Андрей Максимушкин - Не герой
– Пошли, что ли? – предложил Василий.
– Пойдем, Хабулай, – жалобно протянул старый Покола. – До дому далеко топать, успеть бы до заката из леса выйти.
Обратно шли молча. Люди, видимо, сторонились Василия. Изредка молодой человек ловил подозрительные взгляды. Такое ощущение, что селяне не знали, что делать: бежать со всех ног, убить Василия или упасть перед ним на колени. Одно можно сказать: между Спасителем и сельчанами образовалась бездонная пропасть.
Василий шел одним из первых, задавал темп. Глаз легко разбирался в лесных приметах, сразу же срисовывал знакомые уже деревья, холмики и низины. Такое ощущение, что Василий вырос в этом лесу, все вокруг было родным и привычным. Удивляться неожиданной перемене молодой человек не стал, воспринял это умение как должное.
К самому дальнему от села полю вышли на закате. Вот и прогалина за деревьями виднеется, куст рябины с надломанной веткой – по пути на Свадьбу Кумай сорвал с нее тяжелую кисть ягод. Самоходы стоят на опушке, людей рядом нет. Да и не должно быть. Лес кругом, некому самоходы угонять.
– Скоро дома будем, – заметил Василий.
– Конечно, Хабулай, – угодливым, заискивающим голоском отозвался Пелько.
При виде склоненной головы бесстрашного охотника Василия передернуло. Не думал он, что так все обернется.
– Привыкай, вождь, – хмыкнул над ухом Тергай.
– Не привыкну, – молодой человек стиснул кулаки.
– Придется привыкать. Сейчас еще ничего, а как домой вернемся, начнется. И не заметишь, как привыкнешь. Друзей позабудешь.
– Тергай, ты мне друг?
– Не знаю, Хабулай, – в голосе чудина звучала горечь, говорил он по-вендски. – Не знаю, простишь ли ты меня. Я ведь не верил, что ты Спаситель.
– Я-не-Спа-си-тель, – тихо, медленно, по слогам проговорил Василий и, положив руку на плечо Тергая, добавил: – И друзей я не забываю.
Пехота
После учебной части всю четвертую сотню откомандировали в 9-й пехотный Святославльский полк. Осенью полк вел оборонительные бои на южном участке Донского коридора, понес большие потери и был выведен на отдых и пополнение. Обычная для Вендии ротация частей.
Пополнение прибыло в конце дня. Грузовые самоходы остановились у ворот военного лагеря. Командовавший группой полусотник даже не соизволил загнать транспорт на охраняемую территорию. Четверть часа ожидания перед рогатками, а зима была холодной, люди и так успели по дороге замерзнуть в открытых кузовах самоходов. Темнело рано, на землю опустились сумерки. Часовые у ворот спокойно стояли, отступив от рогаток на три шага, как предписывалось уставом, на попытки завязать разговор не реагировали.
Наконец со стороны лагеря показался сотник. Перекинувшись парой фраз со старшим команды, он приказал пропустить пополнение. Выглядел командир лет на двадцать пять, молодой, невысокий, лицо гладко выбрито, глаза светятся живым умом.
– Ну что? Успели позабыть, чему учили? – обратился сотник к столпившемуся на площадке за воротами молодняку. – Стройся!!!
Новобранцы зашевелились.
– Так будет лучше, – сотник прошелся вдоль строя, придирчиво разглядывая бойцов.
Остановился, поправил «Липку» на груди Дмитрия, одобрительно кивнул щеголявшему нашивками старшего воина Виктору Николаевичу.
– Посадские, жизни не знаете, огня не видели, пороха не нюхали. Пришли по зову отчизны. Решили, что армия без вас не обойдется. А теперь слушайте: отныне вы все десятая сотня девятого Святославльского пехотного полка. В полку только десять сотен, и вы последняя, самая худшая. Я знаю, что вы все прошли учебку и считаете себя настоящими воинами. Так вот, это все дерьмо гусиное! Воинами я назову тех, кто доживет до весны.
По довоенным наставлениям, я должен не допускать сотню до дела, держать на охране тыла, хозяйственных работах и гонять, как пьяного биармийца. Этого не будет, – сотник заложил руки за спину, отступил на пять шагов, так, чтобы держать весь строй в поле зрения. – В бой пойдут все. Молокососов бросят вперед, будете прикрывать грудью настоящих воинов, все кайсацкие пули ваши, все снаряды ваши. Кто побежит, зарежу лично. Поняли? Не слышу!
– Так точно, сотник!
– Меня называют сотником Сухманом Беловым.
– Так точно, сотник Сухман!!!
