Железная Дева (СИ) - Шмыков Роман
Дорога уходит вниз, воздуха становится меньше. Колени подгибаются сами собой, и вот уже чуть ли не руками опираюсь об пол. Не вижу, но чувствую, что потолок приближается, он всё ниже. Метр за метром, и я завожу саму себя в тупик, не зная наверняка, удастся ли отсюда выбраться. Обратно не вернусь даже при желании, не найду дорогу. Заряд костюма на исходе, ВЕРИ-СМАРТ перестанет быть полезным вместе с ним. В такой темноте останется только сожрать саму себя.
В слабом свете с экрана мелькнули хитиновые чешуйки. По бокам, сверху, под ногами попадаются тоже. Я запинаюсь об них, теряя последние силы на удержание равновесия. Тесный коридор и правда закончился тупиком. Это целая стена из хитина, и от неё буквально веет бесконечной прочностью. Видимо, сюда и спускался вождь, чтоб ловить сигналы от наружного мира. Я же ничего не встретила, ни одной точки связи, ни одной станции, никакого отчёта о действиях Бирюзовой армии. Я сложила ВЕРИ-СМАРТ под ноги, чтоб его жалкий свет хоть как-то пролился на глухую стену. Если заряда и мощности клинка не хватит, то подохну прямо здесь, всё ещё не способная смириться с мыслью, что нашла свою могилу. Она не отправится в космос, меня не сожгут в крематориях, я просто стану частью огромного таракана. Возможно, так выглядит расплата за все долги жизни на Венере.
Боюсь доставать клинок. Ведь тогда придётся предпринимать попытки пробиваться сквозь хитин. Пока не сделала первый удар. Так цепляюсь за мысль, что всё может получиться. Только после первого удара станет ясно, смогу ли покинуть это место. Руку даже подняла, и раскалённый металл дал больше света, чем экран ВЕРИ-СМАРТ, но это всё. Продолжения нет, я дышу, упёршись лицом в тупик, запертая во всего одной мысли. Она не отпускает, не даёт покоя. Думаю, что куда проще будет вонзить лезвие не в хитин, а себе в горло. Так не буду мучиться и просто погибну, завершив цикл своей службы обществу.
Не стала бить наотмашь. Приложила раскалённый металл к хитину. Исполинский организм слабо задрожал. Для него это не больше слабой чесотки, а для меня это настоящая война с самой собой. Воткнула кончик клинка, провернула по оси, сделала лунку. Смотрю на неё, лунка уставилась на меня. Верхний слой хитина всегда легко поддаётся, а вот глубинные слои всё прочнее и толще, защищающие нежное нутро. Не самое логичное строение, но оно помогает тараканам до сих пор отбиваться от наших атак. Сейчас же я зашла с другой стороны, самой сложной. И если вера в удачный исход ещё колотится где-то между рёбер, то показания костюма говорят, что я тут непременно сдохну.
Удары становились сильнее, замахи — шире и отчаяннее. Хитин поддавался, но не так легко, как я от него ждала. Он скрипел, от него отскакивал клинок, не способный ни температурой, ни остриём справиться с природной защитой тараканов. Я потела, ревела, мышцы в жутком изнеможении горели, отказываясь делать каждое последующее движение. Клинок тоже терял накал, тускнел, вместе с ним я всё больше убеждалась, что надо было бросить затею, остаться даже с тем же барменом, лишь бы не тешить себя глупыми надеждами, что в этот раз мне повезёт. Упав на колени, я проверила статус на пыльном ВЕРИ-СМАРТ. Еле разглядела показатели за пеленой слёз. Осталось по десять процентов на костюм и клинок. Элис берегла запасы и молчала. Боялась отвлечь, наверное.
Я поднялась, крикнув в сторону стены. Она всё торчала передо мной как крепчайшее напоминание о моей тупости, излишнем упрямстве. Не издевается, ей просто не по чину со мной возиться. Стоит, этот хитин, и не пускает меня. Я закричала вновь, и в горле появился привкус крови, ещё более отчётливый, чем раньше. Понимая, что в любом случае потрачу заряд костюма и клинка, я с ужаснейшим гневом принялась полосовать хитин горячим металлом.
