Олег Верещагин - Воля павших
– Ого! – выдохнул Олег, держась за плечо. – Ничего себе чего!
Он уже видел, как дерутся местные ребята, но такую молниеносную расправу с реальным противником наблюдал впервые. Гоймир спокойно огляделся – никто не шевелился, решили, что вставать себе дороже.
– Надобно их поспрошать, кто да зачем их нанял. – Гоймир расслабился. – По обличью – городские, тут, в весях, такие не водятся.
– А сейчас расспросим, – предложил Олег. – У нас с ними некоторое взаимопонимание, а тебя они боятся. Я нежненько, осторожненько…
– А я уж было думал костер запалить, – серьезно – Олегу даже жутко стало – заметил Гоймир. – Добро. Спрашивай ты.
– Открывай глазыньки, радость моя. – Олег наступил на руку тому, которого завалил первым.
Парень сообразил, что притворяться бессмысленно. К тому же он несомненно слышал про костер.
– Ты меня изувечил… – облизнул он губы.
Олег упал на колено и воткнул разведенные «вилкой» большой и указательный пальцы правой руки в горло по обе стороны кадыка:
– Я с тобой еще и не то сделаю! Ах, бедняга. – Олег подпустил в голос насмешки. – А что вы-то собирались с нами делать?! Бутербродиками кормить? Так гони, я по ним уже соскучился… Хватит! Кто приказал погубить груз?! Откуда вас таких черти принесли?
– Б… б… о… на… – прохрипел парень. – У… ери…
Олег отнял пальцы. На коже остались два пятна – багровые, они быстро наливались синевой.
– По порядку. Откуда вы?
– Из Виард Хоран. – Парень несмело поднял руку, потер шею.
Гоймир что-то буркнул, сплюнул в траву.
– Умница, – поощрил Олег. Происходящее казалось ему игрой. – Ну и кто вас нанял?
– Мужик один… здешний… отслюнил кучу бумаги, билеты нам подогнал… Сказал – дело плевое… – Он снова скривился.
– Что приказал? Какое дело? – отрывисто спросил Олег.
– А вот… зерно это уработать. Сказал еще, – заторопился парень, – пусть эти ко… козлы горные… – Он с опаской посмотрел в глаза Олегу, рыскнул взглядом куда-то в сторону. – Пусть, мол, вы, короче, почешетесь, а то хорошо больно живете, на всех положили с прибором… Еще посмеялся так…
– Одно посмеялся? – зловеще сказал Гоймир. – Уж мы смеяться будем. Приспело.
– Чего? Чего? – Парень приподнялся на локтях, облизнув губы, умоляюще зашептал: – Я же все сказал, я все сказал… не убивайте…
Олег прервал его шепот шлепком по щеке – несильным, но обидным. Хотя – подобного типчика едва ли можно оскорбить подобным образом.
– Тебя как зовут?
– Нико, – удивленно и с опаской отозвался лежащий, словно ожидая от" произнесения своего имени еще каких-то неприятностей.
– Что за имя? – удивился Олег. – Ты славянин?
– Кто славянин?! – взвился Гоймир. – Его славянином зовешь?! Его одной со мной кровью вяжешь?! Его в Верью нашу пхаешь?! Ты видь – не то что природное, славянское имя его стороной обкатило, он и от крещатого-то охвостье оставил, позыв собачий, на данванский лад скроил! Давить таких след!
Нико (скорее всего – Николай, отметил Олег) заскулил, закрылся ладонями с расставленными дрожащими пальцами. Олег вскочил, уперся ладонью в грудь взбешенному Гоймиру.
– Стой, стой, – спокойно сказал он. – Чего разоряешься? Порубить их хочешь здесь? Давай, руби. Ба-альшая честь будет.
Гоймир, раздувая ноздри, смотрел на Олега. Залегшая между густых бровей злая складка распускалась на глазах. Очевидно, ему впервые в жизни указали на неразумность решения. Без какой бы то ни было охоты он наконец ответил:
– Добро. Твоя правда. Пусть двигают отсюда всем скопом, да живой ногой, пока я их не повыдирал, откуда растут. А нам-то, глянется, в обратную…
– Давай уж поедем, – возразил Олег, больше не обращая внимания на лежащих вокруг налетчиков, на вздрагивающего у его ног Нико. – Заодно порасспросим, кто там такой предприимчивый, что за этими придурками в город съездить не поленился… Вирад Хоран – это ведь город?
– Три Дуба, – произнес Гоймир славянское название. – Самый ближний к нам. Оттуда Ломок уходил. И машина твоя там была, сквозь нее мы с Земли от деда твоего пересыл имели… Едет кто? – вдруг оборвал разговор и насторожился Гоймир.
Олег схватился за ЭмПи. Но через секунду Гоймир успокаивающе отмахнулся, вглядываясь в двоих всадников, появившихся на тропе со стороны Вересковой Долины:
– А, то наши – старый Семик Мечкович с внуком – Брячислав, мой трехродный! Куда их Кулла[31] тащит?.. Брячко! – Гоймир махнул рукой, убирая ТТ.
