Игорь Николаев - Боги войны
Также условились, что поломавшихся ждать не будут — боевая задача важнее.
Обухов как в воду глядел: на первом же километре из-за разрыва гусеницы встала машина номер 28. «Стюартов» осталось два. А еще через полтора километра механик-водитель «Стюарта» с номером 24 не вписался в поворот, и танк завалился в придорожную канаву.
Они на своем «тридцать первом» в одиночестве проехали вперед еще полкилометра, как вдруг в наушниках раздался голос наводчика Леонова.
— Командир, справа танки противника!
— Где?! — Обухову казалось невероятным, что он, торчащий из башни танка и вертящий головой по сторонам, проглядел такую важную вещь как танки, которую смог заметить наводчик через свой мутный перископ.
Однако Леонов оказался совершенно прав! Параллельным курсом с ними, но в противоположном направлении, по едва различимому проселку между полями шли танки!
И уж конечно это были танки врага.
Две машины оказались румынскими танкетками R-1. Вооруженные только пулеметами, они не представляли для «Стюарта» никакой опасности, но могли крепко попортить кровь морской пехоте, окопавшейся на окраине Глебовки. Эти танкетки построили в Чехии.
Еще три танка, тоже с румынскими опознавательными знаками, имели французское происхождение. То были легкие R-35 с пушками такого же калибра, что и у «Стюарта». Но пушки эти отставали от американских на целое поколение, так что в дуэли у румын шансов было немного.
Самыми страшными противниками — хоть для морской пехоты в Глебовке, хоть для их «тридцать первого» — были, конечно же, два тяжеловеса B-2, тоже построенные во Франции. Эти танки получали при рождении по две пушки — весьма опасную для танков 47-миллиметровую и 75-миллиметровое орудие, установленное не в башне, а в лобовом бронелисте.
Оприходовав эти танки в качестве трофеев, немцы поставили на них огнеметы вместо главного калибра и отправили штурмовать Севастополь.
Из Крыма несколько танков попали под Новороссийск. И вот теперь, когда немцы спешно бросились искать по тылам технику, которую можно бросить против большевистского десанта, паре исправных B-2 была уготована роль ударного тарана.
— Справа танки противника, — повторил Леонов. — Жду приказаний.
И только тут Обухов, чьи мысли лихорадочно метались, сообразил: надо что-то командовать. Надо. Что-то.
А что командовать?! До немецких танков самое меньшее километр! С такой дистанции все равно не попадешь. А если и попадешь, то броню не пробьешь. Какой же смысл?
— Может, они просто мимо проедут? — Мехвод Чевтаев отважно высказал вслух мысль, которой постеснялся сам Обухов.
Вот бы и вправду мимо! Сержанту, досыта навоевавшемуся в 1942 году, сейчас больше всего хотелось, чтобы немецкие танки поехали куда-то по своим делам, никак не связанным с морскими пехотинцами в Глебовке. И чтобы он, Обухов, прокатив на восток еще два километра, с чистым сердцем завершил разведку. После чего рапортовал капитану третьего ранга Лихошваю условленными сигнальными ракетами. Так, мол, и так, дорога свободна, можно выводить десант, выносить раненых.
Да не тут-то было.
Ведь ясно же, как день, что танки эти едут по их морские души. Если наши морячки останутся на позициях, через каких-то полчаса до них доползет эта железная семерка, доползет и отутюжит…
— Машине полный вперед, — скомандовал Обухов. — Курсилов, попробуй передать ключом, что мы имеем контакт с семью танками противника на третьем километре дороги Глебовка — Новороссийск. Леонов, заряжаю бронебойный…
И, помедлив еще пару секунд, Обухов нервно добавил:
— Огня не открывать! Только по моей команде!
Последнее, возможно, было лишним. Наводчик Леонов был на удивление дисциплинирован и никогда ничего не делал без приказа.
К счастью, когда их танк пролетел вперед несколько десятков метров, серый облый бугор, неряшливо заросший кустарником, спрятал их от танков супостата. Заметили их? Не заметили? Кто знает!
— Чевтаев, слушай, — продолжал Обухов, — мы должны быстро и аккуратно выйти им в тыл. Для этого нужно проехать еще метров четыреста вперед, а потом поворачивать направо. Ты меня понимаешь?
— Понимаю… Понимаю, командир… Не видно ни черта, вот что я тебе скажу. Подскажешь, где поворачиваем?
«Мне бы кто подсказал», — с досадой подумал Обухов, но для поддержания авторитета ответил:
— Да.
Дорога… Обычная фронтовая дорога… Скелеты лошадей… Артиллерийский передок в кювете…
Обухов пожирал глазами все изгибы, все складочки местности, выбирая вариант поудобнее.
