Скотт Вестерфельд - Левиафан
Он хотел сказать, что это все неправда, но внезапно у него перехватило горло. Пока горе надо было скрывать, он держался, но сейчас снова нахлынуло отчаяние.
Доктор Барлоу, приблизившись, коснулась его руки.
— Алек, мне так жаль. Все это ужасно. Значит, слухи оказались верными? Их убили немцы?
Алек отвернулся, не в состоянии вынести ее жалость.
— Они охотятся за нами с самой первой ночи.
— Тогда мы непременно должны забрать вас отсюда. Доктор Барлоу встала и накинула пальто.
— Я пойду еще раз поговорю с капитаном.
— Прошу вас, мэм, — попросил Алек дрожащим голосом, — никому не говорите, кто я такой. Это все сильно усложнит.
Ученая дама постояла несколько мгновений в задумчивости.
— Хорошо, пусть это пока будет тайной. Порадуем капитана вашим предложением относительно двигателей.
Она открыла дверь и обернулась на пороге. Алек мысленно взмолился, чтобы она поскорей ушла. Он едва сдерживался и не хотел заплакать при женщине.
Но леди сказала только:
— Позаботьтесь о нем, мистер Шарп. Я скоро вернусь.
ГЛАВА 35
Теперь Дэрин поняла, что в душе Алека жила глубокая скорбь.
Еще той ночью, когда он явился с ледника с аптечками на плече, его темно-зеленые глаза были полны горя и страха. А вчера, когда он признался, что его родители умерли, и замолчал, не в силах выговорить ни слова, стало ясно, как свежа эта рана.
Он пытался скрывать ее, как умел, но теперь боль прорвалась наружу. Слезы текли по лицу Алека, плечи содрогались от рыданий. Все попытки держать горе в себе пошли прахом.
— Бедняжка, — прошептала Дэрин, опускаясь на колени рядом с ним.
Алек закрыл лицо ладонями.
— Извини, — всхлипнул он. — Мне очень стыдно…
— Не валяй дурака.
Дэрин села на пол рядом с Алеком, опираясь спиной о ящик.
— Когда мой папа умер, я чуть не рехнулся. За целый месяц ни слова не сказал.
Алек попытался что-то произнести, но не сумел.
— Тсс. — Дэрин убрала прядь волос с его лица. Щеки Алека намокли от слез. — И не волнуйся, я никому ничего не скажу.
Ни о том, что он плакал, ни о том, кто он такой на самом деле. Теперь это абсолютно понятно, и дура она была, что не догадалась раньше. Стало быть, Алек — сын того несчастного герцога, из-за смерти которого началась война. Дэрин помнила, как в день ее прибытия на «Левиафан» услышала новость о каком-то аристократе, чье убийство всколыхнуло жестянщиков.
«Столько неприятностей из-за одного паршивого герцога!» — много раз думала она.
Конечно, для Алека все выглядело иначе. Смерть родителей — это словно мир разваливается на части. Собственно, так и случилось: началась война.
Дэрин вспомнила, как после смерти папы на нее насели мама с тетушками, пытаясь заставить вести себя, как положено приличной девушке. Все эти кринолины, чаепития и тому подобная чушь. Они вели себя так, словно хотели стереть прежнюю Дэрин. Ей пришлось сражаться изо всех сил, чтобы отстоять право быть собой.
В этом-то и заключается секрет: держать удар и продолжать драться, что бы ни случилось.
— Доктор Барлоу уговорит капитана, вот увидишь, — сказала девочка. — И мы отсюда улетим так быстро, что ты даже не заметишь, точно говорю!
На самом деле Дэрин не была целиком уверена, что план Алека сработает. Но все равно это было куда лучше, чем сидеть на леднике, дожидаясь попутного ветра.
— Их отравили, — сглотнув, хрипло произнес Алек. — Сначала стреляли, потом бросили бомбы. Пытались сделать вид, что покушение затеяли сербские анархисты. А когда ничего не вышло, в ход пошел яд.
— Зачем? Чтобы был повод начать войну? Алек кивнул.
— Германия решила, что война будет. Вопрос — когда, и чем быстрее, тем лучше…
Дэрин хотела сказать, что вся эта война просто чушь собачья, потом вспомнила Ньюкирка и других, охваченных боевым пылом, и решила, что всегда и везде найдутся олухи, готовые ринуться в драку.
Но в рассказе Алека ей тоже не все было понятно.
— Твоя семья правила Австрией?
— Да. Последние пятьсот лет.
— Но если немцы убили твоих родителей, почему Австрия помогает им, вместо того чтобы дать кайзеру хорошего пинка? Или твои родственники не знают, что там случилось?
— Знают, — вздохнул Алек, — или подозревают. Но мой отец не слишком ладил с прочими Габсбургами.
