Джеймс Дашнер - Сквозь Топку
— О ПОРОКе. Знаешь, с тобой они нарушили свои собственные долбанутые правила.
— То есть?
— Они говорили: нет никаких правил. У нас столько-то дней, чтобы достичь этой хряснутой Мирной Гавани и больше никаких правил. Люди умирают налево и направо. И что? Как только что-то стрясается с тобой — они тут как тут, прилетают на чёртовой летающей тарелке и спасают твою драгоценную задницу. С какого фига? — Он помолчал. — Нет, ты не подумай, я не против, я очень рад, что ты жив и всё такое...
— Ну, спасибо! — Томас понимал, что Ньют прав, но ему просто уже надоело ломать голову над этой загадкой.
— А потом все эти таблички в городе... Ну очень странно.
Томас взглянул на Ньюта — в темноте он едва различал лицо друга.
— Да ты, никак, завидуешь? — спросил он, пытаясь перевести всё в шутку, отгоняя от себя мысль, что таблички — это, вообще-то, штука серьёзная.
Ньют рассмеялся.
— Вот уж нет, шенк ты ненормальный. Просто уж очень хочется знать, что, собственно, происходит. Для чего в действительности затевалась вся бодяга с Испытаниями?
— Ещё бы не хочется, — кивнул Томас. Он был полностью согласен. — Та леди сказала, что только некоторые из нас достойны стать Кандидатами. И она действительно сказала, что я — лучший Кандидат, и они не хотят, чтобы я умер от чего-то, чего они не планировали. Не спрашивай, я ничего не знаю и не понимаю. Наверно, это всё как-то связано с паттернами убойной зоны...
Они минуту-другую шагали молча, потом Ньют снова заговорил:
— Наверно, не стоит себе мозги долбать. Будь что будет, а там посмотрим.
Томас чуть было не рассказал ему о мысленном визите Терезы, но сдержался — ему почему-то казалось, что этого делать не следует.
Он погрузился в молчание, и Ньют ушёл, оставив его продолжать путь в одиночестве.
Через пару часов у него состоялась другая беседа, на этот раз с Минхо. Но хотя слов было произнесено много, сказано при этом было на самом деле мало. Они всего лишь убивали время в пути, пережёвывая всё те же навязшие в зубах вопросы.
Ноги у Томаса ныли, но не очень сильно. Горы подступали всё ближе. Воздух значительно посвежел — чудесное ощущение. Бренда оставалась всё такой же молчаливой и отчуждённой.
Они продолжали свой путь.
Когда первые признаки приближающегося рассвета окрасили небо в глубокий тёмно-синий цвет, а звёзды померкли в надвигающемся свете дня, Томас, наконец, осмелился приблизиться к Бренде и заговорить. Всё равно о чём, лишь бы сломать лёд. Скалы были теперь совсем близко, стали различимы мёртвые деревья и куски отколовшейся каменистой породы. Они достигнут подножия гор как раз к тому времени, когда солнце поднимется над горизонтом, — в этом Томас был уверен.
— Привет, — сказал он Бренде. — Ноги ещё идут?
— Идут, — буркнула она, но тут же заговорила снова — наверно, попыталась сгладить грубость своего ответа. — А у тебя как? Плечо — ничего?
— Даже лучше чем. Поверить не могу. Можно сказать, вообще не болит.
— Это хорошо.
— Ага. — Он покопался в голове, пытаясь подобрать подходящие слова. — Хм-м... э... значит... Я очень сожалею о всей той ерунде, что случилась. И... обо всём, что сказал тогда... У меня в голове сплошная каша.
Она посмотрела на него, и он увидел, что её взгляд чуть-чуть смягчился.
— Да ладно, Томас. Ты вовсе не обязан передо мной извиняться. — Она снова устремила взор вперёд. — Мы просто разные. К тому же, у тебя есть девушка. Мне вообще не стоило лезть к тебе с поцелуями и прочей чепухой.
— Она не моя девушка, — сказал он и тут же устыдился. Непонятно вообще, откуда они выпрыгнули — эти слова.
Бренда хмыкнула.
— Вот только не надо. И не оскорбляй меня. Уж если ты устоял перед этим, — она с насмешливой улыбкой взмахнула руками, как бы выставляя напоказ собственное тело с макушки до ног, — то уж лучше ради чего-то действительно стоящего!
Томас рассмеялся — и неловкость словно водой унесло.
— Усёк. Всё равно ты наверняка не умеешь целоваться.
Она двинула его по плечу, к счастью, по здоровому.
— Ошибаешься, да ещё как. В чём в чём, а уж в этом можешь мне поверить.
Томас чуть было не сболтнул некую глупость, но проглотил язык и застыл, как вкопанный. Кто-то сзади едва не сшиб его с ног, но успел вовремя отскочить в сторону. Томас не видел, кто это — его взор был устремлён вперёд. Сердце замерло.
