Генерал-майор - Посняков Андрей
– Знаете его? – проследив за взглядом юной пани, осведомился Дэн.
– Так… – Девушка фыркнула. – Да ну его к черту! Так вы не будете в карты играть?
– Нет. Лучше посижу с вами где-нибудь в уголке… А вы мне про всех и расскажете, да?
– Расскажу, – закивала Данута. Темные локоны ее дернулись, в красивой – в виде озерной лилии – заколке отразился свет горящих свечей.
Лилия… Денис Васильевич на миг ощутил глухой укол совести. Такая же заколка была и у Танечки Ивановой. Ах, Танечка, Танечка. Злодейка судьба практически разлучила Дениса с его балетной пассией еще там, в Москве. Как честный офицер Давыдов просто не мог появиться перед предметом своей страсти оплеванным – то ли полковник, то ли генерал-майор… Да и Танечка, как поговаривали друзья, не на шутку увлеклась балетмейстером… Как его… Адам… Да, Адам. Кстати, поляк, однако…
Денис вздохнул, правда, грустил не долго. Неутомимая пани Василевска взяла его за руку и потащила в дальний уголок залы, где в окружении кадок с цветами притулился премиленький диванчик.
– Коли мы в карты не играем, так здесь посидим, – сверкнув глазищами, пояснила девчонка. – Только вы, Денис, за шампанским сходите. Ну, сходите, а? А я вам потом все про всех расскажу. Ну, как вы просили.
Кивнув, Давыдов покорно принес бутылку шампанского и бокалы. Даже пирожное не забыл – для дамы.
– Все для вас, мадемуазель!
– Ой, славно как, пан Денис! Добже, добже!
Выпив и съев пирожное, Данута приступила к рассказу:
– Вон полковник, похожий на павиана, – Константин Брыджа, адъютант при императоре Александре. Рядом с ним даму с собачкой видите? Такая брыластая, как английский бульдог. Его супруга. А чуть позади – любовница.
– Где любовница?
– Ну вон же! Тощая такая, как сушеная вобла.
В таком же плане юная пани Василевска охарактеризовала почти всех, кого знала. Болтала весело и со смехом, при этом отнюдь не забывала пить – гусар принес еще одну бутылку…
– А пойдем-ка, Денис… Я тут место одно знаю… – Данута пьяно засмеялась и попыталась подняться на ноги, но ту же уселась обратно. – Ой… Что-то голова кружится. Приятно как, да!
– Вы мне про этого еще не рассказали. – Давыдов указал на прошмыгнувшего мимо франта с желтым шелковым галстуком.
– Ой, этот? – скривилась панночка. – О нем потом… если захотите… Послушайте-ка, пан Денис! Мне кажется, я вас уже тыщу лет знаю! И что это мы все на «вы»?
– Так мы можем и…
– Тсс! Не здесь… Говорю же… Идем-ка… И поддержи меня, пожалуйста, ага…
Послушно взяв девушку под руку, Денис повел ее прямо по коридору, затем свернул – туда, куда велели, – и вот уже оба оказались в небольшой комнате, некоем алькове, украшенном розовыми занавесками и картинами в золоченых рамах.
– Между прочим, это Буше! – усевшись на оттоманку, застеленную зеленым с желтыми полосками пледом, Данута потянула своего спутника за руку и лукаво улыбнулась.
– Буше? – с видом знатока Денис глянул на картины. – Я думал, Ватто!
– Ну, может быть, и Ватто, – спокойно согласилась девчонка. – Тебе нравится?
– Да как сказать… Слащаво как-то.
Чтоб уж совсем прослыть человеком весьма сведущим в современном искусстве, Давыдов хотел было добавить, что больше любит импрессионистов или, там, Ван Гога с Гогеном! Хотел, но вовремя спохватился: до появления импрессионизма еще оставалось где-то с полсотни лет.
– А мне нравится! – Данута подняла бокал. – За наше знакомство…
– За знакомство…
– Ну? Теперь поцелуйте меня, что ли… То есть – поцелуй…
А почему бы и нет? Сколько этой девочке лет? Шестнадцать? Восемнадцать? Вряд ли больше двадцати… Так ведь и ему, прославленному гусару и поэту, генерал-майору Давыдову всего-то тридцать!
