Олег Дивов - Вундервафля
При упоминании НЗ Дима как-то замялся.
– Понятно, – сказал замполит. – Он его съел.
– И ничего не съел…
– Красавец… Старшина Шмаровоз, заткните уши на минуточку. Я не могу при младших по званию стыдить офицера, командира звена, который слопал неприкосновенный запас, предназначенный как раз для таких аварийных случаев.
– И ничего не слопал…
– Значит, обменял на водку. И это Герой Советского Союза, пример для всего полка! Благодарю вас, товарищ Фирсов, будет о чем поговорить на комсомольском собрании.
– Я отдал его детям, – заявил Дима.
– Надеюсь, не своим? И на том спасибо. Извините, товарищ Шмаровоз, сами видите… У вас хоть что-то найдется пожевать? До утра продержитесь?
– Найдется, спасибо за заботу, товарищ майор. И не только пожевать есть у старого механика, – сказал дядя Боря. – Обождите минуточку.
Он принес вещмешок, достал флягу, и все молча сделали по глотку, стоя у самолета, где в задней кабине уютно приткнулся головой к борту Тяпа.
– Спи спокойно, боевой товарищ, – сказал замполит.
Клёпа шмыгнул носом, дядя Боря крепко обнял его за плечи.
– Это, конечно, не мое дело, но… Вы, товарищ майор, в этой суматохе про одну птичку божию не забыли? А то она во чистом поле на дереве сидит небось и клювом долбит, долбит…
– Ее забудешь… Но вообще, товарищ Шмаровоз, нехорошо обзывать офицеров дурацкими кличками. И сами прекращайте, и молодежи отсоветуйте. Пора завязывать с этим в полку. А то совсем распоясались. Бырбырдировщики!
– Будет сделано, товарищ майор.
– Тогда по машинам, – сказал замполит, забрал Клёпу и увел с собой.
– Дядя Боря, крутани нас! – позвал Дима.
Дядя Боря крутанул. А потом вдруг Клёпа высунулся из кабины, поманил его и протянул какую-то свернутую веревку.
– Это что? – крикнул дядя Боря сквозь шум мотора.
– Это надо сохранить! Это от Тяпы! Он сказал – историческая вещь!
Дядя Боря хмыкнул, но веревку взял. Когда самолеты скрылись в черном небе, он подсветил себе фонариком и понял, что в руках у него оборванный страховочный фал.
– Ну и ну… – буркнул механик. – А говорили – невозможно!
* * *Уже совсем рассвело, когда со стороны села, до которого было километров пять-шесть, появился всадник. Он приближался очень медленно, и продрогший дядя Боря сначала обрадовался хоть какому-то разнообразию, а потом успел заново соскучиться. Дядя Боря всю ночь бродил вокруг перевернутого «У-2», кутаясь в брезент, и ругал себя последними словами за то, что сразу не пошел в село. Обладая такой ценностью, как авиационное топливо из разбитого самолета, в селе можно было развернуть коммерцию: млеко, яйки, «гитлеркапут». И замполит, конечно, выругал бы механика, но полк в целом был бы ему признателен.
Всадник при ближайшем рассмотрении оказался сивым от старости дедом на заезженной до полного безразличия кобылке. Одет он был по-зимнему: треух да зипун, а на ногах – трофейные сапоги, не простые, офицеру впору. Дед затормозил свое унылое транспортное средство и молча оглядел самолет, дядю Борю, двух покойников. Вытащил кисет, скрутил не спеша козью ножку, задымил… И протянул кисет механику.
– Угощайся, служивый.
Дядя Боря оживился. Похвалил дедов самосад. Щедро сыпанул в ответ своей махорочки – особой, авиационной! Извлек флягу, которой только и спасался всю ночь от простуды. Посетовал, что осталось всего ничего, зато бензину хоть залейся, но летчики бензин, к сожалению, не пьют, им нельзя…
Когда они обстоятельно поговорили о погоде и во фляге, увы, действительно совсем ничего не осталось, а лошадь уснула так крепко, что, казалось, вот-вот свалится, дед показал глазами на самолет и спросил:
– Разбился, значит?
Дядя Боря объяснил, что это не он разбился, а летели фашистские шпионы и мы их того-сего… опустили с небес на землю. И он, дядя Боря, оставлен тут охранять материальную часть до прибытия сил поддержки.
– Немцы, значит, – сказал дед с непонятным выражением.
И попросил разрешения посмотреть.
– Там один только на человека похож, второго и глядеть нечего, – предупредил дядя Боря. – Мордой стукнулся.
Дед сказал, что еще в германскую насмотрелся на стукнутые фашистские морды, и полез с лошади. Косолапо прошагал к мертвецам, долго их разглядывал и буркнул:
– Немцы, значит? А на вид и не подумаешь.
