Николай Берг - Ночная смена. Лагерь живых.
ли Михайлов пообещал им всяческих чертей в случае сопротивления, то ли пока не понимают, что дело идет к концу.
Раньше-то еще и не такое сходило с рук...)
- Я требую, чтобы нам также дали слово! - голос у Друга Покойного тоже отлично поставлен.
- Наговорились, хватит - обрезает стоящий внизу Михайлов.
- Нет времени на дебаты. Сейчас те, кто считает, что выгонять этих дармоедов не надо - встает сюда, за БТР.
Если таковых наберется больше половины - останетесь тут. Если меньше - вам в Никольские ворота - ну или в
Иоанновские. - Овчинников спокоен как сидящий в Зоомузее Березовский мамонт.
- Я требую, чтобы хоть видимость законности была соблюдена!
- Будет соблюдена законность. Не видимость ее. Мы всего - навсего выгоняем вас оттуда, где вам не нравится.
Как это делали в демократических Афинах. Вы при этом не являетесь гражданами Петропавловской крепости, никаких
оснований для вашего нахождения здесь нет - и по правилам за хулиганство и неподобающее поведение сотрудники
Заповедника имеет право выставить вас вон.
Тем временем из толпы выходят люди. Набирается неожиданно сотни три.
Но по сравнению с остальными - это очень немного.
Не половина.
Дальше правозашитник пытается что-то прокричать, но его ловко сдергивают с брони. В скором времени всех троих
тащат мимо нас - в ворота.
Тут происходит задержка. У ворот лежит жердь, к которой привязан упокоенный вчера Надеждой деятель.
- Покойничка своего захватите - для достойных похорон - удовлетворенно говорит Михайлов.
- И не вздумайте в Неву выкидывать - тут вам не Ганг - добавляет полный мужик - он как раз в день нашего
прибытия сюда отводил женщин в тюрьму, в самое безопасное на тот момент место в Крепости.
- А если мы откажемся? - нагло спрашивает один из троих остракизнутых.
- Я рассказал этому парню, что вы назвали его обезьяной. - Михайлов показывает на казаха - пулеметчика,
который с непроницаемой физиономией наблюдает за всем этим сверху.
- И что? Расстреляете нас, сволочи?
- Нет. Он вам прострелит по одной ноге каждому. И если не уберетесь быстро - прострелит и другую. А потом
руки. Он знаете неторопливый. Но меткий. Хотите попробовать?
- Оружие нам дайте!
- Уже давали. Результат известен. Ничерта вы не получите!
- Минутку! - к группе подошел тот самый здоровяк - омоновец, который Дункан.
В руках у него швабра с какой-то гнусной тряпкой.
Что особенно удивляет - наиглупейшее выражение его лица.
- Эта, вы покойному кем приходитесь - вдовой или вдовцом?
- Что за издевательство!?
- Эта, никакого издевательства. Просто вам по наследству - вот штанишки покойного причитаются. И можете швабру
взять - все какое - никакое оружие. Глядишь еще и станете людьми, по примеру дарвиновской обезьяны.
Правозашитник плюет нам под ноги.
- Мы вернемся! И вы еще горько пожалеете, быдло, мразь...
- Еще слово - и я тебя прострелю - серьезно и как-то очень убедительно говорит Михайлов.
Фонтан затыкается. Трое, взяв жердь с трупом, идут в ворота.
Следом проходят двое автоматчиков из службы безопасности Заповедника.
Толпа начинает расходиться.
Ворота закрываются.
Концерт окончен.
- Самое паршивое, что они действительно вернуться - задумчиво говорит Михайлов.
- Это - вряд ли - отвечает ему Дункан.
- Не эти конкретно. Такие же. Потом. Мы, если выживем и вынесем все это, станем защищать своих внуков от того
ужаса, который видели. Будем стесняться рассказывать, как все было жутко, жестоко и страшно. И вырастим наивных
дуралеев. Тогда-то и появятся такие жулики и напарят за милую душу.
- Это - вряд ли - повторяет Дункан, но не так уверенно. Маска Глупости медленно сползает с его лица.
- Может - неожиданно для самого себя лезу я в разговор. - Может. Как с нами было - нас так оберегали от жути
той войны, что в итоге... А, чего говорить... Нам врали совершенно забубенно, а мы развешивали уши. В итоге -
сколько пацанов считало, что пили бы баварское пиво, если б деды сдались...
