Джен Александер - Пустошь
– У нас мало времени… Я вел себя безрассудно. Я вел себя безрассудно и использовал тебя в интересах «Лан корп». И сегодня за это расплачиваюсь.
Я отталкиваю его руку:
– О чем ты?
– Даже если тебя поймают, Томас не допустит твоей смерти. Я позаботился об этом еще шесть лет назад, когда мы вживляли вам с Оливией чипы. Томас даже не догадывается, что я сделал. Если он узнает, то…
Отец не оканчивает фразы, и в сердце мне вонзается панический страх.
– Что? – спрашиваю я. – Расскажи, что ты сделал!
– Я модифицировал вашу церебральную связь. Если ты погибнешь, Оливия погибнет вместе с тобой.
Отец говорит громко, словно хочет, чтобы его услышали. Потом он трижды сжимает мою ладонь между большим и указательным пальцем. Это наше особое рукопожатие – мы придумали его специально, чтобы делиться секретами втайне от мамы. Я поднимаю голову и вижу, как он произносит одними губами:
– Ты можешь ею управлять.
– Как?
– Джиллиан о тебе позаботится, – продолжает отец, не обращая внимания на мой вопрос. – Она не позволит отправить тебя на реабилитацию. Ты останешься разумной и сможешь воспользоваться связью с Оливией, чтобы сбежать.
Я плачу, как маленькая. По щекам катятся огромные, жгучие слезы. Плачу от страха и от боли – в голову словно впиваются острые ногти. Я знаю: должно случиться что-то плохое – гораздо хуже игры, в которой я побывала прошлой ночью. Хуже «Войны».
– Никогда, ни при каких обстоятельствах, не рассказывай о том, что я сделал.
Я не отвечаю. Тогда отец хватает меня за подбородок – так крепко, что я вздрагиваю, – и поворачивает лицом к себе.
– Клавдия, ты меня поняла?
– Да.
– Не рассказывай им ничего.
Отец стучит в дверь камеры. Она открывается, и входит Беннет – со щербатым лицом и кривыми зубами. Отец подталкивает меня к нему:
– Беннет поможет тебе сбежать.
– А как же ты? Как…
– Со мной все будет хорошо. Помни: никому не рассказывай!
После этого воспоминания все встает на место.
Томас Ланкастер на одну ночь поместил меня в «Войну», чтобы проверить, сможет ли Оливия управлять мной в «Пустоши».
Отец объяснил мне, что сделал, а потом попытался спасти, поручив своему личному охраннику Беннету.
Беннет предал меня и отдал на растерзание Ланкастеру с Оливией.
Созданная отцом программа «Джиллиан» должна была уберечь меня от реабилитации, чтобы я смогла сбежать из «Пустоши». Потом отец дал ей вторую команду – заботиться обо мне. Тогда «Джиллиан» решила, что изменить мое сознание – безопаснее, чем оставить меня полностью разумной. А может, она сама себя перепрограммировала – как в тот раз, когда Томас Ланкастер попытался поместить меня в реабилитационную симуляцию. Пока Оливия управляла моим телом, программа отца манипулировала моим сознанием.
Я зажмуриваюсь, чтобы остановить жгучие слезы. Не знаю, убил ли Томас моего отца той ночью или отправил его в одну из игр. Может, он тоже прячется под землей, как я?
Вернее, не прячется, а сидит в заточении.
В голове вспыхивает еще одно воспоминание; Оливия чуть старше, чем в предыдущем воспоминании, где на ней было голубое платье.
Мы стоим позади толпы, собравшейся вокруг штаб-квартиры «Лан корп интернэшнл». Схватив за руку, Оливия тащит меня в первые ряды. Перед зданием, окруженные фотографами, Томас Ланкастер и мой отец пожимают друг другу руки.
– Твой папа сделал то, что не удалось его бабушке, – с благоговейным восхищением произносит Оливия.
– Мой папа…
Я не могу найти подходящего слова. Не могу выразить чувств, которые переполняют меня при виде того, как Томас Ланкастер с моим отцом основывают совместное предприятие. В отличие от Оливии, я не испытываю гордости. Внутри бурлит что-то мерзкое и обжигающее, словно кислота.
Оливия широко улыбается:
– Опять ты со своими заступническими разговорами, Клавдия Рагленд!
Я заглядываю ей в глаза и шепчу:
– Ни в коем случае.
Глядя на мигающий зеленый огонек, я сжимаю руки в кулаки.
– Если ты жив, папа, я тебя найду.
Но я не стану доверять никому, а отцу – в особенности.
В наше время лишняя осторожность не помешает.
Конец первой книги