– Вот те крест, немцы. Стали бы мы своих убивать. У нас погиб хороший парень из-за них! Такой хороший парень…
Дед покосился на дядю Борю и чего-то ждал. Тот не сразу понял, а потом, внутренне усмехнувшись, ловко перекрестился.
– Ишь ты, – сказал дед. – А я слыхал, летают одни коммунисты.
– Все летают, дорогой ты мой. Против Гитлера все полетели дружно: и коммунисты, и беспартийные.
– И что, правду говорят, когда по небу шастаешь – не видать там ангелов?
– Ангелы выше порхают, куда самолеты пока не достают, – осторожно сказал дядя Боря. – Вот сделаем такие самолеты, чтобы потолок километров двадцать пять – тогда и поглядим на ангелов.
– Во дурак-то, – сказал дед. – А еще пилот называется. Ну чего ангелы в стратосфере забыли? Ладно, помоги обратно сесть.
Дядя Боря упихал деда в седло и остался ждать развития событий. Дед вдруг спросил документы. Дядя Боря предъявил.
– А-а, ты механик, – сказал дед. – Механик – это хорошо. А чего придуривался?
– Да кто же тебя знает, дорогой, что ты за фрукт?
– А кто тебя знает? Эти вон тоже… Вчера… Меня народ ехать сюда не пускал, а я говорю: мне уже все едино. И поехал. Стрельбу-то хорошо слышно было и моторов несколько.
– И чего эти?..
– Чего, чего… Когда твои-то прилетят?
– Жду. – Дядя Боря развел руками. – Обещали с утра, но как показывает мой опыт, утро у ночных бырбырдировщиков наступает после обеда.
– Бензину много у тебя?
– Приблизительно одна вторая от дохренища, – посчитал дядя Боря. – Тебе хватит.
– Техника немецкая интересует?
– Смотря какая. Танки принципиально не беру.
– Электрическая техника, – сказал дед. – Телефонные аппараты, радио, провода и еще всякая ерунда – я не разбираюсь.
– Черт знает… – честно признался дядя Боря. – Надо руками пощупать.
– Ну так пошли, – сказал дед и похлопал кобылу промеж ушей. Та проснулась и без дальнейших понуканий легла на обратный курс.
Дядя Боря оглянулся на самолет, на два трупа – он был слегка растерян. Потом решил, что, раз карманы у диверсантов вывернуты, а в самолетах тут километров на полста окрест никто не понимает, значит, собственно, охранять нечего. А сведения – они всегда сведения. Да ему и самому было любопытно. Он подхватил вещмешок и заспешил вслед за дедом.
По дороге выяснилось следующее. Вчера поздно вечером прилетели двое военных с автоматами. Сели возле церкви, но туда не сунулись, а нагрянули в уцелевшую часть села. Спросили, где Михайла Поп, зашли к нему, и сначала было тихо, а потом заголосила Михайлова баба. Народ высыпал на улицу, но к людям вышел один – дед его опознал, это тот, у которого лицо на месте, – и очень спокойно показал красную книжечку про «смерть шпионам». И пообещал, что, если кто вякнет, того возьмут в оборот как фашистского пособника. Пока один Михайла Поп пособник, вот с ним и разбираются, а что круто – так чего гниду жалеть?
Народ притих: военный был в своем праве, только не совсем прав. Когда церковь разбомбили, немцы пару дней шуровали в ней, разбирая завал, а потом кинулись искать Михайлу. Очень его искали, так искали, что снесли хату до основания, расковыряли весь подпол и натурально перепахали огород. Михайле это было побоку – он со всем селом прятался от войны в лесу, – а видела немецкое шевеление одна бабка, которой даже Армагеддон побоку, и та лежала дома на печи. Немцы ее допросили, куда Михайла делся, бабка показала в лес, те плюнули и убежали. Когда немцев из села вышибли и Михайла Поп вернулся к разоренному жилищу, он не особо горевал, переселился в бывшую женину хату и вообще глядел бодрячком.
– А он в натуре поп? – спросил дядя Боря.
– Да какой поп, заведующий складом. А склад-то в церкви был.
– Мать-перемать… – сказал дядя Боря и от волнения даже остановился.
– Соображаешь, – одобрил дед.
Когда немцы пришли, Михайла как лицо материально ответственное, а в целом выжига и фармазон, имел намерение при них развернуться. Но те отняли у него ключи от церкви и послали подальше. Михайла пытался стребовать с немцев расписку в том, что подотчетное помещение у него изъято, но вместо расписки схлопотал прикладом в ухо и сапогом по заднице. После чего немцев страсть как невзлюбил. И больше не совался к ним. И грозился, что они еще пожалеют. За каковую угрозу был немцами показательно высечен, да так, что потом неделю отлеживался.
И в общем, когда прилетела к Михайле «смерть шпионам», это было вроде правильно, а вроде и неправильно.
– И что дальше-то? – спросил дядя Боря, уже примерно догадываясь что.