- Я вот не пойму - встревает Саша, до этого так ожесточенно о чем-то думавший, что кожа на лбу шевелилась - я
никак не пойму, как у людей громче всех учивших нас толерантности и тому, что все люди одинаковы - самое любимое
слово 'быдло'?
- Это-то просто - жестко говорит Михайлов. Это просто.
- Да что просто?
- То просто, что часть публики самоназначила себя элитой, новодворянством. И эти новые арийцы естетственно не
обязаны разбираться в сортах говна. Для них, небожителей, полубогов - все остальные быдло и совершенно одинаковы. Ну
не царское дело морочить себе мозги разницей между там хохлами или таджиками или русскими. Так что они совершенно
искренне призывают быдло толерастничать. Ну а к ним - сверхчеловекам - вся эта похабель не относится и они
естественно толерастией не страдают. Какая толерантность у эсэсовца могла быть к белорусской бабе с детьми? Он же
ариец, а она - унтерменьш. То же и здесь.
- И все-таки есть и хорошие новости. Вот выперли трех дармоедов - итого воздух чище и меньше интриг будет.
- Ой, не уверен...
- Ладно. Там видно будет.
В салоне застаю Званцева. Судя по всему, пока я ротозейничал на митинге, каптри с Николаичем разбирались с
завтрашним заданием.
- Интересное кино - говорит Николаич - получается так, что не все так просто будет. И даже скорее - наоборот.
- А что такое случилось?
- Вояки с Ржевского полигона туда направили около взвода - сливки снять. Те прибыли, закрепились, успели
сообщить, что вступили в контакт с какими - то местными, местные настроены дружелюбно. И все. Глухое молчание -
поясняет Званцев.
- Может рация сдохла?
- Не похоже. Все нам не сказали, но вероятно были другие дублирующие способы связи. Так что вероятно - там
противник. И очень может быть - ваши знакомые. Сейчас учитываем такую возможность. Пока идет координация - но, судя
по всему, сколачивается неплохая группа - сухопутчики пару танков выкатят, да еще брони будет штук с десяток.
- Ага. И станем мы сгоряча друг по другу лупить. Сработанности-то нуль - недовольно ворчит Старшой..
- Есть такая опасность. Постараемся ее учесть.
- Ага. Как начнется пальба, так сразу все всё забудут и начнут шарашить в белый свет. Как в копейку. Делов-то
для грамотных людей - влезть в промежуток и обстрелять тех и этих, а потом быстро унести ноги. Видали.
- Я понимаю. Но как сказал Модель - когда ему сообщили, что планы раскрыты - машина пущена. В конце концов,
это не самая большая опасность.
- И что тогда - большая?
- Недалеко ходить - соседи - те же финны и эстонцы. Американский флот потерь не понес практически.
- Насчет финнов - это как-то странно - сомневается Николаич.
- Не так и странно. Народ свирепый, упертый и как пехота и моряки - очень даже ничего себе.
- Да не смешите - уж такой упертый и свирепый.
Званцев иронически смотрит на сказавшего это Вовку.
- Вот представь себе - и свирепый и упертый. Например, на флаге ВВС Финляндии - свастика. С тех самых времен.
И ничего. У единственных в Европе. И совершенно официально. А насчет свирепый - берешь и смотришь, как они сюда
лезли после революции и какие тут боевые действия шли. Или еще раньше.
- Ладно, бог с ней, с историей. Вы что - серьезно считаете, что есть возможность военного вторжения?
- Такая возможность не исключена.
- А что сейчас слышно - где американские корабли?
- Корабли НАТО - сейчас сконцентрировались у Шпицбергена. Информация точная.
- Что их туда понесло? На Севере считают не заразятся?
- И это тоже - на Шпицбергене зомби нет. Но мы полагаем, что основная цель - Хранилище.
- Не вполне понимаю Вас.
- Хранилище - известный бизнес проект. Вы что, действительно ничего не слыхали? Svalbard Global Seed Vault -
'Хранилище судного дня'?
- Как-то пропустил, знаете. Да я не очень-то разбираюсь в военно-морских делах.
- Вы даете! Что, серьезно - не слыхали?
- Совершенно. Там что бомбы, ракеты? Или топливо?
- Семена. Хотя бомба, пожалуй, та еще.
- Какие еще семена?
- Обычные семена. Которые сеют. Сельскохозяйственные культуры, говоря проще.