Екатерина Белецкая - День Черных Звезд
Тот пожал плечами. Задумался.
– Ри, я бы не хотел… после нашего знакомства с Марией и после Маданги… Понимаешь, я против того, чтобы высаживаться на планеты. Если тут, в этой черной зоне, даже в самый примитивных мирах такие дела творятся, то во что мы вляпаемся в следующий раз? В одном мире мы потеряли месяц. В другом – неделю, да и вырвались по чистой случайности, а ведь могли остаться там на годы. От мира Зивов мы сумели уйти без высадки…
– Правильно, без высадки, – подтвердил Ри. – Но только благодаря формуле, которую дали братья. Она не требует привязки к эгрегору, она считает сиур, как территориальное построение. А по поводу высадок я согласен. Меня до сих пор колотит, если честно.
– Меня тоже, – вставил Ит. – Знаете, Мариа… она словно до сих пор у меня в голове. Я ее даже во сне видел. А Скрипач этот ее флакончик из рук не выпускает. Вон, кстати, сами поглядите.
Скрипач сидел на полу возле «окна в космос». Флакончик с искоркой лежал у него на ладони, он гладил этот флакончик пальцем. Ит знал (потому что уже не раз и не два слышал), что сейчас Скрипач говорит что-то про золотую бабочку, обращаясь к флакончику так, словно он – живое существо. Словно душа самой Марии заключена в этом крошечном кусочке стекла…
– Да… – протянул Ри. – Что-то мне подсказывает, что она очень надолго поселилась… у всех здесь присутствующих в голове. А ведь вроде бы ничего особенного.
– Не скажи, – возразил Таенн. – Смотри сам. Когда она выстроила канал к станции, у нее, скажем так, появилось неограниченное число возможностей. Она могла все истратить на себя. Стать, например, самой известной на своей планете актрисой. Или выйти замуж за самого богатого в мире человека. Или сделать еще что-либо подобное. А что делала она? Отдавала! Она брала, но отдавала сторицей, тратя на себя лишь малую часть.
– Это ты ее машин не видел, – криво усмехнулся Леон. – И одета она была тоже хорошо. И вид имела… ухоженный.
– Так ведь женщина, – вступился за Марию Ит. – Наверное, любой женщине хочется хорошо выглядеть. Моя мама, она очень скромная, но все равно… ей нравится красивая мебель, красивые вещи. Любые – и одежда, и что-то для дома.
– Ит, той девушке, на которой ты женишься, крупно повезет, – засмеялся Таенн. – Большинство мужчин на подобные женские желания не реагируют. Просто не понимают. Или понимают, но не придают им значения.
– Сомневаюсь, что теперь смогу на ком-то жениться, – горько усмехнулся Ит. – Во-первых, у меня с телом нелады, если вы не заметили. Шрамы эти, зрачки… у меня была невеста, но я не думаю, что ее согласятся за меня отдать. Ей прочили в мужья человека с академическим образованием, из надежной семьи и с безупречной репутацией. А теперь… – он обреченно махнул рукой. – Скорее всего, ей найдут другого мужа.
– И ты об этом так просто говоришь? – изумился Ри.
– А что тут такого? – в свою очередь удивился созидающий.
– А как же любовь?
– Любовь? – Ит задумался. – А при чем тут любовь? Брак – это обязанность.
– Подожди… – не понял Ри. – Но если…
– Если кто-то из нас в кого-то влюбится, это не будет ничем значимым, – пояснил созидающий. – У нас с этим очень просто. Формально мы с ней будем женаты, понимаешь?
– Ну да, – кивнул инженер.
– А если она полюбит другого мужчину, то будет просто проводить с ним время, и все. Троих детей она в любом случае родила бы от меня, но во всем остальном ни ее, ни меня никто не стал бы ограничивать. Ни в детях, ни в любви. Правда, такое очень редко бывает, – признался он. – Чаще всего люди как поженились, так и живут.
– Маджента, – ехидно заметил Таенн. – Нет, свой резон в этом есть. Сохраняют генофонд, так сказать. Хороший, между прочим, генофонд. Вот только при этом сами себя ограничивают…
– Да не буду я никакой генофонд сохранять! – обозлился Ит. – Во-первых, у меня изменилось тело. Во-вторых, Скрипач. Допустим, я вернусь – а его куда? Ну и, в-третьих, – он замялся, выжидающе посмотрел на Ри. – В-третьих, я теперь сам этого не хочу. Может быть, отчасти из-за Марии.
– Вот даже как, – пробормотал Бард. – Спасибо за откровенность, Ит. Значит, все-таки любовь?
– Не знаю, – ответил тот, подумав. – Нет, наверное. Скорее, честность. У нас дома… слишком много условностей, понимаешь?
– А у всех других, кто живет дома, эти условности вызывают такой же протест, как сейчас у тебя? – спросил доселе молчавший Морис.