Гибкий парень – рослый, красивый, как и весь здешний народ – махнул рукой в ответ, чуть наклонившись с седла:
– Хвала! Думали вас в Зеленых Садах нагнать, так вы вот где стали? За чем дело?
– Вон, – Гоймир повел вокруг рукой, – разговоры разговаривали. Слово за слово, да повздорили… А вас куда несет? Не туда же?
– А что, свое дело на наши плечи переложить хотите? – вопросом откликнулся еще могучий старик горец, сивые усы которого были заброшены за уши по здешней моде.
– Да наше дело вроде как тут разбросано, – вздохнул Гоймир. – С чего нам конские копыта бить, да и свои задницы? А вам все одно там быть, так и к Степаньшину заглянули бы?
– А добро, заглянем, – кивнул старик. – И к Сцыпину Аркашке тоже, говорил он, что дешевле даст… А этих – иль пускаете?! – Он указал на возившуюся вокруг шелупонь.
– Пусть бегут, куда ноги несут, – насмешливо бросил Гоймир. И добавил: – А со Сцыпиным глаз да глаз. На крысу он кажет. Такие хороши, пока за горло их давишь, а отворотишься – свое борони… Как бы не он по паскудству орлов заборных нанял.
– Вот и мне не кажется он, – поддержал Брячислав, поправляя головную повязку. – Глаза б не глядели, дед.
– Гривны карман не оттянут, а с пустым тоска, – ответил внуку старик.
– Ярмарка на носу, там бы и купили, – упрямился Брячислав, но ясно было, что сделает, как скажет дед. Они зарысили дальше по тропе – плечо в плечо, колено в колено, почти одинаково рослые, только Брячислав – стройный и гибкий, как тополек, а Семик – кряжистый, узловатый, будто оживший дуб…
* * *
Аркашка встретил гостей, как положено, – у самых ворот, сам отвалил их, припер камнем, лучась улыбкой так, что во дворе стало светлее.
– Гости, гости-то какие! – излишне суетливо шустрил он, частя на лесном наречии. – Жена, собирай на стол, да что получше – проголодались, небось, с дороги? – и заглядывал в глаза горцам, неспешно шагавшим по убитой до каменной твердости земле, словно воочию хотел убедиться, что они всем довольны.
– Что ты метелкой мечешься? – удивился Семик, уже усаживаясь за стол – широкий, крепок сбитый из прочных досок. Брячислав устроился у окна, подпер спиной раму, подмигнул старшей дочке Аркашки, которая вдруг побледнела и выскочила из горницы. – Ты вот что говори нам…
Двери распахнулись, с треском ударив по стене, от тяжелого пинка. Внутрь полезли, склонив винтовки со штыками наперевес, горные стрелки с тупо-злобными лицами, многочисленные и молчаливые.
– Хватайтя их! – завопил Аркашка, предусмотрительно, словно на пружинах, отскакивая к другому концу стола. – Хватайтя!
– Дед, засада! – крикнул Брячко, прянув вперед от окна.
– Чтоб впослед у тебя упыри гостили, переворотень! – выхваченный стариком короткий широкий нож полетел в Аркашку, но тот успел в страхе присесть, и нож со стуком вонзился в стену, глубоко расколов бревно. Второй – угодил в ощеренный рот одного из стрелков. – А! Кровь Перунова! Брячко, в окно! Беги, внучек!
Брячислав, мгновенно подхватив из угла скамью, высадил раму и метнулся следом. Семик, ударом ноги перевернув стол между собой и нападающими, выхватил меч и камас…
…Брячислав упал на руки с перекатом – сразу оказался на ногах. И так же сразу ему стало ясно, что уйти не удалось – расплывчатые, серые фигуры, похожие на Map, надвигались со всех сторон.
– Не кричала сей день моя Желя, – пробормотал мальчишка и, бросив послушное, тренированное тело в воздух, с маху ахнул не успевшего и вскрикнуть стрелка, что оказался ближе остальных, в грудь обеими ногами. – То тебе! А то – тебе! – приземляясь, он обеими руками опустил меч на плечо подскочившего сбоку, раскроив его до середины груди.
– Бейте его прикладом в морду! – визгливо и истошно заорали сзади.
Повернуться Брячко не успел – стало ОЧЕНЬ светло, как не бывает даже днем, а потом – ОЧЕНЬ темно, как не бывает даже ночью…
…Старого горца пытались первые секунды взять живым. Двое поплатились за это руками, один лишился головы, двое были проколоты, а двое – порублены насмерть. Семик не пытался выскочить за внуком в окно – бесполезно это было, в саду слышались крики и свирепая возня.
В юности он был ловчей и подвижней, но силу и выносливость сохранил и сейчас. Отбиться Семик не надеялся – скорей уж, просто хотел прихватить за кромку побольше врагов.
Его закололи штыками сразу в грудь и спину, навалившись толпой спереди и через окно. И долго потом били и кромсали безжизненное тело…
