Илья Тё - Броневой
На поле между тем происходило следующее.
Машины Шапронова, во всяком случае, их самая слабая первая линия, которую Маляр с Гойгу заметили в поле благодаря чёрному пылевому облаку, очевидно, имели на вооружении обычные рядовые Громы. Поскольку открыли огонь болванками километров с полутора (дальномер Малярийкина определил это расстояние как примерную границу чёрного дыма). В то время «малярийкинцы» могли стрелять своим более мощным, но менее дальнобойным оружием только с дистанции метров восемьсот. Таким образом, Шапронов их уже бил. А вот они его — совсем нет.
Подбили кого вражеские танкисты или нет, Малярийкин пока не знал. Всё его внимание на несколько секунд захватил монитор фронтального наблюдения. Как всегда, статистику Маляр помнил. Основную массу первой атакующей линии «шапроновцев» составляли средние и тяжёлые танки с длинноствольными, дальнобойными орудиями. Грозные машины весом в пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят тонн. В отличие от Шапронова, Малярийкин включил в свою первую линию танки не по принципу тяжести бронирования, а по типу орудий. Отличие стволов Малярийкина от стволов командора в среднем заключалось в том, что у «малярицкиновцев» преобладало вооружение для близкого боя. Очень мощное, но для коротких дистанций.
Через несколько минут вражеские машины приблизились настолько, что стали отчётливо видны знаки на башнях. В основном это была символика КТО. Владельцам машин и спонсорам пилотов запрещалось рекламировать продукцию и товары, прежде всего из соображений демаскировки — яркие брэнды могли стать слишком заметными в артиллерийском бою. А вот символика КТО, не яркая, не броская (серый танк на сером щитке с соответствующими литерами кириллицы) с одной стороны — украшала боевую машину, с другой стороны, не индивидуализировала её, делая возможными переходы из команды в команду после завершения коллективных чемпионатов.
Грохот выстрелов уже не звучал отголоском. Он в буквальном смысле долбил молотом в перепонки. Малярийкин ещё подумал, что, возможно, понимает причину, по которой местные дебило-колхозники мгновенно оставляли дома при выборе их района в качестве локации КТО. Даже если бы развеселые КТОшники не вырезали колхозы целыми поселениями, оставаться в зоне боевых-игровых действий было невозможно хотя бы из боязни оглохнуть. Гермошлемы защищали уши танкистов от разрыва перепонок, но полностью избавить от оглушающего эффекта взрывов никак не могли.
Любоваться вражескими танками во всей их убийственной красоте (и, одновременно, убийственной отвратительности) мешал лишь густейший дым. Это уже была не только пыль из-под гусениц и не только копоть движков. Горела пшеница.
Для управляемости в бою, команда Малярийкина, как и в локации Моховое, имела дифференцированное деление. С одной стороны, полностью повторяя структуру Мохового, танки Малярийкина распределялись по классам. Самые быстрые и легкобронированные машины составляли так называемый Первый вымпел. Средние танки с хорошими пушками — так называемый Второй. Тяжёлые танки, а также разнокалиберные машины со смешанными ТТХ (например, тяжёлый корпус и среднее орудие, средний корпус и лёгкое орудие, мощная пушка и плохое бронирование) — так называемый Третий.
Поскольку количество коробок сейчас было значительно больше и львиная доля пилотов никогда не играла вместе, внутри каждого вымпела основу управляемости составляли бойцы, которые уже выступали вместе с Малярийкиным в Моховом. Их было немного. Поэтому Первый и Второй вымпелы, способные работать, только будучи сплоченными и относительно небольшими коллективами, по численности были почти в три раза скромнее Третьего вымпела, являвшегося по сути «объединяющей» группой танков, в которую входили все, кто не вошёл в первые две группы по остаточному принципу.
В то же время, возможность предварительного отбора бойцов для прощальной игры с Шапроновым давала Малярийкину возможность, унифицировать ТТХ своих машин хотя бы отчасти. Именно это позволяло превратить Третий вымпел не в случайный набор разномастных танков, а хотя бы в некоторое подобие полноценного танкового полка.
Как бы «поверх» этого деления на вымпелы, ложилось ещё одно деление — на линии или цепи. Смысл деления на цепи для Малярийкина имел только в первые часы боя, для крупномасштабного столкновения на поле. Работать вымпелами при столкновении больших танковых масс было нецелесообразно (просто потому, что маневрирования как такового в этих условиях не было — только накат и откат), а вот длинные походные колонны превращались в цепи идеально. И, главное, не сложно. Особенно, когда в кабинах сидели опытные пилоты. В свою очередь, каждая цепь делилась на два крыла — левый и правый фланг. Это деление было также — сугубо полевым. Таким образом, деление на вымпелы предназначалось для маневрирования. А деление на цепи — для атакующего, эшелонированного наката.