Небо значительно посветлело. Первые горные склоны лежали всего в каких-то нескольких сотнях футов. Примерно на середине пути возникла фигура. Девичья. Выросла, как из-под земли. Она быстрыми шагами двинулась им навстречу.
В руках девушка держала длинный деревянный шест, конец которого был оснащён широким, устрашающим лезвием.
Это была Тереза.
ГЛАВА 44
Томас не совсем понимал, как ему относиться к происходящему. Он не изумился при виде того, что Тереза жива, ведь он уже знал об этом — не прошло ещё и суток после того, как она разговаривала с ним. Однако видеть её во плоти — это было совсем другое. Он воспрял духом. Пока не вспомнил, о чём она его предупреждала — что с ним случится что-то непередаваемо страшное. Пока не осознал, что в руках у неё — зловещего вида копьё.
Другие приютели тоже заметили Терезу, и вскоре вся группа остановилась и глазела на воительницу. А та подходила всё ближе, крепко сжимая своё оружие. Её лицо ничего не выражало. Вернее выражало решимость воткнуть копьё в любого, кто попытается её остановить.
Томас, не зная, что ему делать, нерешительно шагнул вперёд. И тут же остановился, поскольку вокруг начало происходить нечто совсем уж странное.
Рядом с Терезой появились другие девичьи фигуры, они, казалось, тоже материализовались из ниоткуда. Томас оглянулся — приютелей со всех сторон окружало десятка два вооружённых до зубов девиц.
В руках у них были кинжалы, покрытые налётом ржавчины мечи или зазубренные мачете. Некоторые сжимали в руках луки; смертоносные острия их стрел были направлены на группу ошеломлённых приютелей. Томаса охватил страх. Что бы Тереза ни утверждала насчёт того, что с ним произойдёт нечто ужасное, она, конечно, не позволит этим воительницам навредить его друзьям. Или?..
«Группа Б!» — догадался он. А татуировка на его шее недвусмысленно давала понять, чего ему, Томасу, ожидать от этой группы.
Течение его мыслей прервалось, когда Тереза остановилась шагах в тридцати от приютелей. Её компаньонки сделали то же самое, заключив парней в сплошное кольцо. Томас обвёл взором нападавших. Каждая из воительниц стояла, застыв на месте, напряжённо сощурив глаза и держа оружие наготове. Больше всего его пугали луки — против них безоружные приютели бессильны. И оглянуться не успеешь, как получишь себе нагрудное украшение, которого не желал.
Он повернулся к Терезе. Её глаза были устремлены на него.
Молчание нарушил Минхо.
— Что за хрень, Тереза? Славно же ты приветствуешь своих давно потерянных товарищей!
Услышав имя «Тереза», Бренда резко обернулась и воззрилась на Томаса. Он коротко кивнул. Удивление на лице Бренды по непонятной причине опечалило его.
Тереза проигнорировала вопрос. Воцарилась зловещая тишина. Солнце продолжало свой путь вверх, понемногу приближаясь к тому пункту на небосводе, откуда его лучи испепелят их в считанные минуты.
Тереза снова двинулась к ним и остановилась примерно в десяти шагах от Минхо и Ньюта — те стояли плечом к плечу.
— Тереза? — вопросил Ньют. — Что за чертов...
— Заткнись, — сказала она. Не воскликнула, не рявкнула, нет, ничего такого. Просто сказала — спокойно и уверенно, отчего Томасу стало ещё больше не по себе. — Только шевельнитесь — и ваши желудки получат на ланч по стреле.
Тереза взяла копьё наизготовку и пошла прямо сквозь группу приютелей, поводя своим оружием туда и сюда. Мимо Минхо и Ньюта, мимо других застывших на месте ребят, словно искала кого-то. Дойдя до Бренды, она притормозила. Ни одна, ни другая не проронили ни слова, но так и казалось, что между ними заискрились молнии лютой ненависти. Тереза двинулась дальше, не спуская с Бренды ледяного взора.
И вот она оказалась напротив Томаса. Юноша пытался уверить себя, что она никогда не обратит своего копья против него, но как в это поверить, если наконечник угрожающе маячит прямо перед твоим носом?
— Тереза, — вымолвил он, не в силах сдержаться. Несмотря на копьё в её руках, несмотря на тяжёлый взгляд из-под бровей, несмотря на то, как напряглись её мышцы, словно готовясь пронзить его, всё, чего он жаждал — это дотронуться до неё. Ничего не мог поделать с собой — вспоминал подаренный ею поцелуй и чувство, овладевшее им тогда.
Она не шевельнулась, только смотрела и смотрела на него. Лицо её было совершенно бесстрастно, если не считать читавшейся на нём злобы.
