Иван Блюм - ОКО
— И в Бога веруешь? — спросил я.
— Ну, не так чтобы верую, но существование Его не отрицаю, — сказал старик. — У нас вообще свобода вероисповедания. Давай, рассказывай, кто ты такой и чего здесь делаешь.
— Понятно, — подумал я, — мужичок этот обыкновенный агент-наседка, которую подсаживают к задержанным или задержанного подсаживают к нему, чтобы выяснить о задержанном всю подноготную. Так, во всяком случае, учили нас криминальные семинары, — но так я только подумал, а сокамернику сказал совсем другое:
— А кто ты такой, чтобы я перед тобой исповедовался?
— А действительно, кто я такой? — согласился мужичок. — Слово — серебро, молчание — золото. Давай, помолчим, может, кто кусок золота нам в камеру подкинет.
И мы замолчали. Молчали минут десять. Первым не выдержал я. Я ничего не знал. Мужик знал все. Так кто первым должен заговорить?
— Слушай, — сказал я собрату по камере, — может, ты мне сначала чего расскажешь, а я потом, по ходу дела чего-то и расскажу?
— Ну, давай, — согласился он, — только чего ж тебе рассказать-то?
— Расскажи про Великого учителя и Лидера нации, — попросил я. — Расскажи, как он умудрился покончить с тандемом?
Глава 60
— Чего ж тебе рассказать-то о нем, — задумался сокамерник, — пожалуй, расскажу о нем с самого начала.
Как я понял, у тебя в памяти остался тандем, а потом у тебя как будто память отшибло. Бывает. В те времена, о которых говоришь, и я был рысаком. Семья была. Жилье. Работа. Ходил каждое тридцать первое число на площадь, все боролся за то, чтобы 31-я статья Конституции была статьей прямого действия. И каждое тридцать первое число мы получали палкой по башке. Надо сказать спасибо тандему, что это они через своих "космонавтов" с дубинами втолковали нам простую истину — мы должны крепко объединиться, чтобы партия медведей не получила большинства. И мы это сделали.
Вряд ли ты что-то знаешь о тех выборах в Государственную Думу. Наша демократическая коалиция прошла в Думу и имела одинаковое количество голосов с партией медведей, потому что первым лицом в нашем списке был Великий учитель и Лидер нации, хотя он тогда и не имел такого пышного звания.
— Он что, бросил свою партию медведей и присоединился к вам? — удивился я.
— Подожди, — сказал мужичок, — тот, кого ты имеешь в виду это не Великий учитель. Это могильщик Великого учителя, но у него ничего не получится.
— Чего-то я ничего не понимаю? — признался я.
— Не понимаешь, так сиди и молчи и не сбивай меня с панталыку, — сказал мужичок. — Тот, о ком ты говоришь, это не Великий учитель, хотя и хотел им быть. Он подписал себе непопулярность тем, что дважды судил за одно и то же дело известного олигарха.
— Ну, это-то я помню, там еще судья был со смешной фамилией, кажется Щемякин, вот он и засудил этого олигарха, — сказал я. — Они еще тогда хитрую вещь сделали, чтобы американов развести на ратификацию договора об ограничении атомного оружия. Передвинули чтение приговора на время после американской ратификации. И американцы остались в больших дураках, а ведь могли бы и не ратифицировать этот договор, если бы знали, какой приговор вынесут олигарху.
— Все правильно, — подтвердил мой сокамерник, — с того времени все российское правосудие стало именоваться щемякинским правосудием. А ведь и раньше тоже был судья Щемяка и суд тогда назывался Щемякин. Вот из-за них мы все и бродим по кругу, как Моисей со своими евреями по пустыне. Так, о чем это я? Ага, вот на чем я остановился. Выдвинули мы, значит, единого кандидата, певца, который с главным тандемщиком поцапался. Оба из одного города. Певца вся Россия знает, а тандемщик о нем и слышать не слышал. Вот и создал он рекламу этому певцу. Наши демократы, конечно, кочевряжились как девки на выданье, а делать-то нечего, никто авторитетом не пользуется и поведет за собой всего лишь с десяток единомышленников, а с такой подмогой только в ресторане можно подраться, да и то неизвестно, чья возьмет.
— Так кто же стал Великим учителем? — спросил я из-за сильного нетерпения узнать страшную тайну.
