Дмитрий Никитин - Алайцы на Айгоне
- Хэнрих! - вскрикнула, обернувшись, старушка. Ее выцветшие глаза смотрели на штурмана с любовью. Старичок хлопнул Хэнга по плечу, быстро говоря что-то на непонятном Вин языке. Притихшие дети обступили сцену семейной встречи.
- Это мои родители, Фридрих и Марта, - пояснил Хэнг. - А это Вин, гостья с Гиганды, можете проверить на ней свой алайский...
- Добр пожжалуват! - степенно поклонился Фридрих, приподняв шляпу с пером.
- Пойдем в дом, я познакомлю тебя с Эльзой, - Хэнг потянул ее к дому, но с крыльца уже сбегала молодая светловолосая женщина. Штурман подхватил ее на руки, и они закружились, не замечая больше ничего вокруг.
- Прошу Вас, милочка, - старушка взяла Вин за руку. - Сын предупредил, что Вы устанете с дороги, я провожу в Вашу комнату.
***
Вин проснулась поздно вечером, потихоньку оделась и, скрипнув дверью, вышла на открытую веранду. Небо оставалось еще прозрачно-голубым, но внизу уже разлились плотные сумерки. На перилах сидел, подобрав под себя лапы, упитанный гладкошерстно-серый кот. Он скользнул равнодушным взглядом, а потом вдруг пристально уставился в пустой угол. Шерсть на загривке поднялась дыбом, под шкурой напряглись мускулы, из пасти вылетел шипящий плевок. В углу проявилась мимикрирующая ящерица Варра, издала ответное шипение. Кот презрительно отвернулся и спрыгнул в темноту.
Из соседнего окна лился приглушенный свет. Был слышен диалог на незнакомом языке. Его смысл, впрочем, нетрудно было понять - мама уговаривала маленького отправиться в кроватку. Мелодичный голос запел колыбельную, потом все стихло и свет погас. Через некоторое время на веранду осторожно вышла давешняя светловолосая красавица.
- Уснул, - сказала она еле слышно. - Давайте, спустимся в сад.
Они прошли по светлеющей дорожке к деревянной скамье, укрытой плотной тенью от деревьев.
- Вы так чисто говорите по-алайски, - заметила Вин.
- Я алайка, - блеснула в темноте улыбка, - приехала сюда после замужества. На Гиганде меня звали Еза. Зовите меня так...
- Наверно, это было сильное чувство, чтобы оставить ради любимого родной мир?
- Да, надо очень любить, чтобы быть готовой ждать так долго. Последний раз я видела мужа воочию восемь лет назад.
- Но мне показалось, Ваш сын... Ему никак не дашь больше пяти, - Вин запнулась и мысленно поблагодарила сумерки, скрывшие, как она вдруг покраснела.
- И тем не менее, это сын Генриха, - сказала Еза с мягкой усмешкой, - не забывайте, мы на Земле. Перед тем, как Генрих улетел, мы с ним сходили в Институт жизни, оставили оплодотворенную клетку. Когда я поняла, что не выдержу больше, если не увижу рядом с собой частицы любимого, попросила активировать процесс. Вынашивала, конечно, сама, хоть на меня и смотрели, как на дикарку.
В словах Езы слышалась печаль:
- Тут практически никто не может, чтоб сами... У них в прошлом веке генетические эксперименты чуть ли не на сельских фермах делали, скрещивали корову с крабом. Били Природу вдребезги! С людьми, конечно, меньше, но то же. И вот теперь самим ни зачать, ни родить, всё через машину. Да и не стремятся они рожать. Вечные дети: взрослые дети, старые дети. Не живут, а играют - от яслей до дома престарелых. Для каждого в любом уголке планеты всегда найдется уютная комната со всеми удобствами. Зачем, спрашивается, семью заводить, свой дом строить? А у Вас, Вин, есть дети?
- Нет, - Вин смущенно потупилась, - нет пока. Как-то некогда было о детях подумать.
Над волнистой кромкой леса поднялся ослепительно белый шар, глобус с синеватыми пятнами неведомых континентов. Это была Луна, которая так потрясла Гага. Да и кого бы не очаровало это фантастические зрелище.
- Завидую землянам, - смогла, наконец, произнести Вин. - Как они должны благодарить Создателя, что могут вот так запросто смотреть на другую планету. Прямо будто ты летишь в космосе.