— И чем же он не угодил?
— Тем, что женился на моей матери.
Дэрин вытаращила глаза. Нет, она слышала о семейных неурядицах, вызванных неудачной женитьбой, но в обычных семьях все же обходилось без бомбометания.
— Твои родственники что, совсем чокнутые?
— Нет, они правители империи.
Дэрин чуть не сказала, что, по ее мнению, это одно и то же, но сдержалась. Вместо этого она снова принялась расспрашивать Алека. Разговор явно помогал ему прийти в себя.
— И что не так было с твоей мамой?
— Она не принадлежала к высшей знати. Нет, ты не думай, она не простолюдинка — среди ее предков попадались даже принцы. Но чтобы выйти замуж за Габсбурга, надо обладать безупречной родословной.
— Вот оно что, — кивнула Дэрин.
Величавые манеры Алека, которые поначалу так раздражали, вдруг обрели совсем иной смысл. Значит, теперь, когда его отец мертв, он станет герцогом? Даже круче того — эрцгерцогом. Звучит шикарно!
— И когда мои родители полюбили друг друга, — вполголоса продолжал Алек, — им пришлось хранить свое чувство в тайне.
— Ух ты, чертовски романтично, — поддакнула Дэрин. Алек покосился на нее и хмыкнул.
— В смысле, тайные свидания и все такое, — объяснила она.
— Мама говорила то же самое. — На лице Алека промелькнула слабая улыбка — Она была фрейлиной у принцессы Изабеллы де Круа. Принцесса собиралась выдать за моего отца одну из своих дочерей. Он часто бывал у них, но никто не догадывался ради кого. И вот однажды он забыл на теннисном корте свои часы…
Дэрин фыркнула.
— Дома я тоже постоянно забывал часы на теннисных кортах.
Алек удивленно покосился на нее и продолжил:
— Изабелла нашла часы и открыла их. Она, должно быть, надеялась увидеть внутри портрет одной из дочерей…
— А увидела фотографию твоей мамы! Алек кивнул.
— Изабелла поступила сурово. Она заявила маме, что больше не нуждается в ее услугах.
— Вот жаба, — воскликнула Дэрин. — Прогнать девушку с работы только потому, что она понравилась какому-то там герцогу!
— Потеря «работы» была мелочью по сравнению с прочим. Мой дедушка, император, отказался признать брак родителей. Он не разговаривал с отцом целый год. Эта ссора взбаламутила всю империю. Кайзер, русский царь, даже Папа Римский пытались как-то все уладить, но напрасно…
Брови Дэрин поползли вверх. Нет, Алек точно слегка сумасшедший. Он действительно имеет в виду, что Папа Римский влезал в семейные дела его родителей?
— Но наконец нашли компромиссный вариант. Морганатический брак.
— А это что еще за петрушка? Алек отер слезы.
— Они могли вступить в законный брак, но дети ничего не наследовали. С точки зрения моего деда и прочих, меня просто не существует.
* * *— Так ты эрцгерцог или нет? Алек качнул головой.
— Нет. Я просто принц.
— Всего лишь принц? Чтоб мне лопнуть! Лицо Алека стало суровым.
— Я и не рассчитывал, что ты поймешь, Дилан.
— Извини, — буркнула Дэрин.
Она вовсе не собиралась смеяться над ним. В конце концов, этот семейный раскол стоил Алеку родителей.
— Просто все это звучит довольно дико.
— Понимаю, — вздохнул он. — Ты ведь никому не расскажешь?
— Конечно нет. — Дэрин протянула ему руку. — Я же сказал: твои семейные дела не наша забота.
Алек с печальной улыбкой пожал ее.
— Надеюсь, что так. Но иногда мне кажется, что меня преследует весь мир.
Дэрин задумалась, пытаясь представить, каково это, когда твоя семейная ссора перерастает в европейскую войну. Неудивительно, что бедняга постоянно выглядит таким несчастным. Даже если Алек тут совершенно ни при чем, все равно от чувства вины ему не избавиться.
Дэрин сама ночь за ночью воскрешала в памяти последний полет отца. Она придумывала десятки вариантов его спасения и изобретала множество причин, почему воздушный шар мог не загореться…
— Ты ведь понимаешь, что в их смерти нет твоей вины? — спросила она тихо. — Послушать доктора Барлоу, так к началу войны приложили руку сотни политиков.
— Но именно из-за меня раскололся дом Габсбургов, — возразил Алек. — С меня пошел разлад, и Германия получила свой повод к войне.
— Ты не только повод к войне. Дэрин взяла его за руку.
— Ты — тот, кто пришел ночью через ледник и спас мою отмороженную задницу.
Алек взглянул на нее, смахнул последние слезинки и улыбнулся.
— Ну да, наверное.