Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Бой вечен
Но изменчивая и непредсказуемая девчонка по имени Фортуна сегодня была с нами до конца. Мысленно готовясь к последнему бою и прокручивая в голове все, что нужно сделать и как сделать, чтобы не попасть к этим в руки, – я не услышал вертолетных винтов. Обратил внимание, только когда вертолет подошел к нам метров на сто и завис. Я не знал порядка опознания, принятого у парашютистов – а вот у Патриса был фонарик, и он быстро отсигналил требуемое. Получил ответ, после чего вертолет начал снижаться, зависая над крышей…
Воздушный поток, создаваемый огромными винтами, едва не сшибал с ног, вертолет развернулся и притерся к крыше опущенной аппарелью. На крышу высадились парашютисты, подняли в десантный отсек раненого и пленного, потом настал и наш черед. Боевики ФНЛА то ли не успели вмешаться, то ли решили не связываться…
Я и здесь поднялся последним… как старший по званию, хотя здесь это не имело значения, потом на откинутую аппарель один за другим запрыгнули парашютисты, секунда, другая – и наполненный злом и ненавистью мир дрогнул и пошел вниз – вертолет уносил нас домой оттуда, где мы должны были умереть, возвращал к жизни.
Только сейчас я понял, насколько устал. Так прямо и сел у открытого люка, прислонившись спиной к стенке десантного отсека. Думать не хотелось ни о чем – ни о том, что сделано, ни о том, что сделать только предстоит.
Один из парашютистов – здоровенный, мордатый, в легкой каске, похожей на хоккейную, шумно плюхнулся рядом – видимо, кто-то сказал ему, что я русский, и ему захотелось поразвлечься. У них сегодня не такой ненормальный день, как у нас – высадили группу в городе и сейчас летят обратно на базу.
– Эй, чувак! – проорал он. – Ты мне нравишься! Тебя подвезти?
Я порылся в кармане, достал jette – так здесь называли бумажку в сто франков, протянул ее парашютисту.
– До базы ВВС Рауль Салан[86], пожалуйста. Сдачу оставьте себе…
Парашютист взял банкноту, дружески толкнул меня в плечо и жизнерадостно заржал…
Вертолет трясло – над городом очень непредсказуемые воздушные потоки. Я заставил себя встать, держась за сетку, которой был обтянут фюзеляж изнутри, я сделал шаг в глубь десантного отсека, потом еще один. У пленного были парашютисты, я включил фонарик и…
Это был не генерал Абубакар Тимур. Мы вытащили пустышку. Опять.
Пустышка…
Утро следующего дня
Вилла Сусини, Алжир
Патрис зашел ко мне, когда я успел немного попасть, до этого меня не беспокоили. Он был в полной форме французских парашютистов, белый берет[87] красиво сложен и заткнут за погон. В руке – бутылка, на горлышко надеты два пластиковых стаканчика. Мы посмотрели друг другу в глаза, и я понял – не довезли…
– Как его звали? – после минуты тягостного молчания спросил я.
– Шарль… – сказал он. – Но настоящее имя Зоран.
– Зоран? – непонимающе переспросил я.
Вместо ответа Патрис плюхнулся на стул, откупорил бутылку вина – красное вино положено в Легионе по рациону, как у нас на кораблях нижним чинам положена «от Государя» чарка водки[88]. Разлил по стаканчикам, бутылку поставил на стол. Выпили не чокаясь.
Стоя…
– Он был сербом… – сказал Патрис. – Эмигрант во втором поколении. Рос в интернате Легиона, семью вырезали террористы. Не прошел по физическим тестам, поступил в национальную жандармерию. Он очень хотел в Легион, понимаешь?
Я кивнул.
– Сколько ему было?
– Двадцать шесть…
Вот так вот. Когда же все это закончится… Как поле из лавы… только не остывает. Идешь и не знаешь – то ли корка спеклась, то ли сейчас проломится под ногами, и ты провалишься в расплавленную чудовищной температурой огненную плоть земли.
И сгоришь…
– Месье Александр… – нерешительно начал Патрис.
– Да.
– Шарль… очень любил петь песню… а я не знаю вашего языка и не могу ее спеть. Это сербская песня… он говорил, что эту песню пела им с сестрой мать, когда они были маленькие… Сестру тоже убили. Может быть, вы знаете эту песню, месье Александр? Я не знаю… там есть такие слова… Снова над родиной ночь…
– Я ее знаю, месье адъютант[89].