- То же самое о небе Гиганды скажет житель Саракша с непроницаемыми тучами, - ответила Еза, - вот, мол, вы, гигандийцы, не цените великолепия звездного неба вашей планеты, а у нас нет ничего подобного... А землянам, нет, не завидуйте. Они бесплодны. Не только в смысле детей. Этот мир замер в сытости и благополучии. Еще не так давно у них была своя пружина - любопытство. Они видели смысл жизни в непрерывном познании. Жили просто потому, что это интересно; даже в искусстве искали вдохновение к творческому штурму. Любопытство толкало землян от звезды к звезде, от одной тайны природы к другой. И знаете, что, в конце концов, их остановило? Прогрессирующая специализация, бесконечность частных проблем! Оказалось, что полученной информацией практически не с кем поделиться. Кроме самого тебя и немногих коллег никому в общем нет дела, чем ты там у себя занят. Ну, кроме КОМКОН-2, конечно... Только в Комиссии по контролю и сохранились последние полилоги от безопасности!
Чувствовалось, что Еза уже не раз говорила на эту тему:
- И ведь не от науки идет эта специализация. От человека! Все обидчивы, как мальчишки; каждый хочет быть первым, пусть для самого себя, в своей узкой отрасли. И нет никакого внешнего стимула для обмена мнениями, соревнования на научном поле. На Гиганде, даже на Саракше по любой важной теме у каждого уважающего себя государства свой национальный институт. А таких государств, между прочим, не один десяток. И в институтах этих от ученых требуют не самовыражения, а реального дела, чтобы не хуже, чем у остальных! А здесь? Меньше, чем всеземной институт не открывают - не солидно; держать в таком институте двух научных светил - не серьезно, другому нужен свой институт, новое направление в науке.
Притихшая Вин затаилась в углу скамейки, подавленная обрушившимися на нее эмоциями.
- Извините, Вин, я наверное Вас совсем заболтала, - вымученно рассмеялась Еза. - Хотите, покажу Вам солнце Гиганды. Вот это Полярная звезда. От нее ковшик, созвездие Малой Медведицы. А ниже, вон там - Сигма Дракона, Гига... Этот свет, который мы сейчас видим, освещал Гиганду восемнадцать лет назад. Я тогда только университет закончила, мечтала сделать людей счастливыми, избавить от борьбы за кусок хлеба... А, может, нельзя лишать людей борьбы. Вдруг они людьми быть перестанут, а до богов не дорастут. Я думаю, может, на Гиганду вернуться. Слышала, жизнь у вас налаживается. Уговорю мужа, чтобы взял с собой, а потом там и останемся.
Вин, поколебавшись минуту, поведала о Гиге. Пока она говорила, Еза не произнесла ни звука. Только когда Вин замолчала, выдохнула воздух.
- Спасибо, что рассказали... Могла бы не успеть. Собиралась бы, собиралась. А времени-то мало остается.
- Еза, Вы хотите вернуться?
Алайка недоуменно посмотрела на Вин мерцающими во тьме глазами:
- Но ведь Вы же возвращаетесь!
***
Нуль-кабиной на плоской крыше Мирового Совета пользовались в основном любители прыжков на дегравитаторах. Колоссальное полуторакилометровое здание было втрое выше стоящего поодаль Дворца Советов, увенчанного гигантской скульптурой куда-то указующего древнего вождя. Дворец-постамент был построен в эпоху, когда город являлся столицей только шестой части планеты. Сейчас же он был лишь памятником архитектуры, как просматривавшиеся внизу сквозь облачную дымку кирпичные стены и башни старинной крепости, и весь старый городской центр, окруженный густой порослью тысячеэтажников. Их встопорщенные иглы превосходили высотой даже зеркальную призму Мирового Совета.
Размеры Зала Президиума, впрочем, оказались довольно скромными - полукруг простых столов вдоль забитых старинного вида книгами стен. Свое обращение Вин выпалила на одном дыхании, после чего была препровождена ожидать решения в приемную, заставленную креслами и сиденьями самого разнообразного размера и формы. Ее внимание привлекли два портрета, смотревшие друг на друга с противоположных стен. В чертах этих людей, пусть и своеобразных, не было ничего необычного. Но возникало чувство льющегося оттуда излучения, причем, от каждого своё, противоположное энергетике другого портрета.
Один изображал печально улыбающегося мужчины с узким высоким лбом, мощными надбровными дугами над запавшими глазами. Эти глаза смотрели с таким вниманием и чуткостью, что цитата внизу портрета, только подтверждала очевидный вывод. На табличке значилось: 'Из всех решений выбирай самое доброе'. С противоположной стены сверлил пристальным колючим взглядом круглых глаз абсолютно лысый человек с шарообразной головой и оттопыренными ушами. С презрительно изогнутого рта, казалось, была готова сорваться фраза, выписанная внизу: 'Не разрешается одно - недооценить опасность'.
- Вас тоже заинтересовали эти личности? - этот голос Вин совершенно не ожидала услышать. Ведь имперский ксенолог Ригг должен был остаться на Айгоне.