– Нет, – не задумываясь, ответил Ит. – Наоборот, всем все нравится. Но почему… так, я понял, не продолжай. Я – это не я, вот только неизвестно, кто же я. Но явно не я.
– Очень смешно, – едко сказал Таенн. – Ит, ты не дурак и сам все понял. Ты изменился не только внешне, ты очень сильно изменился внутренне.
– А теперь добавь, что люди так меняться не могут, – закончил созидающий. – Может быть, в следующий раз поговорим про то, как изменился Ри? А то мы как-то все время обходим его вниманием.
– Тьфу на вас! – скривился пилот. – Ну да, вышел я разок на низовой уровень Сети. Ну, поправил там… немножко. Но я-то прежний! У меня ни зрачков вертикальных не появилось, ни хвост не вырос, ни даже самого маленького шрамчика.
– Это все так, если бы не то, что ты сделал с Сетью в тот раз, – заметил Таенн. – Ты тоже изменился. Еще тогда.
– Если я и изменился, то явно не так, как Ит. Не получилось у меня зрелищного изменения, декораций не хватает, – засмеялся Ри. – Ладно. Поехали дальше. Ит, позови Скрипача. И сядьте вы все, ради Бога! Вдруг станцию тряхнет на выходе?
* * *– Велите кораблям подготовиться, – Агор впервые за все время вышел на прямую связь с Учителем. До этого они почти не общались. – У нас десять минут. Они скоро будут здесь.
– Откуда вы знаете? – удивился тот.
– Все очень просто. Двенадцать часов назад они вышли в одну из наших расчетных точек, – пояснил математик. – Следующий шаг будет сюда. Расчет они закончили. Значит, сейчас будут.
– Но откуда вы знаете, что они…
– Вам нужен результат или дискуссия? – неприязненно поинтересовался Агор. – Вы так переживали, что не сумели поймать пирамиду. Сейчас вы ее поймаете. А откуда я про это знаю, вам знать совершенно необязательно.
Затем прервал связь и повернулся к Стоверу.
– Одна маленькая проблема, – сообщил он. – Боюсь, фанатики в одно мгновение перебьют всех, кто находится сейчас на секторальной станции. Нам это нужно?
– Нет, – Стовер отрицательно покачал головой. – Так, это надо срочно решить. Зачем вы прервали связь, Агор?
– Я свое дело сделал, – пожал плечами математик. – Остальное меня не касается.
– Вас вообще хоть что-то в этом мире касается? – обреченно спросил Стовер. Вопрос остался без ответа. – Катер, связь со всеми кораблями армады.
Десяток кораблей на армаду, конечно, не тянул, но Стовер чувствовал – Учителю, да и остальным капитанам приятно чувствовать себя чем-то большим, чем они на самом деле являются. Какая, к черту, армада? Десяток устаревших маломощных развалюх. На пяти из которых – такие же команды, как у Учителя: несколько подростков и наставник. Еще на четырех – команды посерьезнее. По полтора-два десятка мужчин и женщин, как молодых, так и среднего возраста. Вот только все, без исключения, преданы делу Единого, или как его там. Выход в Сеть у всех одинаков – молитва. И способ расчетов тоже одинаков – считают капитаны, команда к расчетам не допускается.
Стовер пытался проанализировать структуру этой организации, но капитаны поочередно отвергали его попытки пообщаться по тем вопросам, которые его волновали. Улыбались, несли свои обычные благоглупости про Единого и уходили от прямых ответов. Единый велик, Единый двуобразен, Единый великолепен и все такое прочее. Слава Единому, в общем. Во веки веков. Аминь.
– Тьфу ты! – Стовер с трудом удержался, чтобы и в самом деле не плюнуть. Да, в его ситуации нет возможности найти более подходящих союзников. К сожалению, нет. Очень жаль, но выбирать не приходится. – Грегори! Хватит жрать, идите сюда. Где палач и Клайд?
– На корабле с подростками, – ответил Грегори.
– Я Клайду мошонку оторву. Сам. Собственноручно! – рявкнул Стовер. – А палача туда зачем понесло?
– Видимо, чтобы вы случайно ксенологу ничего не оторвали, – захихикал Грегори. – Он его не отпускает одного туда. Может, правильно?
– Наверное. В любом случае, обоих – ко мне, срочно. Агор сказал, что у нас несколько минут.
* * *– Дети, дети! Скорее! Скорее, мои милые! Они приближаются, нам нужно торопиться! – Учитель выглядел взволнованным, таким Ими-ран никогда его раньше не видел. Лихорадочно поблескивающие глаза, раздувающиеся ноздри, трясущиеся руки… а в глазах словно бы появилось что-то новое, совсем новое. Ими-ран присмотрелся повнимательнее.
Не может быть такого.
Что это?
Алчность?.. Или…
– Учитель, что с вами? – с тревогой спросил Ими-ран.
– Со мной?.. Я просто очень волнуюсь, мой милый, – глаза Учителя мгновенно потеплели. – Не обращай внимания.
