Марина Абина - Грибница
— Поэтому следы и прошляпили, — понял Гришка.
— Точно, — начальник опять сплюнул. — Ладно, вроде тихо. Пошли — глянем поближе.
Они вошли в калитку и, придерживаясь самых тёмных участков, засновали по двору. Сергеич подёргал двери гаража и погреба, но они были заперты, как и въездные ворота и двери дома. Все шторы на окнах были задёрнуты и рассмотреть, что делается внутри, было невозможно. Тогда он подозвал Гришку и приказал ему разбить одно из окон, чтобы залезть в дом.
Гришка, совершенно уверенный, что хозяева вместе со своими птицами и козой уже далеко отсюда, невозмутимо подчинился, завоевав тем самым уважение со стороны своего трусоватого начальника. Ему и самому было интересно посмотреть, как жили люди, поразительным образом сумевшие уберечь от поголовного мора стольких животных. Однако ничего интересного он не обнаружил, кроме, может быть, фотографии на книжной полке. С неё на Гришку смотрели парень с девушкой — вероятные хозяева этого дома. Ничего примечательного в их лицах Гришка не заметил и поставил фото назад на полку.
— Ну-ну, — оглядываясь по сторонам, произнёс Сергеич. — Старая мебель и новые книги, выцветающие обои и картины. Евгения была права, такие люди никогда не выстрелят в женщину и предпочтут открытому бою слинять от противника. Трепачи и идеалисты. Я переоценил этого Ярослава. Нужно было действовать быстрее и не осторожничать, — он заглянул в платяной шкаф и презрительно хмыкнул. — Даже шмотки свои не забрали: так торопились удрать. Ладно, вряд ли они оставили нам свой новый адрес, так что делать тут больше нечего. Пошли назад Гриша.
На остановке их уже поджидали на машинах. На Базу они вернулись далеко за полночь и Гришка, уверенный, что Саныча отпустит Кирилл, завалился спать. Он пришёл к нему утром, сразу после Кирилла и, опасливо выглядывая из-за занавески во двор, выложил всё, что узнал о судьбе Ирины. Ему доставило огромное удовольствие выражения безграничного облегчения и радости, появившееся на лице у старика в ходе его рассказа. Потом Гришка, утаивший вчера от остальных членов банды сведения о стаде живых птиц и козе, смакуя каждое слово, словно копчёные гусиные крылышки, рассказал Санычу об обнаруженных им доказательствах существования этих животных. Напоследок, перед самым приходом Фёдоровны, он выдал фразу, заставившую сердце Саныча подпрыгнуть от радости:
— Эх, и зачем только я трогал эту Ирку? Ведь если б не это, что бы помешало мне отыскать этих ребят и присоединиться к ним!.
Глава 17 Вылазка в город
Арина с трудом разогнула спину и утёрла со лба пот тыльной стороной ладони. Её юные помощники продолжали усердно мотыжить землю. Особенно старался Данил, всё ещё насупленный, после утреннего отказа мужчин взять его с собой в город.
Бурая земля, из-за Грибницы больше похожая на пористый каучук, чем на смесь пёска и гумуса, расходилась под лезвием его плоскореза, словно вода перед рассекающим её носом корабля. Срубленные сорнячки шеренгами ложились на полосу взрыхлённой почвы и тут же увядали, лишённые корней и питающей их Грибницы.
Ира работала спокойно, даже не спеша, что в прочем не помешало ей обогнать Данила на четверть грядки. Вскоре и она закончила обрабатывать свою грядку и подошла к старшей подруге.
— Теперь огурцы, Рина?
— Нет: уже десять и пора в дом, а то это солнце нас изжарит.
— Хорошо. Ты в душ? Тогда я подожду Данила и мы тоже пойдём.
Арина кивнула и отправилась к шиферной коробке летнего душа. Вода, которая полилась на её плечи из лейки душа, подавалась из скважины, и после горячего воздуха улицы, показалась просто ледяной. Широкий накопительный бак, который заменял в будочке крышу, был пуст: за день солнце так нагревало в нём воду, что ею можно было ошпариться. Поэтому Ярослав подключил летний душ к общей системе водоснабжения в доме, а та в свою очередь питалась из глубокой скважины, что была предусмотрительно пробурена ещё прежним хозяином усадьбы.
Смыв пыль и пот с разгорячённой кожи, Арина почувствовала некоторое облегчение. Не вытираясь и не одевая запыленную и пропахшую потом одежду, а лишь обернув полотенце вокруг изрядно похудевшей фигуры, она вышли из кабинки. Ира с Данилом уже отнесли инструменты в сарай и ждали её неподалёку в тени орехового дерева. Ира тот час же направилась мыться, а Арина подошла к мальчику.