Наконец впереди показалось подходящее ответвление!
— Костя, вот грунтовка направо, видишь?
— Да.
— Туда свернешь… Ты, Витя, цели наблюдаешь?
— Ни одной.
— И я не вижу. Ладно, слушай: если что-то заметишь — сразу докладывай. Но без меня не стрелять!
Тем временем «Стюарт» ходко выскочил на пригорок и ровно там, где Обухов ожидал увидеть противника, он его и увидел.
Это была корма легкого танка R-35, на которой в качестве опознавательного знака был нарисован белый румынский крест — с «ласточкиными хвостами» на торце каждой перекладины. Само собой, в такие тонкости Обухов не вникал и однозначно опознал танк как немецкий. С крестом же!
До супостата было метров семьсот.
Остальные машины, видимо, уже ушли в низинку. Хотя их «Стюарт» двигался вдвое быстрее, чем R-35 — они летели как на крыльях! — была опасность, что через несколько секунд вражеский танк исчезнет из поля зрения.
— Целься ему в корму, прямо в центр креста, Витя, — приказал Обухов. Сам он тем временем нырнул вниз, извлекая из боеукладки новый унитарный патрон.
— Так точно, — ответил Леонов.
— Костя, короткая! — скомандовал Обухов.
Мехвод плавно притормозил, делая короткую остановку.
— Витя, готов?
— Да!
— Огонь! — выдохнул командир и мгновенно перезарядил орудие. Не тратя ни секунды, — нырнул вниз, за следующим бронебойным. — Доклад, Витя, — потребовал он (наводчик-то, в отличие от него, все время смотрел в перископ, наблюдал цель непрерывно).
— Прямое попадание.
— Отлично! Повторим!
Подбитый R-35 загорелся с третьего попадания. «Стюарт» вновь помчался вперед.
Оросив двух румынских танкистов в пышных беретах ободряющим свинцовым дождиком из пулеметов, они аккуратно обогнули горящий танк и почти сразу за поворотом, отмеченным внушительным сараем, уткнулись… в сухопутный дредноут B-2!
Это чудовище с обнимающими громоздкий корпус по периметру гусеницами — как на английских танках-«ромбах» времен Империалистической войны, такие трофейные Обухов видел как-то в Ворошиловграде, — как раз начинало разворот.
Похоже, командир немецкого танка успел получить по радио вопль о помощи, а может, сам что-то заметил — кто знает?
И теперь монстр поворачивал, подставляя свой необъятный бок.
— Короткая! — выкрикнул Обухов мехводу, а сам, багровея от натуги, навел пушку вручную, при помощи плечевого упора (была у «Стюарта» такая особенность), и выстрелил.
Сноп искр обозначил место попадания, но француз B-2 был бронирован до неприличия здорово, почти на уровне советских тяжелых танков «Клим Ворошилов»!
— Командир! Командир! — закричал Леонов. — Гляди, у него на жопе какой-то короб!
И в самом деле, на корме B-2, выступая за верхний габарит, горбатилась громоздкая надстройка неясного назначения.
— И что короб?! — спросил Обухов.
— Надо по нему бить!
— Одобряю. Наводи!
Башня B-2 — которая, ясное дело, вращалась куда быстрее, чем танк разворачивался — тем временем навелась на их «Стюарт». Но немецкие танкисты поспешили с выстрелом: снаряд пролетел мимо.
Тотчас выстрелил и Обухов.
Бронебойный шарахнул по железному коробу на корме B-2 — ровно туда, куда прицелился Леонов.
Кормовой бронелист B-2 имел основательную толщину: пять сантиметров. Пробить его снаряды «Стюарта» могли бы только в самых идеальных условиях (которых не было).
Но на B-2, с которыми имел дело экипаж «желтой вороны», вместо 75-миллиметровых пушек были установлены огнеметы. А поскольку огнесмесь для них занимала внушительные объемы, разместить ее получилось только в специальном баке, вынесенном в корму машины. Бак этот защитили 30-миллиметровыми листами брони. Конечно, немецкие военные инженеры охотно воспользовались бы более толстой броней, но тогда перегруженный B-2 утратил бы остатки и без того незавидной подвижности — как объевшаяся медом оса.
В итоге немецкие военные инженеры пошли на компромисс. Этот самый компромисс и был прошит бронебойным снарядом их «Стюарта».
Вслед за чем взорвалась огнесмесь.
Полыхнуло так, будто на многострадальную новороссийскую землю упал отколовшийся по недосмотру ответственных солнечных лиц кусок солнца.