Был ли успех? Я не знала. Пот и слёзы, слюни, измождённые мускулы. Переставшие работать технические устройства. Но я продолжала пробивать себе путь вперёд, и казалось, что делаю шаги. Помаленьку, один за одним, и вот за спиной образовалась тропа. Погас ВЕРИ-СМАРТ. Возвращаться за ним уже не буду, сосредоточусь на этом ебаном хитине. Он размягчился, просто локтями я уже могла его отбивать. Ногами молотила поддающееся мясо, цеплялась ртом, царапалась отросшими ногтями, отбросив отключившийся клинок. Он затупился об хитин, металл погас. Жизнь против жизни, и мы на равных с тараканом…
… я открыла глаза в капсуле скорой помощи. Совет забрал сознание, но одну меня всё равно не оставили. Он был рядом, сжимал мою руку и всё приговаривал, что это якобы его вина, что ему очень жаль. Если б не ещё один санитар рядом, то он продолжал бы улыбаться, как и дома, когда я вся в крови отключилась за секунду.
Мне перемотали предплечье, подключили к аппарату переливания крови. А в голове всё равно дымка, я не могу поверить, что всё это происходит на самом деле, и я правда там не умерла. Он помог мне дожить? Или просто позволил всему случиться так, как случилось? Он соврёт в любом случае, даже если спросить напрямую.
Ночь длится уже тридцать один Отсчёт. Мы шатались в дороге, меня везли в клинику для новобранцев. Она на границе второго круга, и тут куда тише, чем в центре, в его апартаментах. И даже в мыслях наметился покой. Или же меня напичкали седативами.
Он был рядом, когда меня вытащили из капсулы. Он шагал вровень с каталкой, на которой меня везли в клинку. Он не отходил ни на метр, пока меня определяли в палату и подсоединяли к десяткам аппаратов, лишь бы не дать мне умереть. Он всегда наблюдает, не даёт и секунды, чтоб ощутить себя в уединении, в безопасности. Я же не сопротивлялась ничему. Они хотят во что бы то ни стало сохранить мне жизнь — так пускай. Просто не буду мешать. Я изучала потолок, вертела головой вокруг, намеренно его игнорируя.
— Как ты, Пира?
Этот вопрос он задавал беспрестанно с абсолютно одинаковой интонацией. Гнева нет, да он и ни к чему. Монотонные удары словами по вискам куда сильнее выводят из себя, и он отлично это знает. Успел всё выяснить за полтора года нашего совместного проживания, пока я после интерната работала где попало. Сам не понимает, возможно, что издевается, но даже когда видит, что я готова молить о пощаде, он не прекращает добивать вопросами и своими выводами. И сегодняшний вечер только ещё один аргумент в его дурацкую копилку личных побед. По его мнению, я — сумасшедшая, и место мне далеко не в Бирюзовой армии. Он ведь и правда считает, что я доказала это якобы нам обоим, попытавшись покончить с собой?
Всё просто в его голове. Всё на своих местах, пронумеровано и подписано. Никакой привязки к внешним факторам. Его жизнь протекла бы и без меня вполне успешно, пока моё существование что с ним, что без него пришло бы в упадок. Как фон для его взглядов, удобная декорация, не имеющая права иметь собственное мнение. Слаба ли я, если выбрала такой способ завершить цикл его унижений? Никто не знает, каково это, так почему бы лично мне, и больше никому, не закрыть вопрос так, как попыталась закрыть я?
Он выходил перекусить, меня обследовали, провели все необходимые физические и психологические экспертизы. Он посещал меня с другими санитарами. При мне они сдерживались, но в их глупых лицах всё-таки проглядывал хохот. Они тайно смеялись надо мной при мне же. И это только он дал им повод так себя вести. Почему им смешно? И отчего мне так гнусно? Я всё смотрела им в глаза попеременно, беззвучно искала помощи, поддержки. Но мужчины вышли из моей палаты, тихо друг с другом перешёптываясь. Заканчивал их цепочку ОН, постоянно метая в мою стороны косые самодовольные взгляды. Он ведь и правда гордился, ему удалось сделать то, чего не достигли годы унижений и пыток в интернате. Несравненный психологический насильник, почти поставивший себе памятник в лице моей смерти.
Остаток Отсчёта он сидел рядом, скоблил меня своими допросами, постоянно прикасался к моему изрезанному предплечью и вёл разговоры на отвлечённые темы. Он обсуждал будущие смены в клинике, что он планирует сегодня на ужин. Предложил сходить в бар через неделю, отпраздновать нашу годовщину. Я не выдернула свою изувеченную конечность из его тёплых, но чёрствых лап. Стерпела, сдержала крик, чуть не рванувший из самых глубин моего измученного тела. Я спокойно вдохнула, заранее сформулировав и отполировав мысль, и произнесла:
