первом осмотре появлялась мысль просто выбросить бесполезный хлам за борт. Дал себя уговорить, и вот он, результат. Попробовать? Или все же еще раз проверить те сопли, что пришлось кое-где повесить?
Да ладно, и так сойдет! Комп зажужжал и подмигнул синим светодиодом, соглашаясь провести испытания на авось. Вроде грузится… Забавная картинка на рабочем столе — отфотошопленный сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль с «томмиганом» в руках, венчается с Валерией Ильиничной Новодворской. Хм… у Чертобоев несколько извращенное чувство юмора.
Курсор скользнул по экрану, издавая странный скрежет. Чего это с ним, заржавел? Никитин растерянно огляделся и еще раз дотронулся до мышки. Нет, сейчас не скрипит… ой, опять! И ругается!
— Иваныч! Иваныч! Проснись, старый пень, мать твою за ногу! Иваныч, ответь Чертобоям!
— Эх, ептыть! — Он с видимым облегчением вытер со лба выступивший было холодный пот и схватил рацию, которую сам же давным-давно включил на прием и положил на стол. И благополучно забыл об этом. — Я на связи, Николай Михайлович. Как вы там?