— Все ещё дуешься? — вопрос был чисто риторический и насупленный Данил демонстративно отвернулся, ничего не ответив. — Дань, ну это же глупо. Ведь не маленький уже.
— Да? Значит, как в город с собой взять — так ещё не дорос, а чтобы дуться — уже большой?! — сердито закричал Данил и круто развернулся к Арине.
Теперь его поза свидетельствовала о крайнем возбуждении: мальчик весь вытянулся, чуть ли не привстал на носочки. Руки по швам, кулаки сжаты, а острый подбородок на треугольном личике воинственно вздёрнут вверх. Кажется, ещё чуть-чуть и он подпрыгнет и укусит обидчицу за нос, как рассерженная такса. Схожесть с этой собачкой в этот момент Данилу придавали также вытаращенные тёмные глаза и брови сведённые «домиком». Арина уже привыкла к подобным взрывам эмоций у легковозбудимого Данила, но сейчас чуть не прыснула со смеху: настолько комичным ей показался вид маленького гневающегося приятеля. Однако смеяться было ни в коем случае нельзя, и Арине пришлось «сурово» сжать губы, чтобы они не расползались в усмешке.
— Данил, а ну прекрати! Ты же знаешь насколько это опасно! Да и хозяйство нельзя оставлять без мужчины.
— Ой, только не нужно мне рассказывать, что я остался здесь за единственного защитника слабеньких женщин и младенцев! Я что не понимаю, что после Никиты я самый слабый из всех вас? А Ярославу я мог бы помочь. Я мог бы стоять на страже!
— Но я же не о том, Данил, — мягко возразила Арина. — Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что мужчины нужны не только для того, чтобы сражаться и защищать, как ты выразился, слабеньких женщин, — Арина многозначительно взглянула на Данила и слегка улыбнулась.
Конечно, столь юному мальчику ещё слишком рано задумываться над такими вещами, но что поделаешь — так сложились обстоятельства и детям в нынешние времена придётся взрослеть быстрее, чем это происходило раньше.
— О чём это ты? — он явно понял намёк Арины, о чём свидетельствовал румянец, заливший его щёки, но хотел услышать подтверждение из её уст.
— Ты всё прекрасно понял, Даня, не притворяйся! — Ира вышла из душа, задрапированная в полотенце, как и её старшая подруга. — Только я надеюсь, что к тому моменту, когда мы вырастим, в нашей компании появятся и другие девочки, ну… твоего возраста: не хочу иметь мужа младшего меня на целых пять лет!
— Ира!
— А что «Ира»? Разве ты не об этом говорила? Не о продолжении рода? — заметив тревожный взгляд, тайком брошенный Ариной на Данила, девочка поняла, что слегка перегнула палку. — Ты не обижайся, Даня, ты мне очень нравишься, но только как друг или брат. Понимаешь?
— А я и не думаю обижаться, — фыркнул мальчишка. — Я ж не слепой — вижу, что ты сохнешь по Тарасу!
— Ничего подобного! Не по ком я не сохну!
Но Ирины заалевшие лоб и щёки, да и та пылкость, с которой последовал ответ, подсказали Арине, что юный пройдоха возможно оказался прав. Ей следует понаблюдать за девочкой. Разве невозможным было, что благодарность Ирины к Тарасу — её спасителю — переросла в нечто большее? Но Тарас до сих пор сохнет по этой мерзавке — Евгении, и Ира прекрасно знает об этом. Арина вздохнула: «Час от часу не легче! Хотела успокоить Данила, а получилось так, что расстроила Иру».
— Ладно вам уже! Иди, Данька, мойся скорее, пока мы с Ирой опять не вспотели, — Арина взмахнула рукой в сторону душа, пресекая их дальнейшие препирания.
Мальчик воспринял этот жест с явным облегчением и быстренько скрылся за хлипкой дверцей, опасаясь ответных нападок со стороны Ирины. Сама девочка, как только поняла, что Арина не собирается выяснять, насколько правдивы догадки Данила заметно расслабилась и занялась своими косами.
Раньше волосами Ирины всегда занималась мама. Каждый вечер она расчёсывала длинные каштановые пряди дочери, аккуратно разделяла их и заплетала на ночь в косу. Мама научила Иру, как ухаживать за волосами, чтобы они всегда были здоровыми и шёлковистыми. Для этого существовала масса рецептов различных полосканий и притирок. Бывали дни, когда мама говорила: «Пора нам подумать о витаминах для наших кос!» — и Ира знала, что сегодняшний день будет принадлежать им одним. Булькающее в кастрюльке на плите зелёное или бурое варево превращало их в двух ведьм, в двух верных сообщниц, и их мужчины — отец и младший брат — могли лишь с недоумением пожимать плечами. В эти минуты мама принадлежала лишь ей одной и лишь она одна занимала все мысли мамы. Но мама умерла, а косы остались, как и привычка ухаживать за ними.