Эту песню я и в самом деле знал, ее знали многие в России. С ней была связана скандальная история – когда Апостолический король Венгрии, Хорватии и Император Австрии Франц Максимилиан решил посетить Россию с визитом – полиция предприняла беспрецедентные меры безопасности, в Санкт-Петербурге на время визита не осталось ни одного серба. Но когда карета ехала по Невскому и Франц Максимилиан решил выйти, чтобы приветствовать русский народ, – эту песню русские люди запели ему в лицо.
Политика государства – это одно. А политика народа – другое.
– Тогда… Месье Александр, мы можем вас просить…
– Можете, месье адъютант. Идемте.
Русы не имают страх!
Жило преданье в веках…
Память святую хранит
Горных отрогов гранит.
«Тамо, далэко…» —
Где тих морской прибой,
Там где-то сербское войско
Бьется с несметной ордой.
Снова на поле
На битву вышла рать…
Кровью исходит последней
Милая Сербия-мать!
В горы юнацы идут,
Будто молитву поют…
Каждому доля своя —
«Живэла Русия!»
Снова над Родиной ночь —
Сил нет беду превозмочь…
Волчьею стаей враги
Сербию рвут на куски!
«Где же Святая, ты, Русь?» —
В сердце у сербина грусть…
Где же громада твоя?!
«Живэла Русия…»
Группа легионеров – парашютистов первого парашютно-десантного полка в парадной форме, с беретами, засунутыми под погон, и со свечками в руках стояли вокруг кровати, на которой лежало накрытое белой простыней тело. Там, где должна была быть голова, лежал белый берет – знак специальных сил Легиона, который этот парень так хотел получить и при жизни не получил. Грубые, сильные, мозолистые руки держали тонкие палочки воска, дрожало, колыхаясь пламя свечей…
А я пел…
Как мог. Как умел.
И только когда допел до конца, кто-то негромко кашлянул за спиной.
– Господа! – Первым опомнился Дидье.
Генерал Венсан Бельфор, ныне заместитель министра обороны, отвечающий за военную разведку и действия специальных сил Франции, как в самой алжирской Франции, так и за ее пределами, – шагнул в комнату.
– Что это значит, господа?
– Шарль… месье генерал… извините.
Генерал взглянул на накрытую простыней кровать, нахмурился, но ничего не сказал.
– Месье Александр, за мной. Заканчивайте здесь.
Вилла Сусини была одним из мест, куда лучше не попадать и о котором лучше даже не вспоминать. Первоначально это была резиденция Легиона, потом, из-за угрозы терактов ее перенесли на авиабазу Рауль Салан. Здесь же теперь было что-то типа центра дознания, немало обогатившего человечество различными приемами добывания информации у тех, кто не хочет ее давать. Например – вход в сеть, это когда голого человека распинают на железном матраце, на кровати, и к кровати подключают ток. Или вечерний душ – это когда человека поливают водой и одновременно подключают ток. Французы вообще в таких случаях действовали жестко и грязно. Второе армейское бюро, которое сейчас возглавлял генерал Бельфор, было известно тем, что оно не желает подчиняться правилам поведения, принятым среди цивилизованных разведок, – например, французы могут убить чужого агента и даже резидента, совершенно не задумываясь о том, что это повлечет ответные меры для их людей. Впрочем… не время и не место судить.
Генерал вышел на балкон, затянутый сеткой от снайперов. Достал небольшую сигариллу. Прикурил, не предлагая мне. Может – знает, может – просто хочет мне мое место здесь показать. Ничего, переживем…
– Серьезную задачку вы нам задали, мсье… – то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией сказал он.
– Я так понимаю, что Иностранный легион не знает других, – ответил я.
Генерал передернул плечами.
– Не пытайтесь. Не выйдет. Мы по уши в дерьме, и надо что-то делать. Кто этот ублюдок?
– Я не знаю.
– Знаете. Мне нужна правда.
– Это и есть правда. Вы что – не можете проверить?
– Можем… Меня интересует другое. Для чего он нужен вам, господин вице-адмирал?
– В резерве, – поправил я, – я не нахожусь на действительной службе.
Генерал посмотрел на меня так, как отец смотрит на проделки расшалившегося отпрыска, потом улыбнулся и подмигнул.
– Если желаете мсье. Как бы то ни было – операция из чистого «пришел-ушел» превратилась в нечто большее. В эпическую битву, в которой я потерял четверых только убитыми. Пресса исходит воем, и у меня на столе лежит запрос Национального собрания с требованием предоставить всю информацию об инциденте. А самое главное – вы приходите и говорите мне, что вместе туза – у нас на руках шестерка. Так? И что я должен ответить на запрос?
– Ничего. Вам не кажется, что Франция погибла от говорильни?