Целоваться Данута умела, этого не отнимешь. Страстно, горячо, с языком… Руки Дениса скользнули по голым плечам девушки, нежно погладили шейку, и вот уже проникли в самое декольте, нащупали грудь. Затрепетал под сильными пальцами гусара податливый и быстро твердеющий сосочек… Панночка застонала, закатила чудные серо-голубые глаза. Трепетные ресницы ее дернулись, задрожали…
– Там, сзади, на платье, крючочки…
Хм… Крючочки? Гусарам ли не знать! Быстро все расстегнув, Денис обнажил девичью спинку, нежную, с шелковистою кожей… Поцеловал меж лопатками, погладил, пробежался пальцами по позвоночнику… Проник и дальше, ниже, целуя ямочки возле копчика…
– Ах, милый Денис…
Они предались любви тут же, на оттоманке, отдаваясь друг другу взаимно и страстно. Давыдов бросился в омут плотской любви, словно в лобовую атаку, столь же неукротимо и яростно, но вместе с тем – и нежно…
Данута стонала, извивалась, вскрикивала, закатывая глаза. Крепенькая тугая грудь ее теперь уже не казалась такой уж маленькой, тело же было – выше всяких похвал! Ну, может, талия слегка тонковата… Так это же вовсе не порок!
– Денис! Мне очень понравилось, – развалившись на пледе, без всякого жеманства промолвила панночка.
– Ты очень красивая! – Погладив ее по бедру, Денис улыбнулся.
Девчонка прищурилась… Ах, эти ямочки!
– Правда-правда?
– Правда-правда! Красивая, да… И еще…
Денис вдруг замолчал и с нежностью поцеловал Дануту в пупок.
– Наверное, ты хотел спросить, где я потеряла девственность? – неожиданно засмеялась юная пани.
Давыдов закашлялся… Подобной раскрепощенности он, признаться, не ожидал.
– Так там же, в коллеже.
– Так он же, ты говорила, девичий?
– И что? – Панночка снова расхохоталась, уже куда громче. – Мальчишки же заходили… Один мне очень нравился, очень. Такой светловолосый, синеглазый, красивый… И однажды мы пошли в сад… Там, в саду, все и сделалось. Очень даже славно! Правда, отец Станислав, падре, заметил… Правда, тогда сразу не подошел… А потом долго смеялся!
– Смеялся? – искренне изумился Денис. – Вот так падре!
Данута сверкнула глазищами:
– И что? Очень хороший человек наш падре Станислав! Читал нам лекции по древней истории, учил латыни. А по поводу… ну нашего… сказал так: ханжество, сказал, хуже всего. Любовь не такой уж и грех. Тем более его и замолить можно.
– Так ты замолила?
– Замолила. Падре Станислав лично меня исповедовал… И многому научил в любви! Вот ты, Денис, ведь был в Париже?
– Ну, конечно, был! – рассмеялся, наконец, и Давыдов. Все же забавное вышло знакомство! И девчонка эта, Данута, забавная. Раскованная, как будто в двадцать первом веке живет.
– Значит, был… И знаешь, что такое французская любовь? А ну-ка…
Денис не стал отказываться – иначе б какой он был гусар? Тем более что девушка сама предложила… Расслабился, чего уж… Правда, не успел и оглянуться, как бойкая панночка оседлала его, словно доброго жеребца, запрыгала, задергалась, застонала… Что там она говорила про ханжество? Все правильно, самая жуткая вещь!
– Ой, славно как, славно! Добже… Ты хороший любовник, Денис!
– Да и ты…
– Ты спрашивал меня о Франтишеке Новаке…
– О ко-ом?
– Ну, тот франт в желтом галстуке.
– Ах, да!
– Так вот он – мужеложец, содомит!
– Вот так да-а! – Денис Васильевич по-настоящему удивился. – И что, вот прямо все об этом знают?
– Ну-у… – Данута покусала губу. – Если и не знают наверняка, то догадываются. О, он хорошего рода, этот пан Новак! Его все знают, он везде вхож… Правда, говорят, богатства все промотал. Но кому какое дело, правда?
– Правда-правда!
– Дразнишься?! А ну-ка… Я вот сейчас тебя укушу! А ну-у-у… Ага…
– Ой, ой! Отстань! Не кусайся, Дануся… Я вот тебя!
– И что ты сделаешь? – девушка томно облизала губы.
– Отшлепаю! Честное слово, отшлепаю. Честное гусарское слово…
Сказано – сделано! Перевернув панночку на живот, Денис шлепнул ее по ягодицам… таким пухленьким, притягательным, славным…
– Ну-у? – лукаво улыбнувшись, Данута подтянула коленки к животу, изогнулась, словно дикая кошка… – И что дальше?
– Сейчас увидишь… сейчас…
Дальше вновь было славно. Хороший, такой добрый секс с поглаживаниями, с пошлепываниями, со сладострастным стоном… Понравилось обоим, чего уж!
