Владимир Стрельников - Земля необходимых
Тут, кстати, вообще с религией несколько напряженное отношение. Вот ты, Малик. Если захочешь намаз совершить – где Мекка? И хадж пока не совершить, обратного-то хода нет, разве Руслан с компанией прорыв совершат. И христиане, православные, по крайней мере… Не поймешь, к какой церкви себя относить, то ли РПЦ, то ли уния какая, не ясно ни хрена. Все религии, в которых важную роль играют святые места того мира, в некоторой растерянности.
Лучше всего себя американские священники чувствуют. Они знают – Бог есть, а остальное их не колышет абсолютно. Они и там, в Америке, не очень кого-либо слушались, а здесь только Библией и руководствуются. Мне Семеныч целую лекцию прочел, – я зашел в комнату, вытирая руки полотенцем.
– Ты нам зубы не заговаривай. Когда свадьба?– Светлана требовательно посмотрела на нас с Олесей.
– Через месяц, мы уже заявление в Демидовске подали, – улыбнулась Олеся.– Считайте себя первыми приглашенными, и свидетелями будете. Но о свадьбе поговорим после того, как договорятся с Орденом, хорошо?
А пока давайте к столу.
На столе красовалось большое блюдо с дымящимися пельменями. Отдельно стояли две глубокие салатницы с салатом из помидор, креветки, порезанной на узкие полоски, лука и еще чего-то. Стояла запотевшая бутылка Новомосковской, тонкими ломтиками лежал на тарелке сыр.
– Кстати, Олеся. Заметила, они после очень удачной охоты не хвастаются? Мой в Ульяновске принесет чирочка, и неделю лапшу на уши вешает, как он его скрал и как из болотины вместо собаки доставал. А тут половину задка от коровы принес, и похвастался только один раз, когда из грузовика Вовкиного доставал, – Светка села на заботливо подставленный Маликом стул.
– Нет, Вова раза три похвалился. Первый раз – когда тушу сгрузил. И еще два раза при разделке. Интересно, почему? Мой папа тоже был большой любитель рассказать нам с мамой всякие рыбацкие и охотничьи байки?– Олеся вопросительно поглядела на меня.
– А что особо рассказывать? Приехали на место, там «буханка» от егерской службы. Они нас довели до стада, за километр остановились, пешочком прошлись чуток. Потом лазерной указкой каждую телку или бычка в стаде, на отстрел предназначенных, стрелкам указали.
Так что сама охота заняла час со стрельбой вместе. А потом мясо заготавливали, полтора десятка туш разделать – это уже не романтично. Считайте, что учения у нас так проходят, слаживание отделений. У вас на стрельбище, у нас в саванне. Девушки, будете?– я свернул крышку у бутылки водки. Разлил в рюмки по полной себе и Малику, по половинке кивнувшим Свете с Олесей. Наложил в тарелку пельменей, подцепил вилкой кусочек креветки из салатницы, поднял рюмку.
– Ну, за наших девушек. За то, что они нас любят!– и мы, так сказать, сдвинули чарки.
Солнцегорск, протекторат РА. 22 год, десятый месяц, 21. 18-15.
Неделя шла напряженно, но спокойно. Никаких особых эксцессов в протекторате не было, разве на границе разбили вдребезги и пополам две вовремя обнаруженные банды, и довольно крупные банды. Разбили самолеты ракетно-бомбовым ударом, а егеря закончили и подчистили, а потом показали все по телевизору, в программе новостей.
Но у нас в городке было тихо, хоть и спали все с оружием возле кроватей. И ночью на позициях сегодня подежурить пришлось разок, в свою смену. Так что полусонный на работе был, благо ничего особенного не было, разбирал и промывал коробку скоростей небольшого фрезерного станка.
Ближе к концу работы по цехам ветерком пробежала Маринка, молоденькая девчушка из Отдела Кадров с хорошей новостью. Наши с Орденом замирились, и отменяется военное положение. Так что домой шли все радостные, слышались грубоватые шутки и довольный гогот веселых мужиков.
На выходе с проходной меня окликнул Семеныч, стоящий в тени под навесом вместе с главой.
– Володь, подойди, пожалуйста.
Подойдя, я поздоровался с Рабиновичем, пожав его сухую, крепкую и мозолистую руку. Ну, мозолей у него поменьше, чем у меня или Малика, но все равно рука человека, знакомого с физической работой и спортом. Впрочем, чему удивляться? Я не встретил в этих землях еще ни одного человека с нежными ручками, каких хватало в том мире. Возможно, таких и здесь хватает, но мне не встречались.
– Володь, здравствуй. Слышал уже, военное положение отменили? Здорово, вроде договорились о мире. Так что все, отбой тревоге. Но я тебя позвал потому, что тут дело вашей бригаде есть. Подшабашить хотите? Но работы очень много, и грязной. Нужен срочный ремонт, и без бригады слесарей никак. Сварщика с помощником я уже нашел, это Ильшат с Ильнуром, нужны слесаря. За работу пять сотен каждому, но нужно прямо сейчас вылетать, и работать «от забора и до заката», то есть, пока не закончите. Много работы, одним словом,– глава вопросительно на меня поглядел.
– Сейчас, Осип Давыдович. Вон, у мужиков спросим,– я кивнул на выходящих из проходной Малика, Тольку и Коляна.– Но завтра ведь рабочий день, как с этим?
– Это я с Андреем решу, это не проблема. Закроют вам на один день меньше, и все. Парни, есть работа!– Рабинович начал здороваться с подошедшей бригадой…
– Вот так, парни. Если они официально обратятся в ремонтные службы протектората, им помогут, но счет выставят заоблачный. А если им поможете вы, то и подзаработаете, и нормальные добрососедские отношения выстроим. Согласны?– Рабинович внимательно поглядел на нас.
Мы переглянулись. Конечно, после полного рабочего дня мы устали, но от таких предложений отказываться не стоит. Хотя бы потому, что потом Рабинович к нам не обратится, а значит следующая шабашка мимо проплывет, да и хорошие отношения с главой никогда не помешают.
– Я за,– подумав, высказал свое мнение Малик. Колян и Толик кивнули.
– Но нам необходимо хотя бы перекусить и собраться. Час времени у нас есть? И инструмент нужно из мастерской взять, – у меня есть свой, конечно, но если есть возможность использовать заводской инструмент, нужно этим пользоваться. Свой целее будет.
– Есть пара часов. Пока «аннушка» из Москвы вылетит, пока до нас доберется, как раз и поужинать спокойно успеете, и собраться. Давайте, через два часа, в пять вечера, жду вас на взлетке с инструментом, а сейчас я звонить пойду,– и Рабинович поспешил в здание администрации, а мы пошли по домам.
Нужно еще с Олесей договориться. Вряд ли ей понравится мое исчезновение на ночь глядя, хотя и объяснял ей я особенности работы слесаря-ремонтника.
Через час я выбежал из дома. Олесе категорически не понравилась мысль остаться одной на ночь, и большую часть этого часа я пытался заполнить свое будущее отсутствие. Так что поужинать не получилось, пришлось в темпе вальса принимать душ, переодеваться, хватать автомат с подсумками, дежурный рюкзак и здоровенный пакет с бутербродами, огурчиками, помидорчиками и термосом с кофе, который собрала мне полуодетая – полуобнаженная девушка.
На улице я заскочил в свой «Егерь», наконец застегнул ремень с пистолетом, бросил на соседнее сидение рюкзак, автомат, подсумки, пакет с бутерами. Вытащил верхний с толстым куском холодного жаренного мяса крокодила (вкуснее курятины), вцепился зубами. Так, держа зубами бутер, включил вторую, и поехал на завод.
Там с Маликом, Колькой и Толиком загрузили дежурные наборы, плюс свои «любимые» ломометры и кувалдометры в тележку, и повезли на взлетку.
Там нас встретил Рабинович со сварщиками. Но какой!!! Увидев его, Малик запнулся, и чуть не грохнулся на сварочник.
Осип Давыдович был одет в строгий черный костюм, довольно длинный, старомодный такой, белую рубашку, в руке держал и обмахивался от жары широкополой черной шляпой, на голове была ермолка. Под пиджаком, правда, на толстом кожаном ремне так и остался Кольт М1911А1 сорок пятого калибра.
– Ну шо ви пялитесь. Меня мамо из Одессы в гости зовет, и сильно расстроится, если ее Ося разочарует соседей. Пришлось в синагогу готовиться, не брился неделю. Она стала такая религиозная,– глава подмигнул нам, и повернулся на шум авиационного двигателя.– Вон, летит наш орел. Все нормально будет, через полтора часа работать начнете.
Из-за речки неторопливо вылетел биплан, сделал круг над нами и взлеткой, и аккуратно сел на нее. Неторопливо пробежав сотню метров, он остановился было, но потом рыкнул мотором и поехал к нам.
Ан-2 был покрашен в здешний камуфляж сверху, и в серо-голубой цвет снизу. Вдоль борта и снизу на крыльях крупными буквами написано «ОМОН». Только «люстры» сверху не хватало.
Впрочем, ее с успехом заменял крупнокалиберные КОРДы, закрепленные в специально прорезанных в бортах люках. Под крыльями были пилоны с двумя блоками-семерками НУРС. Короче, не самолет, а гроза партизан.
– Ну, грузитесь, чего встали?– из открывшейся двери выглянул пилот.– Щас, грузовой люк открою.
Закинув в самолет инструменты, мы уселись на жесткие скамьи вдоль бортов. Самолет снова зарычал двигателем, сильно затрясло, но тряска почти сразу прекратилась. Да и мотор стал работать по-другому. Летим.
