Алексей Калугин - Планета смертной тени
Александр поймал себя на том, что не может даже приблизительно оценить время, которое он провел в Лабиринте. Явно, что больше пяти минут и меньше суток… Хотя, кто знает – может, он тут уже больше года? Александр не знал. И это единственное, в чем он был уверен. Все остальное тонуло в великом топографическом океане неопределенности.
В голове мелькнула мысль – если Лабиринт находится в постоянном движении, перестраивая самого себя, а времени в его коридорах не существует, так, может быть, тогда нет никакого смысла куда-то идти? Можно просто сесть на пол, прислониться спиной к стене, вытянуть ноги и, как в теплую воду, погрузиться в ожидание? Ведь если что-то должно случиться, оно непременно произойдет. Так ведь?..
Чуть позже, миновав три или четыре развилки, Александр пожалел о том, что никогда не пытался писать стихов. Не возникало почему-то у него таких позывов даже в годы ученичества и в пору первой любви. Которую, между прочим, он напрочь забыл. Ну и ладно, речь сейчас не о том. Александр думал, что, обладай он хотя бы зачаточными поэтическим способностями, он бы сейчас непременно принялся слагать оду Лабиринту. Великому и непостижимому. И его рифмованные строчки легли бы такими же стройными, монолитными рядами, как и строфы Баллады Редингской тюрьмы… Но для того, чтобы обнародовать свое творение, нужно вернуться к людям. Так ведь?..
Стоп.
Александр замер.
Впереди, справа, всего в двух шагах от него, на самом краю освещенного пространства в стене темнел проем. После километров и километров – а сколько всего он прошел? – одинаковых, скучных, ровных стен подобное казалось невероятным.
Александр осторожно приблизился к проему. Он был высокий – от пола до потолка – и узкий – только-только человеку протиснуться, да и то бочком. Судорин осторожно попытался заглянуть в проем, но ничего не увидел – по другую сторону обосновалась тьма. И даже свет из коридора не проникал туда.
– Ну, что ж, – негромко, только чтобы приободрить самого себя, произнес Александр. – Собственно, за этим я сюда и шел. – Секунду-другую подумав, он добавил: – Может быть, – и скользнул в проем.
И тотчас же все вокруг озарилось светом. Таким же ярким, почти осязаемым, но не слепящим, как в коридоре. Да, собственно, и не могло быть иначе, если это был все тот же Лабиринт. Александр оказался в треугольном зале, о котором рассказывал Ут-Ташан. Вспомнив все, ну, или почти все, что говорил об этом месте уурсин, Александр подумал, а не лучше ли отсюда уйти? Прямо сейчас. Пока еще ничего не случилось…
Еще не приняв окончательного решения, Александр посмотрел назад. Проход, через который он попал в зал, исчез. Судорин ладонью провел по стене. Ровная, чуть прохладная поверхность. Ни малейшего зазора, неровности или хотя бы шероховатости. Все идеально. Александр стукнул по стене кулаком. Без особой надежды на результат, только чтобы выразить свое отношение к подобным методам обращения с людьми. Да, он явился незваный. Но это еще не повод, чтобы сажать гостя под замок. Во всяком случае, он сам никогда бы так не поступил.
Александр прошелся вдоль стены до следующего угла. Снова потрогал стену, как будто надеялся так найти выход, развернулся и пошел назад.
Что дальше?
В центре зала из пола вырос – иначе и не скажешь – черный куб.
Александр подошел к новому объекту. Куб был сделан, а, может, правильнее сказать, отлит, или, еще лучше – создан из того же материала, что и весь Лабиринт. Только он был настолько черен, что, казалось, проглатывал все фотоны, попадавшие на его поверхность. Если смотреть чуть со стороны, то даже граней куба не было видно. Не объект, а черное пятно – как будто дыра в пространстве.
Александр подошел к кубу со стороны ровной, квадратной выемки, делавшей таинственный объект похожим на кресло, созданное дизайнером-модернистом, и положил ладонь на горизонтальную плоскость. Чуть теплее, чем стена. Или ему это только казалось?
Стены раскололи прямые вертикальные трещины. Три светящиеся плоскости развалились на зеркальные треугольные призмы, медленно вращающиеся вокруг вертикальных осей.
Все происходило так, как и описывал Ут-Ташан. Так что же, выходит, хозяева хотели, чтобы незваный гость занял предложенное ему место?.. Это награда или кара? А может – испытание?
Ну, что ж, посмотрим.
Александр сел в выемку на черном кубе. Как только что коронованный правитель. Гордый и немного взволнованный. Любопытно было бы сейчас взглянуть на себя со стороны.
Зеркальные призмы вращались все быстрее и все плотнее обступали занятый Судориным престол. От мельтешения отражающих друг друга сверкающих плоскостей у Александра зарябило в глазах. Он прищурился, но плотно смыкать веки не стал. Начиналось самое интересное. Он ждал, когда появятся живые картинки, о которых говорил Ут-Ташан.
Зеркала вращались столь быстро, что Александр не успевал видеть в них свое отражение. Из-за ватной тишины, заложившей уши, происходящее казалось все менее реальным. Судорин чувствовал, как вопреки его желанию и воле им овладевает дремотное оцепенение. При этом он не проваливался в сон, а балансировал на острой, разламывающейся грани между сном и явью.
Он не сразу понял, что произошло, когда увидел первую картинку. Она появилась и исчезла так быстро, что Александр не успел понять, что на ней было изображено. Он только начал что-то вспоминать, как увидел вторую картинку. Густые заросли растительности фиолетового цвета и огромное, оранжевое, как апельсин, солнце в лазоревых небесах. Странный мир, подумал Александр. Хотя, если бы его спросили, он не смог бы объяснить, что именно показалось ему странным. На следующей картинке был изображен фрагмент какого-то чудовищного механизма. Огромные зубчатые колеса, перемазанные грязью и смазкой, медленно вращались, приводя в движение нечто невообразимо огромное. Александру даже показалось, что он слышит тяжелый лязг металла и чувствует прогорклый запах горящей резины. Это необходимо было прекратить. Немедленно.
Картинки сменяли одна другую. Александр вдруг понял, что глаза его, как и прежде, видят лишь вращающиеся зеркальные призмы. Изображений же как таковых не существовало. Они транслировались непосредственно в мозг.
Открытие не произвело на Судорина никакого впечатления. Ему было все равно, как это происходит. Хотя столь странное равнодушие даже у него самого вызывало легкое недоумение. Он будто плыл по волнам, уносящим его все дальше и дальше от того, что принято называть действительностью. Он чувствовал себя включенным в чрезвычайно важный процесс, хотя и не понимал его смысла.
Он видел, как двукрылый летательный аппарат высыпает на город бомбы, похожие на зерна, которые не только не дадут всходов, но и убьют саму жизнь. Он видел, как темнокожая женщина с глазами очень необычной формы, похожими на вытянутые треугольники, радостно смеется, глядя на то, как неуверенно, с трудом удерживая равновесие, навстречу ей шагает малыш. Он видел огромных животных с длинными шеями, выныривающих из пронзительно-синей воды и выбрасывающих столб влажного пара из дыхательного клапана на затылке. Он видел человека с искаженным злобой лицом, целящимся из пистолета в кого-то, оказавшегося за кадром. Он видел призрачное белое пятно, плывущее во мраке ночи, и явственно чувствовал исходящую от него опасность. Он видел…
…так много всего, что одно только перечисление странных, ужасных, загадочных, восхитительных, страшных, таинственных, завораживающих, омерзительных, прекрасных картин заняло бы массу времени.
В какой-то момент он перестал отдавать себе отчет в том, что происходит. Сонливая апатия сменилась равнодушием. Картинки все еще скользили перед его внутренним взором, но, что бы ни показывали ему таинственные создатели Лабиринта, в душе его не возникало никакого отзвука. Он выработал весь свой эмоциональный ресурс. Его уже больше ничего не могло тронуть. Он будто обратился в камень. Холодный и твердый. Поэтому, как только ему это было позволено, он провалился в глубокий сон без сновидений. В забытье.
Судорин очнулся, лежа на полу, скорчившись будто зародыш. Ему не было холодно, но похожая на озноб нервная дрожь дергала его изнутри.
Александр приподнялся, посмотрел вокруг. Зал был таким же, как и в ту минуту, когда он сюда зашел. Не было ни зеркальных призм, ни черного куба. Зато проход в стене оказался на месте. Увидев его, Александр не стал торопиться. Он был уверен, что теперь уже проход не исчезнет до тех пор, пока он не покинет зал. Почему? Да потому, что ему здесь больше нечего было делать. Хозяева не гнали его прочь, но вежливо предлагали уйти. Александр не имел ничего против.
Судорин поднялся на ноги, одернул на себе куртку. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, ему пришлось пошире расставить ноги и раскинуть в стороны руки. По всей видимости, это был тот самый побочный эффект, о котором упоминал Ут-Ташан. По счастью, голова у Александра не болела и тошнота к горлу не подступала. Собравшись с духом, Александр сделал шаг вперед. Затем еще один. Головокружение прошло, и теперь он мог уверенно идти вперед. К выходу. За которым находился все тот же Лабиринт. Безумие – упорядоченное и возведенное в систему. Из него не существовало, попросту не могло быть выхода.