В отличие от «вымпелов», командиров в цепях и крыльях не было. Но были «ведущие машины» — ставшие таковыми просто вследствие построения. В правом крыле второй цепи таковым был номер пятьдесят второй, в левом крыле той же цепи — номер семьдесят шестой.
— Внимание! Это шкатулка-первая. — проорал Малярийкин в микрофон общей связи, — Номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Повторяю: номерам пятьдесят два и семьдесят шесть! Выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Повторяю: обходной маневр по ордеру пятнадцать! Ведомым группам следовать за ведущими! Ведомым следовать за ведущими! Как поняли, приём?!
Некоторое время радиостанция издавала только шумы и скрип. Наконец, ответ последовал:
— Коробочка пятьдесят два шкатулке первой. Приказ понятен: выполнить обходной маневр по ордеру пятнадцать! Выполняю!
— Коробка семьдесят шесть шкатулке первой. Приказ понятен. Повторяю: приказ понятен.
— Выполняйте! — Выдохнул Маляр.
В пособии по коллективному бою, которое он внимательно в своё время изучал в процессе подготовки танковым сражениям КТО, и по которому его без жалости гонял занудный Гойгу, описывалась почти сотня различных боевых ордеров. Наиболее применимыми из них были примерно двадцать. Бойцы топового уровня, которые сейчас и играли с ним и Шапроновым в локации Твардовщина были обязаны знать основы боевого маневрирования и помнить хотя бы первые двадцать ордеров на зубок. Именно поэтому маневрирование на начальном этапе боя (то есть пока) выполнялось довольно слаженно. Но из тех же наставлений старого Гойгу, Малярийкин знал — все указанные в учебниках ордера и типы перестроений можно применять либо в самом начале боя, либо в случае коренного изменения обстоятельств. Например, буквально, при ретирации, то есть организованном бегстве от противника. Либо при атаке, увенчавшейся успехом на одном из направлений и требовавшей, соответственно, усиления натиска. Во всех иных случаях изменение изначальных ордеров и вообще, любое массовое перемещение единиц техники на поле боя под огнём противника было чревато поражением и потерями.
Сигналом к «завершению» этапа, на котором были возможны перестроения массивных боевых цепей, был, естественно, сам бой. Его начало. Как только противник открывал огонь перестраиваться становилось опасно и бесполезно. В этом смысле Малярийкин отдал приказ второй линии об отходе даже с некоторым опозданием — ведь фактический обстрел подконтрольного ему отряда уже начался. С другой стороны, шапроновцы долбили сейчас передовую линии его маленькой армии, и вторая линия, то есть машины второго эшелона, могли свободно уйти с направления удара ничем не рискуя. В этом смысле Малярийкин как командир никаких правил не нарушил. Вопрос же к чему это приведет оставался почти риторическим. Можно было приводить сколько угодно доводов за или против подобного маневра, но решить правильно или нет, мог только один аргумент. Практика. Фактическая победа. Или — её отсутствие.
И всё же самому себе Малярийкин некоторые аргументы автоматически приводил. Плюсом принятого им решения было то, что глубокое эшелонирование обороны в танковом поединке того типа, который они вели было ни к чему. Более того — оно было излишним и чреватым дополнительными потерями. Пушки Шапроновской линии шмаляли вперёд почти без разбора. И чем гуще было построение Малярийкина, тем больше была вероятность попаданий. Соответственно, убрав вторую цепь с линии огня, Маляр «разрядил» собственные позиции и снизил вероятность попаданий.
Обычно эшелонирование танковой обороны применялось либо для прорыва, либо для воспрепятствованию вражескому прорыву. В данном случае перед Малярийкиным не стояла ни та, ни другая задача. За кормой двух его цепей не было населенных пунктов или объектов (например, флага), которые следовало удержать. Соответственно, упорствовать в обороне пшеничного поля и развернувшейся за ним арбузной бахчи не было ни малейшей необходимости. С другой стороны, никаких подобных целей не было и за линией Шапронова. Соответственно рисковать и глубоко вклиниваться, а уж тем более «пробивать» вражеские шеренги было излишне.
