Константин Калбазов - Царство Небесное
На месте снесенных построек появились большие штабеля свежих бревен, в большом количестве свозимых на строительную площадку. Над этими штабелями тут же возводились навесы, дабы исключить попадание прямых солнечных лучей и дождя. Дереву предстояло еще просохнуть: строительство планировалось начать в конце лета, и только по осени люди должны были въезжать в новые дома.
Единственная постройка, на возведении которой настоял Андрей, – была непривычно крупных размеров кузница. В ней предусматривалось несколько помещений, в одном из которых оборудовался самый настоящий литейный цех. Грэг даже шутил по поводу того, что он рискует заблудиться в таком огромном помещении, но было видно, что кузнец тем не менее очень доволен: такое серьезное отношение Андрея к его объекту говорило о том, что Грэга и его помощников ждет очень много нового и увлекательного.
Вторым сооружением была с виду неказистая, низкая постройка, которую Андрей называл странным словом «баня». Возвели ее весьма быстро и под чутким руководством самого Новака.
Когда баню наконец затопили, он сам с большим удовольствием испытал ее, под недоумевающие взгляды окружающих. Никто не мог понять, чего может быть хорошего в том, чтобы травиться угаром в этом тесном и темном помещении, при этом нахлестывая себя березовыми вениками. Тем не менее все наблюдали, как разомлевший и раскрасневшийся Андрей, жмурясь от удовольствия, словно кот, только что съевший целый кувшин сметаны, сидя на завалинке, с наслаждением пил охлажденный эль, сожалея о том, что нет какого-то «кваса».
– Господин Андрэ, вы такой довольный и разомлевший, будто вас сразу ублажали несколько прелестниц, и при этом они были необычайно искусны…
– Знаешь, Джеф, а ведь ты недалек от истины.
– Вы это серьезно?
– А ты сходи сам, попарься, а если опасаешься, – он дипломатично не употребил слова боишься, что старый вояка мог воспринять как оскорбление, – то я готов составить тебе компанию по второму кругу.
– Нет уж, я пока воздержусь, – не спеша отметать окончательно предложение Андрея, уклонился ветеран.
– Ловлю на слове, – прекрасно понял его Новак. – Послушай, Джеф, мне нужно поговорить с тобой.
– Я весь внимание.
– Знаешь, у меня все не идет из головы тот разговор о разбойниках. Если все так, как ты говоришь, то вот этому благолепию скоро может прийти конец. Мы здесь уже больше двух недель, и пока все тихо, но ведь чтобы стало худо, нужно совсем немного времени.
– Я вижу, что вы это прекрасно понимаете и поэтому никогда не расстаетесь с оружием. Если вы заметили, я поступаю так же.
– Я это заметил. Но заговорил я с тобой об этом по той простой причине, что мое оружие не является панацеей от всех болезней. Я сам, как боец, ничего не стою, а для того, чтобы уверенно чувствовать себя в данной ситуации, нужно быть бойцом.
– Намекаете на то, чтобы я вас поднатаскал?
– Именно.
– Как вы думаете, господин Андрэ, крестьяне настолько тупы, что не знают того, что вы сейчас мне сказали?
– Я так не думаю.
– И правильно делаете. Но почему же они не обучаются сами себя защищать?
– Это мне непонятно.
– А между тем все очень просто. У крестьян настолько много разнообразной работы, что радостей в жизни не так уж и много, а потому каждую минуту, которую они могут использовать на отдых, они именно так и используют. Если ко всем их заботам добавить еще и обучение воинскому искусству, то это уже будет не жизнь, а так, сплошное мучение. Так вот к чему это я… Во-первых, вы не даете никому вздохнуть, но и сами целый день аки пчела. Я тоже не бездействую, а воинская учеба – это не так просто, и совместить несовместимое невозможно. Мы просто рухнем без сил.
– Насчет совмещения несовместимого я с тобой не соглашусь. Я в одном монастыре нарвался на рукопись, так вот в ней был описан один народ, и звался он «казаки». Эти самые казаки все как один были крестьянами и воинами на рубежах государства одновременно. С малых лет воинским искусством с детьми занимались отцы, но занимались постольку-поскольку, сами мальцы между собой играли только в воинские игры. Когда детвора подрастала до юношеского возраста, с ними начинали заниматься наставники, назначенные на общем сходе всеми воинами и старейшинами. Так что к поре вступления во взрослую жизнь они уже были вполне подготовленными бойцами и отправлялись на службу своему сюзерену на определенный срок, после этого они возвращались к себе в деревню, обзаводились семьями, хозяйством и продолжали служить, охраняя границу.
– Это где такое было? – заинтересовался Джеф.
– Вот этого в книге не сказано. Мне попалась не книга полностью, а только обрывок, – вполне правдоподобно слукавил Андрей. – Но такое вполне возможно. Другое дело, что крестьянин, способный за себя постоять, в конце концов может стать проблемой, – вот и не дают крестьянам возможности обучаться воинскому искусству.
– Чушь. Никто и никогда не запрещал крестьянам заниматься воинским искусством, более того, в селениях, расположенных вблизи от границы с орками, крестьяне регулярно занимаются боевым мастерством, другое дело, что они больше учатся держать стены, ну и обращаться с луком, и заметьте, это только поощряется баронами, потому что живой крестьянин им выгоден. Другое дело, что они сами не желают этим заниматься, а подальше от границ с орками и на границе с человеческими государствами – так и вовсе максимум, что себе позволяют, – это умение сойтись на кулачках, потому что во время войны воины очень редко поднимают руку на крестьянина, другое дело, что могут забрать продовольствие и фураж, приласкать девок, не всегда по согласию, ну в морду дать за непочтение, но тут уж ничего не поделаешь. Но по-серьезному никогда не тронут, если те не оказывают сопротивления, потому что земля без крестьян – это ничто.
– Даже если нет уверенности, что смогут удержать захваченные земли?
– Даже в этом случае. Если фуражиры обнаруживают, что в селении практически нет фуража, то они, разумеется, все одно заберут нужное им, но никого не тронут, если те не окажут сопротивления.
– А почему не уничтожить и селения, и посевы, а людей и продовольствие не вывезти в безопасное место?
– Никто и никогда не поступит таким образом. Очень давно был такой граф, который, желая насолить своему противнику, погнавшему его со своих земель, решил увести крестьян со всем их скарбом, чтобы потом посадить на своей земле, – при этом он решил, что эти люди – его военная добыча.
– И чем дело закончилось?
– А ничем. Графа предала анафеме Церковь и объявила крестовый поход. Весь род графа и все его люди, не воспротивившиеся его воле и не ушедшие от него до предания анафеме, были казнены.
