"Фантастика 2025-20. Компиляция. Книги 1-25 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Тот остановился, сдвинул на лоб фуражку с треснутым плексигласовым козырьком, почесал затылок и изрёк:

— Да отсель разве что автобус ходит. Народ как раз забирает от вокзала, слева, выйдите из здания и там спросите.

Поблагодарив его, отправились в указанном направлении. И впрямь на одном из пятачков на краю привокзальной площади была стоянка маршрутных автобусов, и на одном из них под стеклом красовалась табличка «Симферополь — Судак». В будке продавались билеты. Детский стоил на тридцать копеек дешевле взрослого.

Перед тем как занять места в автобусе, купил в киоске свежий номер газеты «Красный Крым». Покупать «Правду» пока рано, вряд ли в центральной прессе даже в случае успешного решения моего вопроса так скоро успели бы опубликовать нужную мне статью. А местную прессу всегда почитать полезно, чтобы быть в курсе происходящих здесь событий.

Итак, о чём пишет «Красный Крым»? Там перевыполнили, тут недовыполнили, но реже: здесь дадим отпор троцкистам… М-да, в принципе то же самое, что я вычитал пару дней назад в «Правде», только местечкового масштаба, с учётом местных реалий. Скукота!

Лучше уж в окно пялиться на проплывающий мимо пейзаж. Лёхе вон как интересно, буквально прилип парень к стеклу. Я же сидел у прохода, который был заставлен тюками и чемоданами пассажиров автобуса, и свой опустевший к концу путешествия вещмешок держал свёрнутым на коленях.

…И вот Судак — небольшой уютный городишко на берегу Судакской бухты, окружённый невысокими, поросшими редколесьем горами. Спрашиваем нужный нам адрес. Оказывается, до улицы Таврической топать нам минут десять. Ещё минут двадцать мы двигались по пыльной дороге до дома номер 16, почти в другой конец Таврической. А ничего, приятный такой домишко с дымящейся трубой, с верандой, окружённый виноградными лозами и плодовыми деревьями. Налитые соком яблоки, персики, инжир, уже отплодоносившая в этом году вишня, ещё абрикосы и алыча… Приличный сад, наверняка в подвале десятки банок с вареньями и прочими фруктовыми закрутками.

Калитка была на внутренней щеколде, а вот на двери замок не висел, значит, дома, скорее всего, кто-то был. Выскочившая из конуры лохматая собачонка, натянув цепь, принялась нас облаивать, и через полминуты на крыльцо выплыла Женщина. Да-да, именно Женщина с большой буквы! Грудь аппетитнейших размеров, крепкие руки и ноги, но при этом назвать женщину толстой язык не поворачивался. Это была дама в полном соку, лет сорока пяти, в переднике, вытиравшая руки расшитым полотенцем.

— Ашот, ну-ка, прекрати! Замолчи, я сказала!

Пёс перестал брехать и нехотя отошёл в тень конуры.

— Здравствуйте! — поздоровался я поверх забора.

— Здравствуй, мил человек! — глядя на меня с ноткой подозрения, ответила хозяйка, спускаясь с крыльца. Лёху, скрытого высокой калиткой из плотно пригнанных реек, она не видела. — И чего надобно?

— Да вот, Екатерина Васильевна, племяша вашего привёз из Москвы погостить. — Я подхватил жадно прислушивавшегося парнишку под мышки и поднял над забором.

— Ой, Лёшка! — охнула та, хватаясь за сердце, подходя и протягивая руки к племяннику. Но, сообразив, что через калитку не дотянуться, отворила её и только тогда смогла по-настоящему обнять родственника. — Я ж тебя во-о-от таким помню, а фотокарточку твою мне мамка твоя присылала, когда тебе семь лет исполнилось. Почти не изменился… А исхудал, ой исхудал. Голодный, поди?.. Ой, а вы что же стоите! Тоже заходите, с дороги небось все голодные… Вы кем Лёшке-то будете?

— Папка это мой, — опередил меня пацан.

— Как папка? Он же помер у тебя!

— Ну да, его родной отец помер, — попробовал я взять инициативу в свои руки. — А я с Людмилой сошёлся, жили вместе, пока и она не померла.

— Как померла?! — аж присела тётка, зажав ладонью рот и выкатив глаза.

— Да вот так, туберкулёз. Сгорела за три месяца.

— Ой, мамочки! — На глазах женщины выступили слёзы. Она присела на корточки, обняв племянника: — Как же вы теперь с сестрёнками, сиротинушки?!