– Даже получается. Сейчас идете в свои палатки, четвертый конец, за домами бронеходчиков. Привести себя в человеческий вид, получить имущество, разобрать лежанки, выставить дневальных. Через час построение перед палатками. Постановка на довольствие. Ужин, – сотник бросил взгляд на наручные часы, – через час с четвертью. Усекли?
– Так точно, сотник Сухман!
– Бегом, марш!
Четвертый конец новобранцы нашли быстро, в учебке их просвещали насчет типичного устройства полевого лагеря. Самый дальний угол, между сборными домиками бронеходчиков, металлическими ангарами складов и тыловой линией периметра лагеря. Палатками в вендской армии назывались настоящие раскладные каркасные дома со стенами из легкого, чрезвычайно теплого рулонного материала. Собиралась такая штука десятком бойцов за полчаса, в комплект входили теплый пол, печи на громовых кадках, парусиновые перегородки.
У палаток новобранцев уже ждали десятские. Непосредственные командиры отнеслись к молодежи теплее, чем сотник. Без необходимости они голос не повышали, предпочитая делать внушение дружескими тычками. Новобранцев моментально разделили на десятки, при этом Владмир и Виктор Николаевич сумели быстро доказать десятскому Ингорю, что они вместе с товарищами будут служить только в одном десятке.
– Ну и свинья с вами, – хохотнул Ингорь и, хлопнув Владмира по плечу, добавил: – Живо за лежанками и портянками. Беру всех шестерых.
Несмотря на холодноватый прием, отношение старых бойцов к молодежи было покровительственным. Да, гоняли новобранцев до седьмого пота. Да, на них взвалили все хозяйственные работы, а заодно прикрепили к бронесотне в качестве чернорабочей силы. Новобранцы не роптали, хоть и уставали за день, как ломовые лошади. О такой вещи, как дедовщина, в Вендии и не слышали, это только у кайсаков старые солдаты могут унижать молодых. Да и то такие вещи практикуются исключительно в туркестанских частях и в Забайкалье. Урожденный кайсак, как и венд, не позволит над собой измываться, да и сам не будет унижать единокровника.
На фронтах затишье. Сообщают только о позиционных боях на Хопре. Хотелось думать, что противник выдыхается, тем более бойцам постоянно зачитывали сводки с внушительными списками вражеских потерь. Хорошее средство поддержания боевого духа, а вот правдивы сводки или нет, не выяснить. Хотелось, конечно, верить в лучшее.
К сожалению, Владмир не мог себе позволить быть благодушным, он понимал, во что влез, но не жалел о своем решении. Служил он легко, стоически переносил трудности, не пищал и не гнушался любой работы. В сотне его за это любили. Вообще, случайные люди отсеялись еще в учебке. Вендская армия могла себе позволить отбирать людей, брать только добровольцев и только способных и готовых служить.
Однажды, после обильного снегопада, весь полк подняли на уборку снега. Мело больше суток, с неба сыпались крупные пушистые хлопья, было морозно. Снегом засыпало дороги, улицы между палаток, стоявшие открыто бронеходы превратились в снежные скульптуры. Сугробами придавило стенки палаток, да так, что они прогнулись, крыши провисали, каркасы сгибались и грозили сломаться и погрести солдат под палатками.
Как только на улице прояснилось, командование устроило большой аврал. Да люди и сами были не против помахать лопатами, насиделись в духоте замкнутого пространства, устали от воя ветра за тонкоизолом, до одури наигрались в кости. Благо десятские и полусотники сквозь пальцы глядели на это нарушение порядка.
На улице было хорошо, потеплело, белоснежные сугробы искрились на солнце, легкий ветерок вздымал в воздух сверкающую алмазную пыль снежинок. Десятку Ингоря выделили улицу между концами. Работа спорилась. Уставшие от безделья люди с шутками, беззлобными шалостями разгребали завалы.
– Из дома не звонят? – как бы невзначай поинтересовался остановившийся возле Владмира десятский.
– Сам же знаешь, односторонняя связь, – ответил боец, воткнув лопату в снег.
– А сам?
– Два дня назад звонил. Все спокойно, жена в госпитале работает, нашего брата в Перуновы чертоги не пускает.
– Благородное дело. Как увидишь, благодарность ей передай огромную от всех нас.
– Сам не знаю, когда увижу, – грустно ответствовал боец. – Близок город, а не вырвешься.
– Хорошее слово «вырваться». Не слышал никогда, а звучит. Я вот, Владмир, за тобой замечаю: говор не вендский, похоже на наш язык, а не наш. Словечки всякие выскакивают. И за друзьями твоими то же самое наблюдается. Если не скрываешь, откуда родом?
– Очень далеко. Земли неведомые, народы назнаемые, – отшутился Владмир.
![Сергей Калашников - Последний полёт Баклана [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