— Никто, — ответил сокамерник, — ты опять меня сбил с мысли. Ага. А перед этим еще белорусский бацька выиграл четвертые подряд выборы с туркменским счетом в девяносто процентов и наши тандемщики ему сразу поздравление, а он наших граждан арестовал и в тюрьму посадил. Пара таких друзей и Гитлера не надо. Мы тогда заменили всю Центральную избирательную комиссию, потому что выборы выигрывают избирательные комиссии, а электорат это так, фон, для работы этих комиссий. Большинства в Думе у нас не было, но не было большинства и у медведей. А ведь перетянули к себе сознательных депутатов и победили.
Потом у нас подошли президентские выборы. Тандем сразу совершил ошибку — выдвинулся в полном составе, разорвав напополам партию медведей и избирателей, уменьшив шансы каждого из них. И наш певец в качестве конкурента тандему. Так называемые либеральные демократы и новые коммунисты даже мешаться не стали.
Выборы сложные были. Мы своего кандидата все время прятали, потому что страна наша не африканская, но порядки в ней чисто африканские. Могли бы и убить за милую душу. Или придумали бы историю с изнасилованиями, как это делают в странах с так называемой идеальной демократией Запада. Ну, мы не дураки, знаем, что с шулерами в карты нельзя играть. Как раз на слуху был пример в Кот-д-Ивуаре. Бывший президент зубами вцепился во власть и довел дело до гражданской войны. Но Россия не Кот-д-Ивуар. У нас вряд ли получится гражданская война с уставшим от всего народом. А вот массовые репрессии, это завсегда пожалуйста. Только клич кинь, сразу завалят доносами о врагах народа, не будешь успевать концлагеря строить.
— А дальше что? — торопил я соседа с рассказом, потому что в любой момент нас могли прервать либо полицейские в розовых фуражках, либо моя вэб-камера, схватив меня в свои объятия, вернет на то место, откуда она меня взяла.
— А что дальше? — откликнулся сосед. — Дальше все как в сказке. Приехали наблюдатели от всех стран и предупредили, что если на избирательных комиссиях будут составлять один протокол, заполненный карандашом, но подписанный членами комиссии, то России не видать всемирной торговой организации как своих ушей и ее попрут из всех международных организаций как жуликов, которых в приличных обществах бьют шанадалами. Угроза была нешуточная и выборы стали в какой-то мере объективными. И оказалось, что тандем мало кто и поддерживает. Мы выиграли в первом туре. Центризбирком не тянул с подсчетом голосов и объявил нашего кандидата победителем. Потом практически все государства поздравили его с победой, а ваш покорный слуга принял на себя должность начальника охраны президента. Вот тогда мы его явили миру, и началась в России новая жизнь.
— Полицию одели в розовые фуражки? — съязвил я.
— Не сбивай меня, — сказал сосед, — до полиции мы еще не дошли. В первый же день еще до инаугурации был запрещен выезд за границу пяти сотням человек. Во все страны были направлены письма с просьбой аннулировать им въездные визы и закрыть имеющиеся счета в банках.
— И что это дало? — спросил я.
— Это был всеобщий шок, — сообщил мой сокамерник, — зато зашевелились массы, которые поняли, что ворам перекрыли дыхалку. Раньше во времена перестройки был анекдот о том, как Василий Иванович Чапаев, назначенный президентом главным перестройщиком, решил проблему недовольных. Он открыл границу и все недовольные уехали. А сейчас границу закрыли, но для тех, кто вывозит все из России. Затем началась чистка правоохранительных органов. Это было да. Шестьдесят процентов личного состава органов внутренних дел, прокуратуры, безопасности были уволены без права занятия должностей в государственных структурах. Все были поставлены на учет как возможные пособники криминала. В судейском корпусе осталось всего семь процентов судей. Были назначены всенародные выборы судей и членов квалификационных судейских комиссий. Вот тут народ и зашевелился. Журналисты пишут, милиционеры, рекомендованные народом, сажают. Не всех, но тех, кого невозможно не сажать, сажают. Оказалось, что не нужно такого огромного количества милиционеров, прокуроров и судей. Одновременно были назначены выборы глав субъектов федерации.
— И не захлебнулись во всех этих выборах? — спросил я.
— Не захлебнулись, а народ начал активно участвовать в выборах, — оживился мой сокамерник, — потому что все корреспонденты оказались под государственной защитой, а все средства массовой информации пущены на приватизацию.
— Не понял, — насторожился я, — а как же быть власти? Вдруг надо что-то объявить населению или выразить свою позицию? Что, эти частники так и побегут забесплатно печатать государственные объявления?