— Нам дядя Вася был заместо папки. Только его в Казахстан в командировку отправляют, пришлось сестрёнок в детский дом отдать, а меня я уговорил дядю Васю к вам привезти. Если не выгоните. — И Лёха так печально посмотрел на тётку, что я внутренне зааплодировал актёрскому таланту парнишки.

Екатерина Васильевна, всхлипнув, торжественно заявила:

— Живи, Лёшенька, сколько хочешь, я теперь тебе заместо мамки. Я и сестрёнок твоих вызволю сюда. Мой-то старший уже упорхнул из гнезда, Варьке девятнадцатый год, тоже, того и гляди, лыжи навострит. Она после семилетки в Симферополе на повара выучилась, сейчас ждёт распределения. Хорошо бы в Крыму оставили, а могут ведь отправить к чёрту на кулички. Вот уедет, а я одна останусь, с тоски взвою. Моего-то Никифора как бандиты зарезали в двадцать втором — он у меня в ЧК служил, — я так больше замуж и не вышла. Осталась с двумя на руках, а всё ж выходила их. Конечно, мать и моя, и Никифора помогали, но всё равно тяжко приходилось…

— Спасибо, Екатерина Васильевна, вы меня очень выручили, — искренне поблагодарил я хозяйку, прервав её словоизлияния. — Хорошо, Валя перед смертью успела адрес ваш написать, а то бы даже и не знал, что делать. Да и то опасался, что не примете или переехали куда, где ж вас потом искать. А мне в Казахстан через неделю отбывать, Лёшку с собой как повезу? Там никаких условий, бокситовые рудники, хоть тоже в детдом сдавай.

По новой легенде, которую мы с Лёшкой вызубрили заранее, я был горным инженером, и такая серьёзная командировка в дикие места оправдывала невозможность отправления туда с ребёнком. Потом пусть тётка проверяет сколько угодно, я всё равно денёк погощу и упорхну, не оставив следов. Хоть и прикипел малость к парню, но всё же задерживаться на одном месте мне нельзя, раз уж наверняка за мою голову, выражаясь языком голливудских вестернов, обещана награда.

В общем, тётушка побожилась, что обязательно съездит в Москву забрать сестёр. Расспросила Лёшку, на каком кладбище похоронили мать. Пообещала её могилку навестить, цветы положить.

— Сейчас накормлю вас с дороги, — суетилась Екатерина Васильевна, накрывая стол на тенистой веранде. — Небось устали, пока ехали, не ближний свет… А моя-то Варька сейчас на колхозном рынке. Урожай нынче в саду хороший, и нам хватает на варенья-компоты, и продать остаётся, тем более сейчас у отпускников сезон, море тёплое… Вы на море-то сходите, водичка как парное молоко, особенно вечером… А когда уезжать собираетесь?

— Думаю, завтра и поеду, чтобы вас не обременять.

— Да чего уж, не обременяете вы меня, я только рада гостям. Билеты ведь ещё не брали?

— Пока нет, я же не знал, как тут дела сложатся. А теперь можно с чистой совестью в Симферополь отправляться.

— Ну, как хотите, воля ваша, — не без доли сожаления вздохнула Екатерина Васильевна. — А я вам тогда покушать в дорогу соберу. У меня ведь и куры свои, и яички… Большую скотину не держу, для коровы и свиней места нет, да и когда с ней управляться? Я ж в амбулатории посменно дежурю, сутки дежурю — двое дома. Вот завтра как раз на смену. Удачно вы подъехали, как подгадали.

Когда мы ели, послышалось тарахтение, и возле калитки притормозил мотоцикл с коляской. За рулём сидел вихрастый парень, а из люльки с парой пустых корзин выбралась девушка в платье в горошек. Румяная, кровь с молоком.

— О, Варька приехала, вроде всё распродала, — оживилась Екатерина Васильевна. — А это жених её, Митька Кусков, он её на базар и отвозит, и привозит. А то как же ей с двумя корзинами, вот он и помогает… Варька, а это Лёшка приехал со своим отцом приёмным. Василием кличут, знакомься.

— Здравствуйте! — протянула мне руку Варя.

Рукопожатие её было удивительно крепким для девушки. Ну да потаскай такие корзины, поневоле мышцы накачаешь.

— Беда случилась, Люда следом за мужем померла. Девчонки пока в детдоме, а Василий в командировку в Казахстан уезжает, вот привёз к нам Лёшку. Я говорю, пусть у нас остаётся, ты ж мало ли куда уедешь, а мне одной куковать не с руки. И девчонок хочу взять.